Вологодский литератор

официальный сайт

Все материалы из категории Слово писателя

Николай Устюжанин

Николай Устюжанин :

НЕУГОМОННЫЕ. Рассказ

Почему наших родителей так мотало по стране? Архангельск — Кузино — Горький — Нижний Тагил — Астрахань — Тольятти — Сочи — Волгоград… Жили в бараках, съёмных комнатах, иногда нам давали квадратные метры в заводских общежитиях, тех же бараках. Моих будущих тестя и тёщу занесло в Казахстан, обитали они в вагончике. Там, в Казахской ССР, и родилась девочка, ставшая двумя десятилетиями спустя женой такого же путешественника.

«Предки» легко срывались с места, находили новую работу, бросали её без сожаления, брали расчёт. И ведь никто из начальства не возмущался, всё это было в порядке вещей. Страна строилась, росла, шла к цели, полетела в космос. Работала, работала, работала, а не торговала, торговала, торговала…
И всё же мне, тогдашнему ребёнку, приходилось терпеть неудобства постоянных переездов, стойкие холода (зимы тогда были настоящими, не чета нынешним!), новых соседей, не всегда трезвых, бесчисленных бабушек-хозяек. А как тяжело было привыкать к очередному детскому садику! Только подружишься с ребятами — тут же очередной прыжок в неизвестность. Таким, для примера, был набег на Воркуту. Длинный-предлинный железнодорожный поход сквозь белые снега и тёмные леса в город, с ног до головы обсыпанный угольной пылью. По-моему, мы уехали из него в день прибытия — не срослось с жильём. Обратная дорога было тоскливой — я считал телеграфные столбы по краям и мечтал о спокойной, тихой жизни.
Мечтать, конечно, не вредно, но в нашем семейном быту — совершенно бесполезно. Бесконечные перемещения «на перекладных», с ночёвками у деревенских старушек — «по милости» дороги, захлебнувшейся в грязи; авиаполеты в ритме автобусных поездок — и междугородные экспресс-забеги на «Икарусах» в режиме полета; речные пересадки с теплохода на теплоход в стремлении успеть, догнать и перегнать… Кого? Куда? — Нет ответа.
Помню аэровокзал в городе Горьком… Днем родители маялись в очереди, а я, устав стоять рядом, отпрашивался, ходил взад-вперёд по редколесью вокруг аэропорта, рассматривал самолёты с кожухами на моторах, кусты, цветочные клумбы, слушал рев кузнечиков, а поздним вечером — противное зудение комаров… потому что ночевали мы на скамейке.
Следующий день оказался таким же, как и предыдущий, только тянулся медленнее-медленнее, как время в фильмах Тарковского (это я потом узнал).
Когда ходишь в совершенном одиночестве и подолгу изучаешь какой- нибудь дом, механизм, дерево или картину, только тогда раскрывается полностью облик, проясняются детали, осознается смысл созданного природой или человеком… Я тогда не мог так объяснить происходящее во мне преображение, но чувствовал его гораздо сильнее и обьемнее.
Билеты нам так и не достались, пришлось ехать в общем вагоне, в духоте, с длинными остановками, — поезд обзывали «пятьсот-весёлым». От нечего делать я рассматривал в окне луну. Кто-то из пассажиров сказал, что скоро там будут ходить люди.
Поезд сменился речной «Ракетой», а затем попутным грузовиком в ночи. До Нижнего Тагила мы добрались совершенно изможденными, и я заболел.
Температура бросила на неудобную незнакомую кровать с отвратительно скрипящими пружинами, меня трясло, резко заболел живот. Мама принесла эмалированный таз вовремя — организм с болью вывернуло наизнанку.
За дверью соседи отмечали чей-то юбилей, а я лежал один в полутьме, — хорошо, что полоска электрического света пробивалась сквозь дверную щель. Мне стало очень плохо, но от слабости я не мог никого позвать. Я смотрел на потолок и вдруг понял, что скоро умру. Хохот соседей и грохот столовых приборов оборвались, и я неожиданно оказался… под потолком, увидев на кровати свое тело. Я забыл о боли, стало хорошо, легко и спокойно и совсем не страшно, но любопытство все-таки проснулось, — как это меня угораздило отделиться? Может, полететь, взмахнув руками? — такие сны часто мне снились. В них я мог свободно подниматься на любую высоту, преодолевать желанные расстояния, и вольный полет воодушевлял, хотелось и в жизни стать подобным, и таким же остаться здесь… А как же мои друзья? С ними так интересно играть, даже в простые прятки. Каждый из них рассказывает что-то своё, о машинах, о животных, о космосе… И так хочется увидеть космонавтов на луне!.. А мама и папа?! Они ведь с ума сойдут, если я не вернусь. В прошлый раз, когда болел, мама так переживала, плакала, обнимала и целовала, не отходила от кровати. Папа был угрюмым, курил на балконе, молчал, мучился. Но особенно мама… И тут я услышал голос, не мамин, но так похожий на её, когда она пела колыбельную. Мелодия звучала как будто со всех сторон и внутри меня. Никогда раньше я не слышал такой прекрасной, ангельской музыки, мне хотелось слушать её бесконечно, но невидимая связь со мной, лежащим, внезапно восстановилась, и спустя минуты я снова очутился на простыне с уже откинутым от жара одеялом, и только тогда понял, что это была потеря сознания.
За ночь я промок так, что несколько раз меняли бельё, а к утру выздоровел. Через месяц мои неугомонные родители «держали курс» на Астрахань…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Писатели-вологжане

Писатели-вологжане:

Александру Цыганову — 70 лет!

С юбилеем, дорогой Александр Александрович!
К писательским поздравлениям присоединяются читатели, библиотекари, а ещё — самые обычные вологжане (и не только они!), которым Александр Цыганов помогал и помогает в беде. Отзывчивость его стремительна и наполнена такой искренней болью и любовью, что начинаешь верить в самое лучшее человеческое начало, о котором напоминал нам постоянно Достоевский.
И проза Цыганова отличается не только правдивостью, трезвостью, но и нежностью даже по отношению к падшим, почти погибшим душам, она деятельна и спасительна, в ней есть свет веры…
Русскую литературу Александр Цыганов обожает и обороняет её с таким жаром, что диву даёшься!.. Он труженик уникальный, любую работу, от составления антологий и их оформления, до бесконечного редактирования собственных и чужих текстов, — выполняет до потери покоя, а то и здоровья.
Берегите себя, Александр Александрович, Вы очень нужны нам всем, пусть Ваше слово звучит как можно дольше. Многая лета!

Ссылка на сайт «Российский писатель» :

https://rospisatel.ru/zyganov-70.html

 

 

 

 

Виктор Бараков

Виктор Бараков :

«ЛУННЫЙ ПУТЬ» (главка в книге Ольги Чернорицкой «Энтропия. net». — М., 2025)

Название стихотворения Ольги Чернорицкой отсылает нас к традиционному стремлению идти «куда-то просто по привычке». Судьба, «заложница земного притяженья», с давних пор ведет нас, особенно поэтов, «туда – не знаю куда».

С тех пор, как Лермонтов вышел один на дорогу и сгинул, целая толпа пиитов вытоптала кремнистый путь, да так, что он, отполированный, не блестит, а сияет до рези в глазах.
Полировать начал ещё Василий Жуковский, посвятивший ночному светилу десять стихотворений и сравнивший его с таинственной лампадой («Подробный отчёт о луне»). Александр Пушкин безжалостно обозвал луну «глупой». С точки зрения Михаила Лермонтова, луна – это «блин со сметаной» («Посреди небесных тел»). Заступились за неё, пожалуй, только Фёдор Тютчев и Афанасий Фет.
Подлинное признание луна обрела в поэзии «серебряного века». Тусклое «время луны» породило многочисленные стихи о ней. Особенно отличился Константин Бальмонт, повторивший «подвиг» Василия Жуковского по количеству, но не по качеству. Поначалу он сравнивал луну с серпом, но потом одумался и назвал её царицей («Восхваление луны»). Марина Цветаева ограничилась банальным сравнением с серпом («Новолуние»), туда же двинул и Пётр Орешин, но позднее догадался сопоставить небесное тело с рогом степного буйвола («Месяц»). Николай Гумилёв сравнил луну с сияющим алмазом («Свидание»), а Иван Бунин – с обитательницей гарема (кто бы сомневался!).
Сергей Есенин разошёлся не на шутку и окрестил «желтоглазую» ягнёночком, жеребёнком, рогом и колоколом (ссылки приводить не буду, хрестоматийные строки известны из школьной программы).
Владимир Маяковский сравнил «ненаглядную» с «серебряной ложкой» («Лунная ночь»), завершив серебряный век по-своему.
В двадцатом столетии луна не затерялась, особенно у восторженных поэтесс. У Вероники Тушновой она «очерчена радужным кругом» («Тропинка»), у Ларисы Васильевой — соткана из льна («Льняная луна»).
Но дадим слово классикам… Николай Тряпкин оказался оригиналом и смешал со снегом «лунный порошок» (Дорога»). Владимир Высоцкий обошёлся без сравнений и ограничился упоминаниями луны в своих сочинениях. У Николая Рубцова – фольклорное восприятие отражённого луной солнечного света: «отблеск небесного счастья» («Осенняя луна»). А вот у Юрия Кузнецова, согласно славянской мифологии, она источник злого, тёмного начала. В стихотворении «Испытание зеркалом» сам дьявол открывает лирическому герою тайну своего зеркального обмана: «вместо солнца ты видишь луну».
Итак, беглый обзор (если хотите утонуть в лунном сиянии, возьмите в библиотеке антологию «Три века русской поэзии». — В.Н.) однозначно показывает, что ведущим тропом на этой поэтической тропе (простите за тавтологию) стало сравнение.
Ольга Чернорицкая решила не мелочиться и сравнила луну аж три раза подряд: с «вечной запятой, мирской скобой, белесою кавычкой». Понятно, что эта внешняя форма не луны, а месяца, но не будем придираться, куда важнее разгадать поэтический подтекст. В последующих строфах автор разъясняет смысл образного выбора.
«Вечная запятая» указывает на невозможность познания человеческим умом всей сложности бытия. Дух всеобъемлющий и вечный неподвластен ограниченному временем носителю сознания, поэтому и каждый человек в отдельности, и поколения в целом вынуждены «ставить запятую», передавать потомкам вечную «теорему Бога».
Но жизнь, «мирская скоба», невозможна без преодоления. Узкие врата, ведущие к спасению, открываются силой, — тут столько дверей, что устанешь за скобы дёргать, — но куда деться «заложнице земного притяженья»? Зато «стремление идти» (слова «иду», «идут», «идти» повторяются в стихотворении девять раз!) — даже ночью заслоняет от мрака.
Но, увы, ирония смерти главенствует, «ни свет, ни стоны, ни моленья» уже не воскресят, как в стародавние времена, и поэту, как и любому человеку,
оставляется привычка («замена счастию она»). Остаётся вынужденная самоирония, «белесая кавычка».
Так мы и живём в подлунном мире, ищем созвучия в душе, — обычно «под тяжёлый стон».
Как заметил ещё один из классиков, «этот стон у нас песней зовётся». Стихотворение – та же песня, удалась она или нет?
Внутренняя и внешняя цельность, самодостаточность, чувство ритма, выдержанный размер, композиционное кольцо – всё свидетельствует о том, что стихотворение сложилось по законам гармонии, оно зазвучало, стало жить и разрастаться согласно таинственному предназначению поэзии, родной сестры молитвы.
Каждый новый читатель увидит в нём что-то своё, но только после автора…

P. S.:
«Баллада о российском паспорте» мне тоже приглянулась (люблю иронию и самоиронию, особенно в перекличке с Маяковским). Я настроился написать о балладе жирный опус, но споткнулся о высокую ступень профессионального разбора Лусине Флджян, целым экспертом Совета Европы по образованию, доктору, профессору и прочая и прочая. А когда узрел её отчество (Грантовна!), то окончательно выпал в осадок…

Виктор БАРАКОВ, литературный критик, член Совета по критике при Союзе писателей России.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Лунный путь
Ольга Чернорицкая
**
Иду давно привычной темнотой,
Иду куда-то просто по привычке.
Луна плетется вечной запятой,
Мирской скобой, белесою кавычкой.
Наверно, с нею мы одних кровей —
Я и она — из тех, кто по дорогам
Идут за каждым — это тяжелей,
Чем ни за кем, и чем навстречу многим.
Иду, не зная, что такое враг,
Поскольку «за» вне этики и права,
Поскольку свет рассеивает мрак,
Неважно, где он: слева или справа.
Иду с тех пор, как желтая скоба
Мне указала истину слеженья:
Иди за каждым, ежели судьба,
Заложница земного притяженья,
Тебя зачем-то делает такой,
Как я, — не видящей земного света,
Венчает с непроглядною тоской
И заслоняет пленкою рассвета,
Зато дает стремление идти
Не выбирая, не давая знака,
И каждый, находящийся в пути,
Да будет ночью заслонен от мрака,
Да будет он под таинством луны
Искать созвучий с а капелла мира
И под тяжелый стон души-струны
Узрит зеркальность в раструбе эфира.
Но в мире есть и тот, кого уж нет…
Ни свет луны, ни стоны, ни моленья
Не воскресят его, и я – поэт,
Не посвящу ему стихотворенья,
И вот иду привычной темнотой,
Иду за каждым просто по привычке.
Луна плетется вечной запятой
Мирской скобой, белесою кавычкой.

 

Владимир Крупин

Владимир Крупин :

Молитва матери

«Материнская молитва со дна моря достанет» – эту пословицу, конечно, знают все. Но многие ли верят, что пословица эта сказана не для красного словца, а совершенно истинно и за многие века подтверждена бесчисленными примерами?

Отец Павел, монах, рассказал мне случай, происшедший с ним недавно. Он рассказал его, как будто все так и должно было быть. Меня же этот случай поразил, и я его перескажу, думаю, что он удивителен не только для меня.
На улице к отцу Павлу подошла женщина и попросила его сходить к ее сыну. Исповедать. Назвала адрес.
– А я очень торопился, – сказал отец Павел, – и в тот день не успел. Да, признаться, и адрес забыл. А еще через день рано утром она мне снова встретилась, очень взволнованная, и настоятельно просила, прямо умоляла пойти к сыну. Почему-то я даже не спросил, почему она со мной не шла.
Я поднялся по лестнице, позвонил. Открыл мужчина. Очень неопрятный, молодой, видно сразу, что сильно пьющий. Смотрел на меня дерзко, я был в облачении.
Я поздоровался, говорю:
– Ваша мама просила меня к вам зайти.
Он вскинулся:
– Ладно врать, у меня мать пять лет как умерла.
А на стене ее фотография среди других. Я показываю на фото, говорю:
– Вот именно эта женщина просила вас навестить.
Он с таким вызовом:
– Значит, вы с того света за мной пришли?
– Нет, – говорю, – пока с этого. А вот то, что я тебе скажу, ты выполни: завтра с утра приходи в храм.
– А если не приду?
– Придешь, мать просит. Это грех – родительские слова не исполнять.
И он пришел. И на исповеди его прямо трясло, говорил, что он мать выгнал из дому. Она жила по чужим людям и вскоре умерла. Он даже и узнал-то потом, даже не хоронил.
А вечером я в последний раз встретил его мать. Она была очень радостная. Платок на ней был белый, а до этого темный. Очень благодарила и сказала, что уже виделась с сыном.
Тут я уже сам с утра пошел по его адресу. Соседи сказали, что вчера он умер, увезли в морг.
Вот такой рассказ отца Павла. Я же, грешный, думаю: значит, матери было дано видеть своего сына с того места, где она была после своей земной кончины, значит, ей было дано знать время смерти сына. Значит, и там ее молитвы были так горячи, что ей было дано прийти и попросить священника исповедать и причастить несчастного раба Божия. Ведь это же так страшно – умереть без покаяния, без причастия.
И главное: значит, она любила его, любила своего сына, даже такого, пьяного, изгнавшего родную мать. Значит, она не сердилась, жалела и, уже зная больше всех нас об участи грешников, сделала все, чтобы участь эта миновала сына. Она достала его со дна греховного. Именно она, и только она силой своей любви и молитвы.
Владимир Крупин

Анатолий ПОДОЛЬСКИЙ

Анатолий ПОДОЛЬСКИЙ :

ВОЛОГДА, РУССКИЙ СЕВЕР И НОВОГОДНИЕ КАНИКУЛЫ. Путешествие на малую родину

Поездка в Вологду была запланирована давно, но всё откладывалась. Прошло чуть не два десятка лет с тех пор, как я перестал регулярно бывать в этом замечательном, уникальном городе. Перед нынешними новогодними каникулами было принято решение – надо ехать, пусть на пару дней, но вновь посетить Вологду просто необходимо. В юности я часто посещал этот город, так как миновать его тогда, по пути на мою малую родину – Никольский район, было практически невозможно.

Идею поехать в Вологду туристами поддержала дочка Катя и средний внук шестиклассник Иван. Жена в этот раз не смогла с нами поехать, но я твёрдо пообещал ей, что уже летом, во время отпуска, мы с ней побываем в Вологде. 30 декабря, на фирменном двухэтажном поезде Йошкар-Ола – Москва я отправился в столицу, где вместе с семьёй Кати встретил Новый год и уже в ночь с первого на второго января мы сели на проходящий через Москву поезд Смоленск – Архангельск и втроём отправились в небольшое путешествие. Хотя ехали в купейном вагоне, особым комфортом он не располагал. Мне даже показалось, что я вернулся в семидесятые-восьмидесятые годы, когда большинство пассажиров страны ездили в старых обшарпанных вагонах, где что-то всё время поскрипывает, постукивает, качается и так далее. Мы, привыкшие к комфорту и удобствам нашего поезда Йошкар-Ола – Москва, сначала несколько сникли, но благо посадка на поезд была за полночь, то мы сразу улеглись спать, а днём, ближе к полудню, уже прибыли на станцию Вологда 1.
В наше время переосмысливается роль личности в истории и можно с уверенностью сказать, что железнодорожная станция Вологда и вся Северная железная дорога появились благодаря знаменитому русскому меценату и известному промышленнику Савве Мамонтову. Памятник ему можно увидеть в Ярославле (в древнем городе, названном в честь великого русского князя), через который проходят поезда на Вологду, – прямо с перрона.
В 1859 году при участии семьи Мамонтовых было создано общество Московско-Ярославской железной дороги. Это было началом. Впоследствии Савва Иванович Мамонтов на собственные деньги построил железную дорогу от Ярославля до Вологды, а затем до Архангельска. Строительство было сопряжено с большими инженерными сложностями, в связи с тем, что большая часть дороги проходила по тайге, тундре и болотам. Неоднократно проложенные полотна и рельсы уходили в топь. Снова забивались сваи, насыпался камень и прокладывались рельсы. Так была построена Северная железная дорога, впоследствии переданная в казну, то есть в государственное управление.
Ещё до начала поездки я пытался донести до внука мысль о необходимости прочитать или выслушать от деда некоторые сведения об истории Вологды и вообще об освоении Русского Севера.
Под Русским Севером обычно подразумевается обширная территория на севере Европейской части страны, включающая в себя земли нынешних Вологодской, Архангельской, Мурманской областей, республик Карелия и Коми. К Русскому Северу в прошлом относилась и Вятская земля (нынешняя Кировская область), а также относящийся ныне к Уралу Пермский край. В настоящее время Русский Север относится к Северо-Западному Федеральному округу. Экономическая география также относит Русский Север к части Северо-Западного экономического региона. Но в области истории, этнологии и культуры Север является самостоятельным уникальным краем.
Русский Север стал первой географической областью, которая вошла в состав древней русской государственности в результате колонизации. В начале русской колонизации этот край назывался Заволочьем. С XVI века утвердилось название Поморье. В имперскую эпоху название Поморье постепенно стало заменяться сугубо географическим названием «Север».
Этот край лежит в бассейнах рек Северной Двины, Онеги, Мезени, Печоры, и обширного края озер, среди которых Ладожское, Белое и Онежское. Упирается Русский Север в моря Северного Ледовитого океана. В силу отдалённости от Атлантического океана климат Русского Севера – самый суровый в Европе. Суровость климата усиливается в северо-восточном направлении от Вологды к низовьям Печоры. При этом заполярное побережье Баренцева моря у берегов Кольского полуострова (Мурманская область) благодаря заходящей сюда ветви Гольфстрима не замерзает и зимой. Зато находящееся южнее Белое море покрыто льдом 6-9 месяцев в году. Вплоть до Полярного круга вся территория края покрыта хвойными лесами, в которых в западной части края преобладает сосна, в восточной – ель.
Низкие температуры и густая растительность в таёжной зоне способствуют слабой испаряемости, что привело к огромной заболоченности края. Не случайно долгое время в крае почти не было сухопутных путей. Реки были единственными путями сообщений.
К Северному Ледовитому океану наши предки вышли около тысячи лет назад. Осваивая зону лиственных лесов, славяне долгое время не выходили за пределы этой области, годной для земледелия, протянувшейся от Чудского озера, южного берега Ладожского озера и до линии современного Волго-Балтийского пути по рекам Шексне, Белому озеру и до Волги. Ранее по линии Волго-Балтийского пути шёл речной путь, часть которого приходилась на волоки. По этой причине земли к северу от водораздела Волги называли Заволочьем (впервые это географическое понятие употреблено в 1078 году). Далее на север лежала необжитая тайга, пугающая и одновременно завораживающая своими необъятными просторами.
Достигли южной границы тайги славяне уже в V-VI веке. Поселения славян того времени найдены на реках Чагодоще, Кобоже, Колпи, Мологе (в пределах нынешних Ленинградской и Вологодской областей). Вслед за этим славяне медленно начали проникать вглубь тайги, распространяя впервые в этих местах земледелие, завязывая торговые отношения с заволоцкой чудью, жившей еще в каменном веке. Под 862 годом летописи упоминают город Белоозеро, в котором князем сел брат Рюрика – Синеус.
В 1137 году в Уставной грамоте новгородского князя был составлен список новгородских погостов (поселений и пунктов сбора дани) в Заволочье. Многие перечисленные там населенные пункты существуют и по сей день. Так, в грамоте упомянуты Тудоров Погост, Вельск, Векшеньга, Тотьма, и другие поселения, которые и ныне можно найти в Вологодской области. В 1147 году новгородцы основали на волоке между реками Шексна и Сухона Вологду. Поселение это, естественно, было образовано намного раньше, но отчёт ведется от даты упоминания Вологды в письменных источниках, а именно, когда монах Герасим, пришедший из Киева, основал на этом месте мужской монастырь. В те времена все города начинались со строительства монастырей и крепостей.
Современная Вологда встретила нас лёгкой оттепелью, что уже не кажется странным в местах, где совсем недавно январь воспринимался как главный зимний месяц с сильными морозами и снежными сугробами. Внешний вид знакомого здания вокзала не изменился за два с лишним десятилетия. Мы сели в такси и поехали в гостиницу «Светлица». Водитель, молодой мужчина, за короткий промежуток времени успел нам немного рассказать о городе, объяснить, почему он работает в такси, хотя специалист-строитель высокого уровня, новом губернаторе и даже посоветовал, что обязательно надо посмотреть в Вологде. Надо сказать, что доброжелательность, отзывчивость и готовность помочь – это черты вологодских людей на генетическом уровне. Конечно, мы и сами старались расположить к себе разных собеседников, особенно случайных, чтобы впитать в себя как можно больше информации «от народа», но особых усилий не требовалось, люди и так охотно шли на контакт.
Несмотря на то, что время заезда в отель было определено заранее – 14 часов, а мы приехали в двенадцать, нам сразу выдали ключи в подготовленный трёхместный номер и попросили заказать блюда на завтрак следующего дня. Разместившись в гостинице, мы поспешили пешком пройтись по улицам древнего города, куда я так стремился.
Выйдя из отеля и пройдя немного по Набережной 6-й Армии вдоль реки Вологды, по пешеходному мосту, который называется Красный мост, мы перешли реку и оказались на набережной с каменными домами, в очертаниях которых сразу можно увидеть дворянские особняки и гимназии позапрошлого века. Эти здания, построенные в 19 веке, образуют впечатляющий архитектурный ансамбль, сохранённый в его первоначальном виде. Изменилось, естественно, назначение и внутреннее убранство помещений.
Рядом, у Красного моста, мы увидели скульптурную композицию в виде фонарного столба и примостившейся около него собаки. Этот памятный знак установлен в 2004 году к столетию электрического освещения улиц в Вологде. Как и принято, такую скульптуру надо обязательно погладить и даже чуть пожалеть дворняжку.
Недалеко находится Кукольный театр, и мы внимательно изучили его афишу. Затем, побродив по безлюдному Кировскому скверу с многочисленными скамейками, пошли по улице Ленина по направлению в центр через улицу Мира и проспект Победы. Около Дворца культуры, который одновременно используется для церемоний торжественных бракосочетаний, пообщались с группой девушек – подружек невесты, затем остановились около филармонии на площади Революции и задержались на площади Свободы. Кстати, здание филармонии построено в конце восемнадцатого века. С 1822 года в нём размещалось Дворянское собрание, при котором торжественно принимали императоров Александра I и Александра II. Наша прогулка продолжалась, но погода, хотя и была явно не зимней, всё равно была довольно промозглой и ветреной, и вскоре мы сообразили, что нам нужно согреться, а потому, побродив ещё немного по улицам города, мы зашли в кафе «Крылья и креветки». Молодая официантка на входе сразу предложила присесть за свободный столик. Я сказал, что вообще-то мы зашли просто погреться и вызвать такси на адрес кафе. Удивила реакция девушки:
– Вы располагайтесь, где вам удобно, грейтесь. Такси можно вызвать по нашему адресу… Но если всё-таки надумаете заказать кофе или чай, дайте знать, я рядом.
Тронутые таким вниманием и заботой, мы воспользовались советом милой официантки, выпили по чашечке горячего душистого кофе и вызвали такси. Уходя, я заверил официанток, которые прощались с нами, что мы обязательно заглянем к ним в кафе и попробуем что-либо из их основного ассортимента. Надо отметить, что слово своё мы сдержали.
По центру Вологды лучше всего ходить пешком, наше желание проехать на такси до Софийского собора объяснялся лишь тем, что хотелось сохранить силы и хорошее настроение для дальнейшего осмотра городских достопримечательностей. А смотреть было на что. Недалеко от Соборной горки мы прошли через украшенные новогодними гирляндами арки и остановились у русской печки, в которой варились блюда по старинным рецептам, которыми можно было угоститься прямо здесь, за установленными на улице столами. Я попытался поведать Ване, что это та самая печь, на которой катался известный персонаж русских сказок – Емеля. Но внук только усмехнулся: за печью на колёсах стояла компактная иномарка, которая и доставила мобильную печку в центр города, но разговаривая со мной на одной волне, Иван предложил: «Оглядись внимательно, где-нибудь в деревянном ведре отыщется щука для исполнения желаний». Щуки не было, но сама идея для привлечения туристов явно колоритна и обсуждаема.
Ваня пару раз скатился по снежно-ледяному скату берега реки, недалеко от памятника поэту, участнику Отечественной войны 1812 года Константину Батюшкову, и мы направились в Воскресенский кафедральный собор, что находится на Кремлёвской площади, постоять перед святыми образами и поставить свечки. Внутреннее убранство собора такого уровня требует тишины, душевного настроя, особого спокойствия и молитвенного преклонения. Этот величественный храм был возведён в 1776 году и построен в стиле рококо на месте разобранной угловой башни Архиерейского двора. В 1938 году был закрыт в соответствии с политикой борьбы против церкви советских властей того времени. С начала пятидесятых годов двадцатого века внутри собора размещалась картинная галерея. В наше время Воскресенский собор снова принадлежит Русской Православной Церкви и выполняет функции кафедрального храма.
Рядом с Воскресенским собором возвышается Софийский собор и колокольня. Этот храм – древнейшее из сохранившихся в Вологде зданий. Он возведён по указу Ивана Грозного в 1570 году посреди строящейся крепости по образцу Успенского собора Московского Кремля. Иван Грозный решил перенести столицу русского государства из Москвы в Вологду, и началось строительство соответствующей крепости – Вологодского кремля и главного собора – Софийского. Собор построили быстро, но случай не дал возможности Вологде стать столицей. Когда Иван IV осматривал изнутри построенный храм, на голову царя упал кусок штукатурки. Государь очень разозлился. Он предположил, что это дурное предзнаменование, а поскольку обладал взрывным характером, то тотчас покинул сооружение и приказал разобрать построенный собор на кирпичи. Более он не приезжал в Вологду, хотя ранее жил здесь месяцами. Только вологодские мужики и даже воеводство не стали выполнять сумасбродную царскую волю. Собор остался стоять на месте, а гнев государя вскоре забылся. Грозный при всей своей необузданности был в первую очередь государем и заботился о государстве, а может, кто-то из его окружения отговорил от опрометчивого шага. Теперь по этому поводу можно только легендами довольствоваться.
В моих семейных альбомах сохранилась фотография начала девяностых годов прошлого века. На ней я с детьми, и наша первая машина, на которой мы ездили в Никольск; мы стоим на фоне Софийского собора в раннее утреннее время. Тогда ещё можно было проехать по Кремлёвской площади рано утром или поздно вечером.
На этой площади в двухэтажном здании, построенном в стиле позднего классицизма, находится Музей кружева. Учитывая традиционность кружевных коллекций и современное оборудование, этот музей совершенно уникален. Здесь, кроме салона-магазина, есть кафе, учебный класс, постоянно работают выставки, о которых рассказывать очень сложно. Вологодские кружева надо разглядывать и восхищаться. Написать о них вполне достоверно и только в превосходной степени – не хватит образности слова даже романтикам и поэтам. Поэтому – приезжайте и восхищайтесь.
Обедать мы решили в ресторане Прометей, куда нас такси доставило за несколько минут. В нём всё выглядело солидно, достойно и весьма современно. Разнообразный выбор блюд, а цены соответствуют ресторанному уровню. Но поскольку мы были не просто туристы, а туристы отдыхающие, то я великодушно позволил моим спутникам выбрать любые блюда. Однако, Катя и Ваня не особо привередничали и заказали знакомые им блюда. Замечу по этому поводу, что желающим отведать традиционную вологодскую кухню – старинные её блюда, лучше посетить деревни, расположенные недалеко от областного центра, где некоторые предприимчивые жители открыли собственный бизнес, и в теремках соответствующего стиля, угостят гостей и туристов забытыми ныне «штями», нежными блинами, мясом, приготовленным в чугунках и в русской печи, домашним квасом и многими другими блюдами.
Обедая, мы с Катей вспоминали, какими домашними изысками угощала нас моя мама, Мария Васильевна, когда мы семьёй приезжали в родительский дом в деревню Подольская Никольского района Вологодской области. Какой чарующий запах вдыхали с утра, когда просыпались в родном доме. Слава богу, мы сумели сохранить отчий дом и после смерти родителей, отреставрировали его и регулярно приезжаем в родную деревню все эти годы.
После обеда, а время близилось к вечеру, мы решили немного отдохнуть в отеле, но неугомонный внук настоял, чтобы мы сыграли пару часиков в интеллектуальные игры, в которых он считал себе докой, и нам оставалось только согласиться. Ужинали поздно, в кафе «Крылья и креветки», куда пришли согласно данному обещанию и не пожалели. Всё было вкусно, а учитывая предупредительность персонала, мы остались очень довольны и возвращались в отель, взяв с собой большую коробку с пиццей. Так, на всякий случай, чтобы хоть немного заполнить холодильник, который находился в номере отеля.
Поздним вечером я вышел из гостиницы и отправился на набережную. Здесь, в одиночестве, я вспоминал, как когда-то, очень давно, прогуливался по этим местам с милой девушкой Галей Горбуновой. Я встречался с ней, когда учился в десятом классе Аргуновской средней школы. Галя была на год старше меня, школу закончила раньше, но сначала осталась в родном селе Аргуново. В этот период я и провожал иногда её домой, после вечерних киносеансов в клубе. Затем мы расстались. Галя уехала учиться в Вологду, а я в Йошкар-Олу. Однажды, года через два, в Никольском аэропорту ко мне подошёл молодой парень и спросил:
– Толя, ты меня не узнаёшь?
Это был Юра, младший брат Гали. Мы разговорились. Незаметно разговор зашёл о его сестре.
– Почему ты ей не пишешь и вообще не даёшь о себе знать? – спросил меня Юрий.
– Так она, по слухам, после меня встречалась с другим парнем. Как это будет выглядеть, если я напишу ей?
– Встречалась, очень может быть. Только, когда приезжает домой на каникулы, всегда о тебе спрашивает и, мне кажется, переживает, но первая тебе писать не будет – она у нас такая. Я тебе сейчас её адрес напишу, она в общежитии техникума живёт в Вологде.
Я нашёл Галю. Сделать это было нетрудно. Я прилетел в Вологду и у меня до отправления московского поезда, на котором я собирался ехать дальше, было чуть меньше суток свободного времени. Галя обрадовалась, увидев меня, а когда мы остались вдвоём, спросила:
– Сам решился приехать или подсказал кто?
Я ответил, не моргнув и глазом:
– Конечно сам!
Мы вместе провели незабываемый вечер, а на следующий день долго гуляли по зимним улицам города, но совсем не чувствовали холода. Потом пили чай с картофельными пирожками в каком-то кафетерии или кулинарии, и всё время разговаривали, держась за руки. Мы были молоды, категоричны, а наши отношения безоблачны и романтичны. Этот день пролетел необычайно быстро, мы забыли о времени, а спохватившись – чтобы я не опоздал на поезд, – мы ринулись на вокзал, и я боялся только одного – лишь бы Галя не поскользнулась на заснеженных тротуарах в своих кожаных сапожках, которые так элегантно облегали её стройные ножки, а потому держал её за руку и мы словно летели по городу, ведомые нежными чувствами и радужными мечтами. Я успел взять дорожную сумку из камеры хранения вокзала и вскочить в вагон, а Галя стояла на перроне и долго махала рукой вслед уходящему поезду.
Юношеские мечты и девичьи грёзы так и остались несбывшимися. Через пятнадцать лет я снова встретился с Галей, когда приехал на встречу выпускников в Аргуновскую школу. У нас, у каждого, были свои семьи, но мы были рады видеть друг друга. Мы с ней даже не стали скрупулёзно и детально разбираться: почему прекратилась наша переписка и кто виноват в этом? Нам было достаточно видеть друг друга и вспоминать с улыбкой наш забег по заснеженной Вологде, нашу юность, которая никогда не вернётся, но навсегда останется в памяти. Только сейчас я понимаю, что тогда на перроне Вологодского вокзала осталась не только девушка Галя, там навсегда оставалась наша юношеская непосредственность, искренность первых увлечений и отчаянная бесшабашность. Мои воспоминания прервала Катя, которая, обеспокоенная моим долгим отсутствием, позвонила мне. Пришлось возвращаться в гостиницу.
Утром следующего дня, позавтракав, мы отправились на такси в Спасо-Прилуцкий монастырь. Он находится на северной окраине Вологды, всего в 3-4 километрах от центра города. Монастырь основан в конце ХIV века Дмитрием Прилуцким, сподвижником преподобного Сергия Радонежского. В смутное время монастырь неоднократно грабился польскими интервентами и «воровскими людьми», поэтому его и без того высокие каменные стены были усилены, чтобы впредь захватчики не смогли их одолеть. А стены действительно выглядят впечатляюще. Туристы имеют возможность подняться на них и пройтись по одному из участков древнего защитного сооружения с башнями и бойницами.
В наше время, с 1991 года в монастыре возрождена монашеская жизнь. Возглавляет обитель наместник Ферапонт. Мне не удалось пообщаться с ним, но я поговорил с одним из молодых монахов, который и рассказал мне о жизни в монастыре и семинарии, что расположена на территории монастыря. Надо отметить, что монастыри ныне немногочисленные, в Прилуках постоянно находятся всего десять монахов. Но, как принято, на необходимые сельскохозяйственные и другие работы к ним приезжают паломники и добровольные помощники.
Во второй половине дня у нас была запланирована автомобильная экскурсия по Вологде. За несколько дней до поездки я пытался найти по интернету вологодского гида с автомобилем, но такой услуги на соответствующих сайтах не было. Тогда я обратился за помощью к своему старшему внуку Алексею из Москвы. И буквально через пару часов мне позвонила из Вологды экскурсовод Ирина и сказала, что уговорила своего мужа показать нам город из автомобиля, в котором он будет за рулём, а она – гидом.
Ирина и её муж, тоже Алексей, оказались очень приветливыми и разговорчивыми людьми. Ирина не только экскурсовод, она занимается составлением родословных для жителей Вологды, а потому беседовать с ней было интересно на разные темы. Алексей – мастер на все руки, он – строитель, плотник, реставратор и тоже хорошо знает историю города. У них в семье четверо детей, а для меня это является очень важной характеристикой.
Мы не спеша ехали по улицам, останавливались, выходили из машины, чтобы полюбоваться очередной достопримечательностью, и снова ехали дальше. Памятник 800-летию Вологды, знак «Нулевой километр», памятник букве «О», скульптурные композиции «Песняры» и «Вологодский почтальон», парки, скверы, многочисленные исторические здания, как например, Дом генерал-губернатора, гостиница «Золотой якорь» и бесчисленное количество деревянных домов, которые принадлежали в прошлых веках дворянам, купцам и зажиточным горожанам, а в наше время там размещаются офисы банков, страховых компаний, государственных учреждений и бизнес-структур.
Мы много фотографировались, да и как иначе. Разве можно проехать мимо оригинального дома с названием «Резной палисад», где, естественно, расположены прилавки с изделиями ручной работы местных умельцев и различными сувенирами. Что касается подобного рода товаров, то их предложение помогает понять, какое огромное количество туристов приезжает в современную Вологду. Например, осматривая торговые ярмарочные ряды в Архиерейском дворе (в древнем каменном строении), среди толпы людей мы даже искали друг друга, звоня по телефону. Через два часа, когда наше экскурсионное время закончилось, а Ирину ждали другие туристы для пешеходной экскурсии, Алексей, видя нашу заинтересованность в истории города, уже по собственной инициативе, без дополнительной оплаты продолжал показывать нам город. Он даже спросил: «Может, что-то ещё хотите посмотреть?». Я попросил ненадолго остановиться у драматического театра. В последние годы театр занимает много места в моей жизни и творчестве, а потому мне хотелось взглянуть на современное здание знаменитого Вологодского театра, который является одним из старейших театров России (основан в 1849 году). А завершающим штрихом нашей замечательной экскурсии было посещение торгового центра «Промыслы Вологодчины», где мы приобрели для родных и друзей вологодское масло. Давно знаю: все мои близкие и знакомые считают лучшим сувениром из Вологодской области – вологодское масло. Объяснять, почему – нет необходимости.
При покупках в «Промыслах Вологодчины» произошёл интересный эпизод. Я приобрёл несколько упаковок масла и, несмотря на настойчивые предложения продавщицы обратить внимание на другие товары, отошёл от прилавка. Наступила очередь Кати. Она взяла масло и хотела рассчитаться, но здесь расторопная девушка за прилавком, как показалось, с искренним изумлением спросила: «А вы что – не возьмёте эти трюфеля? Это же совершенно новый товар! Гордость мастеров наших». Катя согласилась. «К ним обязательно надо взять вот этот высокосортный сыр. Это наше новое чудо!». Катя снова не смогла возразить. Как долго это бы продолжалось, не берусь сказать, я в это время в другом конце зала приобретал деревянные расчёски с вырезанной на них надписью «Вологда», но Катя вышла из магазина с большим пакетом, заполненным различными продуктами, умело разрекламированными и проданными подготовленной и настойчивой продавщицей. На мои вопросы Катя только и ответила: «Она была так убедительна». Позднее об этом случае высокого мастерства девушки за прилавком в области маркетологии мы весело рассказывали родным и близким в Москве.
Расставались с Ириной и Алексеем мы добрыми приятелями и договорились обязательно продолжить знакомство с городом летом, уже в более полном семейном составе.
Как только мы оказались в отеле, я позвонил вологодскому поэту Михаилу Карачёву, который возглавляет региональное отделение Союза писателей России и встреча с которым была запланирована заранее. Михаил Иванович пригласил нас к себе домой. Мы знакомы давно, а встречались в 2023 году в Москве, накануне ХVI съезда Союза писателей России. Будучи делегатом съезда от Республики Марий Эл, я выехал в столицу на день раньше. Для этого были причины. 9 февраля в Представительстве Вологодской области была намечена творческая встреча с поэтом Михаилом Карачёвым. Нас связывают дружеские отношения, и я сразу откликнулся на его приглашение прибыть на вечер, где происходила презентация его новой книги стихов. С автором мы встретились у входа в старинный особняк в Староконюшенном переулке, где расположено Представительство. Это центральная часть Москвы и здесь находятся различные ведомства, в том числе посольства зарубежных стран. Мероприятие проходило в конференц-зале, но прежде чем пройти туда, мы рассмотрели галерею картин вологодских художников, размещённую в холле перед конференц-залом. На той встрече присутствовали председатель Вологодского землячества Михаил Евдокимов, бывший первый секретарь Вологодского обкома партии Валентин Купцов, сподвижник в области культуры и литературы, поэтесса Полина Рожнова и многие другие наши известные земляки. С некоторыми из них, как например, с Игнатием Белозерцевым, поэтом, уроженцем Никольского района, я уже был знаком ранее. Во время чаепития, которое стало непременным атрибутом подобных встреч, мне удалось пообщаться со многими земляками. Удалось, в том числе, поговорить с вдовой Василия Белова – Ольгой Сергеевной. Она сейчас живёт в Москве, а в вологодской квартире писателя – музей Белова.
Михаил Карачев не только поэт. Он с 1980 года активно занимается охраной историко-культурного наследия, долгое время руководил Государственной дирекцией по охране памятников истории и культуры Вологодской области. Внешне скромный, Михаил Иванович обладает стойким характером, что отметил тогда, на московской встрече, в своём выступлении Валентин Купцов. В годы, когда он руководил областью, Михаил Карачёв смело вступал с ним в жёсткую полемику по поводу охраны памятников культуры. Свою принципиальность, уже как общественный деятель, Карачёв сохранил и в наши дни. Именно благодаря его многолетней деятельности в защиту вологодских памятников архитектуры сохранены уникальные деревянные и кирпичные дома в центре города. Принципиальность Михаила Карачёва известна и среди литераторов страны. Дело в том, что именно он проводит большую работу, чтобы в Вологодском региональном отделении Союза писателей России были настоящие поэты и прозаики. И действительно, писательскому сообществу Вологодчины есть чем гордится. В немногочисленной региональной писательской организации в основном известные авторы.
Дом с вековой историей, в котором живёт с семьёй Михаил Карачёв, тоже пришлось восстанавливать и сохранять, а для этого требуется потратить не только время, усилия, но и финансовые ресурсы. Это того стоило. Просторный, из нескольких комнат, жилой дом, построенный из огромных брёвен, является типичным образцом деревянных строений Вологды.
Хозяин дома встретил нас на улице, его жена Надя ждала нас в большой комнате, где был накрыт стол. Мебель в зале соответствовала стилю и возрасту дома: деревянные комоды, шкафы и стулья были изготовлены много десятилетий назад. Каждый элемент такого необыкновенного гарнитура имеет свою историю, о чём вкратце и поведали нам хозяева. За чаем мы разговаривали о проблемах, с которыми сталкивался Карачёв, когда в различных инстанциях добивался сохранения домов и улиц города в их историческом виде. Эти истории от первого лица о борьбе за город в том виде, каким он сейчас выглядит, должны знать население и чиновники областного центра. Надеюсь, Михаил Иванович опубликует свои воспоминания отдельной книгой.
Через пару часов мы в сопровождении Михаила рассматривали каменные особняки и деревянные дома Вологды, о каждом из которых он мог долго рассказывать. Естественно, побывали и у здания, где располагается офис регионального отделения Союза писателей России. Как и следовало ожидать, оно тоже по-своему уникально и имеет свою любопытную и поучительную историю.
Вечером мы с Михаилом, уже без сопровождающих, сидели в пивном баре. В вечерние часы первых дней нового года сложно найти свободные столики в городских кафе и ресторанах, а потому мы продолжили наши разговоры в небольшом помещении с названием «Пивоварня» и с удовольствием угощались пивом, изготовленном в Великом Устюге, под названием «Семён Дежнёв». Оно полностью соответствовало имени марки пива: пенистое, крепкое и даже, определённо, солидное. Количество закусок в баре манило своим разнообразием. Теперь, оставшись вдвоём, мы разговор наш полностью посвятили писателям и литературе. Михаил знает лично всех вологодских литераторов и знаком с творчеством многих российских писателей. Говорить с ним на эти темы было чрезвычайно интересно и полезно. Сначала разговаривали о Василии Белове, Николае Рубцове, Ольге Фокиной, Викторе Коротаеве, затем мой собеседник дал подробную оценку творчеству некоторых современных авторов. Естественно, сидя, говоря образно, «за кружкой пива», мы не могли обойти тему пивоварения в сёлах и деревнях Вологодской области в недавнем прошлом. Здесь, надеюсь, уместно изложить некий экскурс о деревенском пиве нашего северного края.
Из детских воспоминаний, что я сохранил, самыми яркими являлись регулярные и повсеместные тогда, в восточных районах Вологодской области, деревенские праздники. Народ умел не только работать. Люди умели устраивать себе так называемые Летние праздники. В каждой деревне был определён день, когда раз в году одновременно все жители деревни варили пиво (ничего общего с повсеместно принятым современным понятием пива оно не имеет) и звали в гости родных и знакомых из других деревень. Этот день так и назывался «Праздник».
В Калинино праздник проходил в Заговенье (день начала сенокоса), в Челпаново – в Николин день (19 июня), в Наговицино – в середине сенокоса, в Подольской – в Вознесенье.
Процесс изготовления деревенского вологодского пива, которое являлось непременным атрибутом всех праздников и застолий многие десятилетия, достаточно сложен и непременно требует практических навыков. Даже зная рецепт приготовления, неподготовленный человек не сможет сварить этот неповторимый напиток. После того, как была намечена дата варки пива, сначала вымачивали в реке мешки с рожью, проросшую рожь просушивали и везли на мельницу. Там приготавливали солод, это основной компонент. Для варки пива необходимо заблаговременно взять у односельчан или у жителей соседних деревень, которые недавно варили пиво, так называемый, «мел» – это неупотребляемый осадок от основного продукта. В те годы пиво варили часто и с «мелом» проблем не было, в наши дни иногда приходится ехать за «мелом» довольно далеко, а прежде чем ехать, надо узнать, где недавно варили пиво. Без этого ингредиента и начинать бесполезно. Кроме того, обязательно нужен хмель, который раньше выращивался в каждом подворье, а в наши дни это тоже редкость. Когда всё было подготовлено, на улице разжигали большой костёр, поленья дров, для которого складывались особым способом, так, чтобы внутри костра можно было положить большое количество речных камней. Камни нагревались докрасна, и тогда их на вилах несколько человек носили от костра к пивовару, который принимал раскалённые камни в деревянный ковш с длинной ручкой и опускал в большой деревянный чан (бочка диаметром полтора метра и больше). В чане заранее готовили специальный раствор из солода (солод приготавливали из проросшей ржи). В центре бочки находился высокий деревянный штырь, который закрывал соответствующее отверстие в днище бочки. Мастер-пивовар, опуская в раствор горячие камни, доводил его до кипения (даже зимой, в сильные морозы). Самое главное в процессе – удержать кипящий раствор в чане. Если переборщить с количеством камней, то от высокой температуры раствор «поплывёт» и буквально вывалится из чана белой пеной, как каша, оставленная на огне забывчивой хозяйкой. Мастер сам определял время готовности продукта. Из снопов делался специальный фильтр в виде крестовины, он надевался сверху на штырь и опускался на дно чана. Затем, когда содержимое чана остывало, пивовар укладывал поперек бочки деревянное весло, которым он, как правило, размешивал раствор и осторожно с помощью ножа, для которого весло становилось опорой, начинал приподнимать штырь из чана. Это самый ответственный момент. Если все сделано правильно, то из-под чана в специальное деревянное корыто (сам чан устанавливался на два толстых бревна, которые лежали на земле, а между ними ставили корыто) тонкой струйкой начинала течь прозрачная, с багровым оттенком жидкость, которая называлась сусло. Если же сусло грязного цвета, с различными примесями или же оно не текло вовсе, то вся работа насмарку, исправить её не возможно. В таких случаях обычно говорили: «Сварил кисель».
При подобном конфузе всё содержимое из чана скармливали скоту, а горе-мастера уже не считали пивоваром. Но это бывало крайне редко. Прежде чем самостоятельно варить пиво мужчины приобретали навыки от отцов, родственников, соседей и так далее.
Затем пивовар с помощью ножа регулировал струю сусла: устанавливал нож в соответствующее стационарное положение для равномерной струи. Женщины маленькими деревянными ковшами вычерпывали из корыта сусло и заполняли им котёл, куда добавляли хмель, затем этот состав кипятили (котёл подвешивался, а под ним разводили костёр). Полученный продукт складывали в лагуны (небольшие деревянные бочки с маленьким отверстием в верхнем днище, которое закрывалось деревянной пробкой) и добавляли туда «приголовок» (мел). В этих лагунах сусло окончательно приобретало свойства пива. Лагуны с пивом опускались в погреб, где оно могло храниться 3-5 дней. Такое пиво может иметь достаточно высокое количество градусов 10-12.
В Праздник в каждом доме гостей угощали пивом и разными закусками. На столах стояло варёное, жареное, сушёное мясо, солёные грибы, картошка и капуста в различных вариациях, пироги, которые хозяйка обязательно пекла сама, мочёная брусника, рыба, холодец и разные другие приготовленные хозяйкой блюда. Гости тоже не приходили с пустыми руками. Женщины несли с собой большие корзины, в которые были положены пироги, испечённые по этому поводу из белой муки, а также конфеты, печенье и другие сладости. За столом непроизвольно проходил своеобразный конкурс среди хозяек – у каждой пироги имели свою неповторимую особенность, и каждая по очереди угощала ими хозяйку и гостей с непременной подачей белужки пива. Мужчина мог взять с собой на Праздник гармошку.
Одевались по такому случаю в лучшие наряды. Для женщин это были, как правило, нарядные «тройки», то есть сарафан, кофта и фартук, отороченные цветными лентами. На голове обязательно должен быть платок или полушалок. На ногах в большинстве своём были лапти, но в такие дни можно было увидеть женщин и девушек в сапожках, а мужчин и парней в сапогах. Молодые девушки, которым родители строго наказывали беречь дорогие сапожки, обычно шли на Праздник в другую деревню в лаптях, а сапожки несли в узелке. Не доходя до деревни, где предстояло гулянье, они надевали сапожки, а лапти прятали в стогу сена или в кустах. После Праздника, возвращаясь домой, они снова надевали лапти, а сапожки несли в руках. Это традиция сохранялась до 40-х годов 20-го столетия.
Мама мне рассказывала, что в предвоенные годы она вместе со своей подружкой Манькой Ираидкиной пошла на Праздник в Оксилово. Они, как обычно, переобулись у деревни, а лапти спрятали в стогу соломы. На Празднике они гуляли со знакомыми парнями, которые явно проявляли к ним интерес. Вместе они плясали, водили хороводы, а когда девушкам пришла пора возвращаться домой, ребята напросились провожать их. Девушкам парни тоже нравились, да и знакомы они были давно, поэтому поначалу очень были рады, что их провожают. Проходя мимо скирды с соломой, подружки переглянулись, но при парнях признаваться, что они пришли на Праздник вообще-то в лаптях, конечно, не захотели. От Оксилова до Подольской километров шесть. Так и шли они вчетвером, разбившись парами, до самой деревни. На опушке, у деревни девушки попрощались с провожатыми и пожелали им счастливого обратного пути. Когда парни скрылись, подружки несколько минут беспрерывно хохотали, а потом отправились обратно до Оксилова за лаптями. Две Мани дружили с этими ребятами до самой войны. Парней призвали на фронт во время Великой Отечественной войны и оба не вернулись.
На Празднике всюду звучали гармони и тальянки. Девушки, молодые женщины вставали в ряд человек по 6-8, брали друг друга под руки, сбоку крайним пристраивался гармонист и такими шеренгами, одна за другой, с песнями и частушками, шли вдоль центральной деревенской улицы.
Затем на площади водили хороводы, плясали и, непременно, снова пели частушки про милёночков, дролей, зазноб и ягодиночек. Здесь парни плясали с девушками, общались с ними и высматривали себе будущих жён. Праздники носили подчёркнуто светский характер. При строгом патриархальном укладе жизни девушкам не дозволялось в обычные дни гулять с парнями, тем более из других деревень. Парень мог открыто приходить к девушке на свидание, только когда она была уже за него сосватана. Видимо поэтому, чтобы в деревнях были определённые дни, когда девушки и парни могли запросто общаться, наши предки и придумали в древние времена такие Праздники. Да и вполне взрослым людям хотелось отдохнуть от повседневных дел.
Сейчас уже именно такое пиво даже в деревнях не варят. Применяют при изготовлении другие ингредиенты. Но традиции в определённой мере сохраняются. Например, на Ильинской ярмарке в Никольске ежегодно проводится конкурс пивоваров.
А в этот январский вечер мы расставались с Михаилом Ивановичем в надежде, что обязательно вновь увидимся в Вологде и в Йошкар-Оле, куда я пригласил вологодского поэта и друга.
Я давно уже живу Йошкар-Оле, которая стала для меня родным городом, где прошли основные этапы моей карьеры и творческой деятельности. За это время региональная столица изменилась до неузнаваемости. Новые мосты через реку Малая Кокшаг, великолепные дворцы, златоглавые храмы и просто красивые здания придали столице Марий Эл облик европейского города со своим имиджем и особенностью. Здесь мой дом и семья. Здесь выросли мои дети и подрастают внуки. Сейчас, бывая в разных регионах России и других странах, сравнивая благоустройство территорий, архитектуру и различные коммуникации городов, надо признать, что Йошкар-Ола достойно выглядит в ряду самых красивых городов.
Все эти годы, проведённые в Марий Эл, я не забывал о своей малой родине, где прошло моё детство. В тридцати километрах от небольшого города Никольска Вологодской области стоит наша деревня Подольская, где жили мои родители, деды и прадеды. Деревня стоит в чудном по своей красоте месте, на берегу речки Шарженьги, в которой, на удивление, водятся ещё настоящие раки, пусть не такие крупные, как в детстве, но водятся.
Никольск тоже преобразился. Во времена моего детства жители окрестных деревень называли его уважительно – Город. Если нужно было побывать в райцентре, то говорили: «Поехал в Город». Тогда на улицах не было асфальта, а тротуары были деревянными и довольно узкими, но здесь была «городская» атмосфера: женщины ходили в платьях, а не в деревенских сарафанах, работал рынок, парикмахерская, ателье, в киоске можно было купить мороженое, а по субботам в парке молодёжь танцевала под радиолу.
Главным транспортным узлом района был аэропорт – здесь всегда было многолюдно, а с билетами – постоянные проблемы, особенно в летнее время, и знакомство с кассиршей аэропорта считалось необходимым и престижным.
Сейчас уже и не подсчитать, сколько раз я взлетал и приземлялся в качестве пассажира с Никольского аэропорта. Но прилететь – это ещё полдела. В распутицу автобусы не ходили, да что там автобусы, в дождливую погоду в некоторые деревни можно было проехать только на гусеничном тракторе. Бывали случаи – на тракторе молодожёны в сельсовет регистрироваться приезжали.
В наши дни Никольск имеет все признаки цивилизации: асфальтовые дороги, облагороженная набережная, удобные, многочисленные магазины, современные частные коттеджи, которые образовали новые улицы. Молодёжь в свободное время может посидеть в кафе, а потребность в аэропорте и вовсе исчезла.
Это теперь из Йошкар-Олы до Никольска я могу проехать на автомашине за пять-шесть часов, а четверть века назад на такое путешествие необходимо было потратить не менее двух дней.
Как правило, ехали через Килемары, Шарангу, Тонкино, Урень и Ветлугу. Миновав Шарью, приходилось делать тысячекилометровый крюк через Кострому, Ярославль, Вологду, Тотьму, хотя до Никольска оставалось менее ста километров, но проехать эти километры не представлялось никакой возможности. Поэтому вместо пятисот километров, что составляет современное расстояние от Йошкар-Олы до Никольска, мы в те годы проезжали все полторы тысячи с ночёвкой в Макарьеве, в гостинице, располагавшейся в бывшем купеческом доме с узкими деревянными лестницами, резными колоннами и мраморными вазами, или в Вологде, в двухэтажном деревянном доме, где жила с семьёй моя двоюродная сестра Александра.
Дорога из Вологды до Никольска в те годы тоже была достаточно непредсказуемой. Встречалось всякое: ямы, не заметные после дождя, сколы и ухабы. Когда мы впервые ехали на своей машине всей семьёй в отпуск к родителям в деревню, в Никольский район, уже по территории Вологодской области, то машина несколько раз неожиданно сваливалась в ямы, заполненные водой. Тогда моя жена Лида, сняв туфли, выходила из машины и несколько сот метров на этом разбитом участке дороги шла босиком впереди машины, проверяя таким образом наличие больших ям. У детей это вызвало жуткий восторг, они хотели последовать её примеру, но я, конечно, не разрешил им делать это.
В наше время, после Шарьи мы мчимся в Никольск напрямую, не поворачивая на Кострому и Вологду, по хорошей трассе, а от Шарьи до наших родных мест остаётся совсем немного, что всегда радует моих детей и внуков. Они хоть и родились не на Вологодской земле, но с самых малых лет регулярно бывают в нашей деревне и считают её родной.
По обеим сторонам от шоссе стоит русский северный лес, в котором смешались нарядные берёзы, строгие ёлки, подтянутые сосны; среди них можно видеть ветки нежной рябины, безобидной ольхи, вездесущей осины, и всё это, обрамлённое кустами, мхом, ягодниками, составляет радугу северной природы.
А ведь нормальной дороги Шарья – Никольск до недавнего времени не было столетиями. Летом проехать было невозможно, а зимой грузовики проезжали по узкой дороге, но с наступлением весны любое прямое сообщение вновь прекращалось. Однажды зимой, будучи молодым специалистом, я вместе с отцом добирался из Никольска до Шарьи, где мы садились на поезд до Москвы. Отец через знакомых договорился, что рано утром водитель попутной машины заберёт нас в Кожаево, куда мы заблаговременно приехали и ночевали у родственников. Мы поднялись очень рано и выехали ещё затемно. В кабине грузовой машины было достаточно тесно, а дорога была очень неровной – сплошные ямы и ухабы. Ехали мы по так называемому зимнику медленно и в Шарью приехали ближе к вечеру, когда уже снова темнело. То есть ехали мы, считай, весь день.
Мне пришлось ещё раз проделать такой маршрут зимой, но уже в середине девяностых годов, когда я ехал на УАЗике из Йошкар-Олы в Никольск. Тогда я работал первым заместителем главы администрации Медведевского района Республики Марий Эл, у меня в распоряжении была служебная «Волга» и я на несколько дней поменял её на УАЗик, договорившись с одним из руководителей подведомственных структур. Водителя УАЗика я хорошо знал, он неоднократно совершал со мной поездки по району и республике. Из Йошкар-Олы мы с ним выехали в семь утра. В Павинском районе Костромской области выяснили, что до Никольского района сможем добраться только по зимней лесовозной дороге. Уточнив направление, мы двинулись дальше. Дорога, по которой лесозаготовители вывозили древесные хлысты на больших лесовозах, была совсем узкой. Сразу за ней был глубокий снег и густой лес. Меня беспокоило только одно: если будет встречная машина, как мы разъедемся? Но опасность нас подстерегла несколько иная. Дорогу нам перекрыл громоздкий грузовик-фургон. Он частично съехал с дороги и увяз в снегу небольшой канавы. Самостоятельно выехать он не мог. Требовался трактор. Уже вечерело (зимой рано темнеет). Мы решили, что попробуем объехать застрявшую машину, а затем возьмём с собой водителя грузовика, с тем, что он доедет с нами до лесопункта, недалеко от Пермаса, а там будет договариваться насчёт трактора. Но когда стали объезжать грузовик, колеса УАЗика увязли в снегу, под которым был лёд, и тот обломился. Более чем наполовину колеса УАЗика находились в жидкой неоднородной массе изо льда, снега и воды. (Это была то ли канава, то ли болото.) Попытки самостоятельно выбраться ни к чему не привели. На наше счастье, подъехал ещё один УАЗ. Он помог выбраться нашей машине, и мы всё-таки смогли объехать грузовик. Далее мы продвигались вместе, на двух УАЗиках, по вечерней дороге при свете фар. Водитель грузовика вышел из нашей машины, когда рядом с дорогой появились огни в окнах домов лесопункта. В Никольск мы прибыли поздно, но оставшиеся километры до родной деревни проехали быстро.
Исторически Вологодская и Костромская область очень тесно связаны, а вот нормальной дороги между этими областями на восточных частях их территорий никогда не было. Идея строительства дороги, соединяющей Никольск и Шарью, была выстрадана не одним поколением жителей. Более того, она соединила бы и другие города и населённые пункты, от Урени Нижегородской области до Котласа Архангельской области.
Мой друг и земляк Горбунов Геннадий Александрович рассказал, как осуществился замысел соединения хорошей дорогой двух соседних областей. В то время Горбунов работал главой администрации Никольского района и непосредственно принимал участие в инициативе строительства дороги.
В кабинетах Вологодской областной администрации знали, что Никольский район держится на заготовке древесины, но древесина в основном – низкосортная, предприятия по её переработке находятся в Шарье, и строительство дороги поднимет экономику обеих областей, поскольку у всех заинтересованных предприятий в разы вырастают промышленные объёмы производства.
Идею поддержали, но как убедить правительство России выделить финансовые средства на эту масштабную стройку? Вячеслав Позгалев, тогда руководитель Вологодской области, и сам проникся идеей строительства дороги. Поручил подготовить расчёты и письма Департаменту дорожного строительства Российской Федерации. Материалы были подготовлены, одобрены первым заместителем губернатора Плехановым Александром Николаевичем и лично Позгалевым, а затем переданы главному дорожнику страны Виктору Григорьевичу Артюхову, которого пытались убедить о важности данной дороги. Но Москва ответила отказом. На этом дело должно было закончиться, но Геннадий Александрович не успокоился. Поскольку губернатор больше не хотел терять время на неудавшийся проект и не желал это впустую обсуждать, Горбунов вновь и вновь заходил к первому заместителю губернатора Александру Плеханову. Это был руководитель-работяга, требовательный и жёсткий, но умный аналитик, умеющий просчитывать перспективу. Геннадий Александрович буквально настаивал, чтобы тот не отступался от идеи строительства дороги.
– Не получилось с первой попытки, значит, мы должны придумать что-то такое, на что Москва должна среагировать положительно, – повторял Плеханову Горбунов.
Не сразу, но идея возобновления рассмотрения проекта созрела:
– Надо грамотно подготовиться и направить материалы не от одной области, а от имени губернаторов четырёх заинтересованных областей: Костромской, Нижегородской, Архангельской и Вологодской областей, и вместе сходить на приём к Виктору Григорьевичу Артюхову.
Это предложение надо было сначала правильно донести до губернатора Позгалева. Вячеслав Евгеньевич оценил неординарный дипломатический ход. Началась подготовительная работа для организации обращения в правительство России: сначала на уровне заместителей губернаторов (телефонные переговоры, письма, документы), а затем были вовлечены и сами губернаторы. И дело сдвинулось! Осенью 1998 года в Никольск на вертолёте прибыл руководитель дорожного ведомства страны Артюхов Виктор Григорьевич. Он сам на месте решил оценить реальность и необходимость строительства дороги, в которой в конечном итоге заинтересованы многие регионы. Тогда это был момент истины. От этого человека зависела судьба столь необходимого для района строительства и надо использовать все приемлемые методы, в первую очередь показать вологодское гостеприимство. Известному в районе мастеру Александру Парфенову был сделан специальный заказ на изготовление двух деревянных ведёрных кадушек. Со всей округи собрали грибы, подобранные по размеру, красоте и качеству.
Опытный специалист-дорожник Виктор Григорьевич осмотрел предполагаемую трассу на месте и сделал своё заключение:
– Средства распылять не дам. Деньги выделим, только если вы сможете вести работы оперативно и построить эту дорогу за год. Начинайте прямо сейчас. Со стороны Шарьи (там уже есть насыпь) работают Костромская и другие области, с вашей стороны – только вы. Сдача вашего участка (14.7 км) и Шарьинского (25 км) – осень 1999 года. Требование – окончательное.
При посадке в вертолёт Виктору Григорьевичу подарили новые кадушки с отобранными, словно на выставку, грибами. Кстати, связь Артюхова с гостеприимной Никольской землёй сохранилась и после окончания строительства дороги. Впоследствии он всегда интересовался делами в Никольском районе и при случае передавал приветы.
У всех участников строительства после Артюховского посещения были развязаны руки. Работы начались без промедления. Проектная документация ещё была только заказана, а уже рубили просеку для дороги. Требовалось большое количество песка и щебня, а своих карьеров нет. Решения приходилось принимать часто авторитарно, а осторожничать, оглядываться и просчитывать последствия не было времени. Это того стоило. Дорожники на поступившие федеральные деньги приобрели новую технику, которая без выходных работала на трассе. Количество работников ДРСУ достигло 380 человек. Люди получали достойную зарплату. Налоговые поступления пошли в район и область полностью и без задержек.
Летом 1999 года в самый разгар строительства дороги Шарья – Никольск я с семьёй ехал в отпуск в родные места на своей машине, тогда у меня была обычная «шестёрка». Уже можно было проехать по новой трассе. Часто приходилось останавливаться и ждать, когда строители дадут возможность проехать, но эти задержки нисколько не раздражали – все понимали: скоро, совсем скоро здесь будет новая современная асфальтированная дорога. Всюду работала различная техника: бульдозеры, скрепера, краны, катки, экскаваторы, трактора и различные марки грузовых автомашин, в основном «Камазы». На этом строящемся участке дороги наши дети прямо из салона машины, через стекло подсчитывали – сколько единиц техники здесь единовременно занято. Насчитали свыше двухсот. А вдоль дорог стояли вагончики строителей, летние открытые кухни, заправочные цистерны и другое. Для нашего края это действительно была «стройка века».
Когда запланированные объёмы работ подходили к концу, в Никольск снова прибыл Артюхов. Высокопоставленный чиновник был доволен результатами работы. А у района уже новое предложение – давайте сделаем объездную дорогу около Никольска по направлению в Великий Устюг. И снова Артюхов дал добро. А это новые объёмы работ для никольских дорожников, строителей, автотранспортников. Таким образом, дорога эта позволила несколько лет получать дополнительные средства в бюджеты района и области и обеспечивала бесперебойной работой многие организации.
После сдачи в эксплуатацию ехать по ней было одно удовольствие. Ширина асфальтового полотна была не как обычно – 8 метров, а 11 метров. Ровное широкое шоссе, проходящее через лес, болота, речки, многочисленные холмы и угоры, соответствовало всем стандартам дорожного строительства. Впечатленный в то время красотой новой дороги, ведущей на мою родину, я даже написал небольшую новеллу под названием «Счастливый день».
В каждый свой приезд в родной район, он сейчас называется Никольский округ, я захожу к главе округа Вячеславу Панову, и тот мне подробно рассказывает о километрах других новых дорог, построенных в округе. Конечно, финансируется такое строительство, в основном, за счёт трансфертов, поступающих из области, однако это не уменьшает заслуг местных руководителей и дорожников. А помощь из областного центра – только во благо.
Пример тому – восстановление Сретенского собора в центре Никольска, который является символом города, но после пожара два десятка лет имел удручающий вид, несмотря на то что всё это время местные жители пытались собрать средства среди населения, но их было явно недостаточно. Новый губернатор области Георгий Филимонов понял, что значит для жителей города и района это историческое здание, и выделил необходимые средства для приведения внешнего вида собора в первозданный вид, чем сразу заслужил доверие и поддержку жителей всего района. Окончание реконструкции внешней части собора было столь значимо, что о Сретенском соборе был показан сюжет по российскому телевидению.
На вологодской земле помнят историю и чтут заветы предков. А заветы эти просты и понятны: любите землю, где вы родились, цените и берегите родительский дом, оставайтесь чистыми душой перед Богом и близкими, а достаток наживайте своим трудом. Преданность гражданина Родине, нашей великой России, приходит только через привязанность к малой родине. Это надо помнить самим и передать заветы предков детям и внукам.

Вологда – Москва – Никольск – Йошкар-Ола

 

От редакции

От редакции:

Подарок к празднику

В Краснодаре накануне новогодних праздничных дней в издательстве «OKSPRINT» вышел сборник избранной прозы Николая Устюжанина «Звёздное небо». В небольшое подарочное издание вошли одноименная повесть и рассказы «Море живое», «Летний», «Видение», цикл миниатюр «Из жизни кошек», а также зарисовки «Под луной» и «Уличный музыкант». Всё они объединены местом действия (юг России) и лирико-философской сюжетной линией. Произведения, представленные в издании, публиковались в журналах «Родная Кубань» и «Наследник», в электронном виде — в газете «Вологодский литератор».

Юрий Максин

Юрий Максин :

На склоне лет…

Много лет назад, страшно сказать сколько, в восьмидесятых годах прошлого века, запала мне в память строчка: «Клок соломы на белом снегу, / Cловно осени прядь золотая…».

От каждого поэта что-то задержалось в памяти. От Ломоносова: «Открылась бездна звезд полна; / Звездам числа нет, бездне дна…», от Батюшкова: «О, память сердца! Ты сильней / Рассудка памяти печальной…», цитировать можно долго. Автор строчки, приведённой вначале, – вологодский поэт Александр Пошехонов. Вологодский в том смысле, что живёт в Вологодской области, в Череповецком её районе.
На самом деле, он давным-давно поэт масштаба российского. Об этом свидетельствуют хотя бы его многочисленные публикации в главном из «толстяков» – журнале «Наш современник». Сегодня, не перечисляя заслуг Александра Пошехонова в русской литературе, о которых можно найти информацию в вездесущем интернете, хочу сказать о его книге с названием «Простыми, тихими словами…», изданной в 2023 году.
Книга наполнена любовью к родному, что сопровождала автора на жизненном пути и в детстве, и в зрелые годы, и вот теперь – уже на склоне лет. Природа; близкие по крови и близкие по духу люди; время – такое разное, но с достоинством пережитое; память; дар творчества; дар любви и дружбы; обретение веры – вот круг тем, затронутых и высказанных простыми, тихими словами.
И обо всём живописно, образно и ёмко. Вот как сказано о марте:

«…А март – то цветёт, то недужит,
То плачет негромко во сне:
И зимним причудам послужит,
И робко прижмётся к весне.

И нехотя как-то, с оглядкой,
Боясь раскалить кирпичи,
Сжигает сугробы украдкой
В своей необъятной печи…»

Книга Александра Пошехонова – не о шумном городе, где никуда не денешься от плодов прогресса, которые всего лишь способствуют комфортному существованию, обретаемому за деньги; где в гонке за ними, за покупным счастьем, − все средства становятся хороши. Книга о другом. Ведь есть то, что за деньги не купишь. Ну как тут не вспомнить Пушкина: «На свете счастья нет, но есть покой и воля… Давно, усталый раб, замыслил я побег /В обитель дальную трудов и чистых нег…». Пошехонов по-своему сказал об этом, с учётом происходящих в стране перемен: «Я ушёл в свою Россию…». В ту Россию, которая была и продолжает оставаться источником доброй силы. Сей источник востребован автором, и благодаря ему будет востребован читателями книги «Простыми, тихими словами…».
Во что верит автор? Вот как он отвечает на этот вопрос:

«Грущу порой – скрывать не буду.
Но всё же грусть моя светла.
Есть вера в Бога, вера в чудо,
Есть вера в добрые дела!»

Его книга и есть то самое доброе дело, которыми в конце концов сдвигаются горы нанесённого в души мусора. А рождались очистительные строки в сельской глубинке, где автор надолго оставался наедине с собой и с тем, что сотворено Богом Отцом, Вседержителем. И недаром слова сложились в строки: «Пусть в душе моей будет бездонное небо / И божественный свет – навсегда, навсегда!»
А ведь ночное бездонное небо теперь только там и увидишь:

«И вечером, прислушавшись к печи
С её патриархальными углями,
Я льну душой к мерцанию свечи
И к блеску звёзд над сонными полями!»

Многие строки из книги Александра Пошехонова «Простыми, тихими словами…» – готовые афоризмы. Например: «Во сто крат любого «лайка» / Слово доброе дороже»; «Кто-то от свободы умирает, / Кто-то начинает процветать»; «Надо выбирать судьбу по росту / И греху не подавать руки».
Стихи Александра Пошехонова находили, находят и будут находить отклик в чуткой на истинное поэтическое слово душе. Свой отклик закончу его стихотворением:

«Простыми, тихими словами
Пою отчизну, как могу:
Родные пажити, я – с вами,
Я – с вами, ивы на лугу.

Свои – в любое время года,
Вы и надёжней, и вольней
Бунтарской, призрачной свободы
И злых неоновых огней.

И всякий раз, когда сгорает
Вдали вечерняя заря,
Мой домик кажется мне раем
В студёной дымке января».

Виталий Серков

Виталий Серков:

О Николае Ивановиче Дорошенко…

Поскольку сегодня умер Николай Иванович Дорошенко, прозаик и общественный деятель, которого знают все пишущие люди, то в память о нём я решил поставить статью, написанную мною в 2011 году, намеренно не делая купюр, оставляя всё до запятой, хотя нет уже в живых некоторых упомянутых в ней людей.
За гулом времени
(заметки восторженного читателя о книге Николая Дорошенко «Повести».
Москва. «Российский писатель» 2011)

Для меня имя писателя Николая Дорошенко долгое время было олицетворением не столько русской литературы самой, сколько борьбы за её существование вообще. Я читал в периодических изданиях его статьи, постепенно привыкая к бойцовской сути их. И привык бы, наверное, представлять писателя этаким Георгием Победоносцем, вонзающим своё писательское копьё в змея, под шкурой которого таилась вся выползшая в постперестроечное время нечисть, но из-под пера его стали выходить статьи с всё усиливающимся философским и полемическим уклоном. Он для меня стал необходим не тем, что был редактором газеты «Российский писатель», в которой и я, грешный, когда-то публиковал свои стихи, а своими вдумчивыми размышлениями, настолько глубокими и далеко выходящими за рамки чисто писательских проблем, что было уже ясно: это общественный деятель общероссийского масштаба и единомышленник, от которого не укроются никакие проблемы русской провинции, как будто ему сверху всё видно, и он слышит глухие стоны и проклятья в адрес власть предержащих, идущие из самых отдалённых уголков бывшего Союза. Такое мнение о писателе сложилось ещё и потому, что я был далёк от любых литературных тусовок, группировок, фронтов и тому подобных объединений, живя за тысячи километров от столицы, не будучи выпускником Литературного института, никогда не побывав ни на одном общероссийском писательском форуме или, хотя бы, семинаре молодых литераторов (если не считать таковым Всесоюзное совещание молодых армейских и флотских литераторов, проведённое в Ялте в 1991 году, когда дом творчества писателей ещё не был уведён из владения СПР). И никогда ничего из художественных произведений Николая Дорошенко я не читал до той поры, когда в журнале «Молодая гвардия» появилась его повесть «Запретный художник». Для меня эта повесть явилась откровением, если не сказать, что потрясением. И не потому, что события, о которых повествовал Николай Дорошенко, были какой-то редкостью, а потому, что об этом было написано с таким пониманием сути явлений, с такой глубиной и такой любовью к героям повести, что и мне было просто невозможно не полюбить главного героя повести художника Дмитрия Шадрина, а следом и его многострадальную жену Дашу. Повесть дышала правдой. Если я читал те страницы её, где решалась семейная проблема: в чём же пойти художнику Дмитрию Шадрину на встречу с олигархом в надежде получить заказ, а стало быть — поправить своё материальное положение, если даже старые туфли вот-вот развалятся, а на новые денег нет, то в памяти всплывало одно из первых в моей жизни писательских собраний в Краснодаре, на которое пришёл и Виктор Лихоносов. Проходило оно, если память не изменяет, зимой 1992 года. На Викторе Ивановиче, живом классике русской литературы, были зимние сапоги, через трещины которых выглядывали носки, а молнии не закрывались. Такие картины не забываются долго. Наверно, и сам Виктор Иванович вряд ли уже вспомнит этот грустный факт биографии. А для меня, только что принятого кубанцами в свои писательские ряды, прочитавшего всё, что на ту пору было написано Виктором Лихоносовым, считавшего его самым близким по душевным переживаниям и устремлениям и одним из лучших в России современных писателей, увидеть его в таком одеянии было настоящим потрясением. Может быть, в тот момент я и понял истинные цели «перестройщиков», без всяких колебаний встав на ту сторону баррикад, на которой находился и писатель Николай Дорошенко. Упомянул я этот не самый весёлый факт из писательского бытия лишь потому, что он для тех времён не был редкостью. Творческие люди, будь то писатели или художники, композиторы или музейные работники, не желавшие поступиться совестью, влачили жалкое существование. Они в одночасье стали новой власти не нужны. И чем сильнее новая власть укрепляла свои позиции, тем очевидней была пропасть между властью и художниками в широком смысле этого слова. Художники были просто отвергнуты властью. Испытал эту отвергнутость на своём провинциальном уровне и я. Так что, читая повесть Николая Дорошенко «Запретный художник» я находил многие и многие параллели и с провинциальной писательской жизнью. Но повесть, какие бы грустные ассоциации ни рождала в памяти, давала надежду на конечность безвременья, на то, что рано или поздно и олигархи устанут от «чёрного квадрата», именем которого можно назвать всю антикультуру, воцарившуюся с приходом младореформаторов, что рано или поздно найдутся люди, которые меценатство будут считать не геройством, а простой необходимостью или долгом перед Отечеством. Да мало ли какие светлые чувства я испытал, читая эту повесть! Я, человек, пишущий стихи, читающий стихи и живущий поэзией многие годы, не сразу и заметил, что читаю с таким интересом повесть ещё и потому, что она насквозь поэтична. Объяснить это трудно, а порой и невозможно, как почти невозможно объяснить, почему стихи имярек — лишь стихи, а стихи другого автора — поэзия, ибо Поэзия нематериальна, она из высших сфер, она духовная составляющая произведения. И чем сильней дух автора, чем больше души вложил он в своё творение, тем и поэзия в нём будет ощутимей. Такое можно наблюдать или, точнее, ощущать при посещении художественных выставок. Мимо одних картин люди проходят, лишь скользнув взглядом по полотну, а возле других стоят часами не в силах оторвать взгляд. Как главный герой повести Николая Дорошенко художник Дмитрий Шадрин относится к тому небольшому отряду, у чьих работ можно стоять часами, так и сам писатель Николай Дорошенко относится к тому литературному воинству, произведения которого пропитаны тонкой материей духовности, от которой читатель будет окормляться, пополняя оскудевшие запасники своего духа. И будет возвращаться к его произведениям раз за разом, как это делаю я. И получив в дар от самого автора его книгу «Повести», и не где-нибудь, не в столичных коридорах, а на моей малой родине, во время выездного Секретариата СПР, проводимого в сентябре 2011 года в Вологде, куда я попал почти случайно, ибо находился в ту пору в отпуске, стал книгу читать, увидев среди других повестей и полюбившуюся мне повесть «Запретный художник». И вновь был очарован гармонией слов, и вновь сопереживал Дмитрию Шадрину и его жене Даше, и поставил, для себя, прозаика Николая Дорошенко в один ряд с Василием Беловым, Виктором Лихоносовым, Валентином Распутиным, прекрасно понимая, что меня за это могут обругать. Автору так удаются портреты героев, что, читая повесть, ты ощущаешь себя не в месте своего пребывания, а рядом с героями, как будто это не автор повести прослеживает их жизнь, а ты сам, став одним целым с автором. И если уж Николай Дорошенко смотрит глазами героев повести на какую-либо из картин его героя Дмитрия Шадрина, то и ты ясно представляешь эту работу художника и, даже, чувствуешь запах сирени, когда речь заходит о его натюрморте, и представляешь Княза Игоря живым, и представляешь все детали мастерской художника, и, читая те строки или страницы повести, где автор описывает поступки олигарха Францова, где даёт мимолётными мазками его портрет, чувствуешь почти реальное присутствие этого персонажа рядом, да так ощутимо, что протяни руку — и можешь потрогать его, если позволят это сделать телохранители. Это высокое мастерство. И прочитав повторно повесть «Запретный художник», я пришёл к мысли, что она является как бы продолжением романа Василия Белова «Всё впереди», а вернее — проблемы, поднятые автором повести, явились реализованными опасениями и ставшими реальностью символы, явленные Василием Беловым в романе «Всё впереди». К сожалению, мало кто понял и принял тогдашние опасения классика русской советской литературы, сведя их к пресловутому национальному вопросу. И мне два эти произведения представились в виде разведённого моста, для соединения половин которого недостаёт лишь хорошего критика, сумевшего бы запустить механизм. Сам я, к сожалению, критиком не являюсь и заметки эти пишу всего лишь как очарованный мастерством Николая Дорошенко читатель. И совсем не исключаю того, что кто-то посчитает, что я не только двух половин моста не могу соединить, хотя бы и в виде двух книг наших современников, но и двух слов связать не умею.
И всякий раз, когда заканчивал я читать повесть «Запретный художник», у меня появлялось чувство огорчения от того, что повесть закончилась, хотя и благополучно для её героев. Такие чувства мне приходилось испытывать в далёком детстве, когда мы, сельские мальчишки, за пять копеек имели возможность смотреть кино в сельском клубе. И если кино было «что надо», то и расставаться с героями не хотелось. И мы шли на этот фильм, если он шёл не один раз, повторно.
Ещё больше меня поразила повесть Николая Дорошенко «Выстрел», хотя к её прочтению я был уже подготовлен. И совсем не потому, что она о любви светлой и настоящей, которую и двадцать и тридцать лет назад встретить было не так уж и просто, а потому, что написана она была в наши дни, когда само понятие «любовь» стало постепенно выдавливаться из реальной жизни с такой стремительностью, с какой борются с инфекцией, чтобы она, не дай Бог, не распространилась. Да и героями этой повести стали поэт Вячеслав Шевцов и его жена Надя, искусствовед по образованию. Нынче ведь всё чаще героями становятся бандиты или люди, близкие им по духу, а вернее — по бездуховности. И в короткой повести Николай Дорошенко провёл эту пару по жизни от момента зарождения их необычной любви до тех дней, когда у них появились внуки. И так это живо написано, и такие трепетные отношения двух любящих друг друга людей показал автор, когда вокруг не только жизнь изменилась, не только мы сами изменились, не только ценности стали другими, но само понятие «любовь» всё настырнее загоняется в подполье, что душа, уставшая за последние двадцать с лишним лет от потоков грязи и вседозволенности, от теле-шоу, мало отличающегося от свального греха, от пропагандируемого на любой вкус насилия не только с экранов телевидения, но и с обложек книг, издаваемых огромными тиражами, о которых истинные художники слова и помыслить нынче не могут (кстати, тираж книги Н. Дорошенко, о которой я веду речь, всего лишь тысяча экземпляров), вдруг заныла от радости и засияла от света, исходящего и из глаз влюблённых героев, и из глаз радующихся за них друзей и соседей, и со страниц книги. И сюжет, вроде бы, немудрёный, и условия, в которые поставлены герои повести, знакомы не по наслышке, а познаны во многих своих проявлениях на собственной шкуре. Притягивает другое. Герои повести, как бы ни сложна была жизнь, с какой бы нищетой не столкнулись, сколько бы поводов для того, чтобы разбежаться в разные стороны, не было, смогли сохранить уважение друг к другу и любовь. А помогла им это сделать жертвенность. А что, если не жертвенность, и есть любовь? Не знаю уж, правильно ли сделал Николай Дорошенко, как художник, когда поселил на страницы повести не вымышленные персонажи, а реальных людей, окружавших в реальной жизни его героев. Здесь и прозаик Михаил Попов, и поэт Вячеслав Артёмов, и Пётр Паламарчук, имена которых не только человеку пишущему, но и обычному читателю известны. А мне и вовсе было интересно увидеть на страницах текста имена известных современников. И вспомнился мой поход в молодые годы в здание, расположенное в Москве по адресу: улица Новодмитриевская, 5а, когда я в поисках редакции журнала «Студенческий меридиан» открыл дверь редакции журнала «Литературная учёба», чтобы уточнить местоположение нужной мне редакции, и молодой здоровенный бородатый мужик мне помог не заблудиться. Это и был Михаил Попов. И П. Паламарчука я читал, и стихами Вячеслава Артёмова я восхищался неоднократно. И что-то помнится из его непростой биографии и сложной столичной жизни, сведения о которой иногда просачивались мелкими каплями из различных источников. Одно ясно, что и главный герой повести Вячеслав Шевцов, всего скорей, имеет своего реального прототипа, хотя мне так и не удалось его разгадать. И если бы Николай Дорошенко не поставил своих героев в те условия, когда надо было каждому делать выбор, когда оба из них сделали выбор в пользу жертвенности во имя другого, мне всё равно были бы близки главные герои этой повести. И не только потому, что повесть написана мастерски и прочёл я её как прекрасное поэтическое творение, но и потому хотя бы, что и рядом со мною живёт такой же человек, который уже три десятилетия жертвует многим ради меня, ради моих творческих интересов с одной лишь разницей, что не всегда получает взамен ту же жертвенность. Да и не удивительно — мы ведь и с Николаем Дорошенко, и с его героями повести относимся к одному поколению. Все мы родились в пятидесятые годы прошлого столетия, а стало быть у нас общего в жизни больше даже, чем мы предполагаем, и оно проглядывает во всём. Вот и в повести «Выстрел» то и дело обнаруживаются приметы лет, связанных с нашей юностью, с молодостью и зрелостью, за которой вот-вот уже появится и старость, о которой не хочется пока думать, но внуки главных героев повести, да и не только они, заставляют задуматься о бренности нашего бытия.
По своему прекрасны написанные в разные годы повести Николая Дорошенко «Ушедшие», «Прохожий» и «Видения о Липенском луге», но я не стану в этих коротких заметках на них останавливаться, законно полагая, что о двух из них прекрасно написала Валентина Ефимовская. Не исключаю и того, что когда-то и я вернусь к этим повестям замечательного писателя Николая Дорошенко, а пока что спешу поделиться тем очарованием, которое испытал при чтении книги и о чём попытался сказать, боясь, что возвышенные чувства мои, как часто это происходит в жизни, будут рассеяны наскочившими разного рода проблемами. А может быть замучают обычные сомнения и терзания в правомерности моих мыслей и чувств. А может быть через какое-то время за гулом времени мне не удастся расслышать тихий шелест событий и лет, который удалось ухватить Николаю Дорошенко и уложить на листы обыкновенной бумаги, да так, чтобы и читатель мог погрузиться из дня сегодняшнего в описанное автором время без использования какой-либо машины времени. И вернуться обратно другим человеком.

Виталий Серков, г. Сочи

5 ноября 2024 года.

Александр Цыганов

Александр Цыганов:

Будет ли в Вологде Есенинский парк? Литературно-документальный очерк

Одна из крупнейших зеленых зон Вологды – старинная Осановская роща, созданная в усадьбе «Осаново» XVIII века, находится на южной границе Вологды и примыкает к микрорайону «Бывалово». Этот уютный оазис площадью 13 гектаров расположен на северном склоне Вологодской возвышенности, с запада от рощи проходит Пошехонское шоссе, с востока протекает Шограш – правый приток реки Вологды.

Осановская роща – один из исторических объектов Вологды – является важной частью «зеленого» каркаса города не только в границах микрорайона, но и для всего центра, где любят отдыхать не одни жители ближайших микрорайонов и поселений, но и все вологжане. К сожалению, этот край, с которым у многих связаны теплые воспоминания детства, в 1981 году перестал быть городским заповедником, из-за чего пришел в запустение и упадок – пруды «зацвели», приток речки Путки стал мельче и превратился в заболоченный ручей, сады с яблонями поросли бурьяном, иван-чаем и дикой крапивой. Роща превратилась в отличное место для безудержного отдыха горожан и тотального выгула братьев наших меньших. Вологжане давно и активно добивались благоустройства рощи, иначе бы она просто исчезла. По итогам голосования жителей Осановскую рощу включили в проект «Формирование комфортной городской среды» нацпроекта «Жилье и городская среда» с благоустройством ее в несколько этапов.
Разработку вел проектный офис, созданный по инициативе городской администрации. «Над проектом работает «Лаборатория городской среды» – это союз архитекторов и городских властей. Цель местных жителей, архитекторов и властей – сохранить рощу для отдыха и аккуратно вписать в существующий ландшафт необходимую инфраструктуру для людей разных возрастов и интересов, – сообщалось в мэрии. – На первом этапе благоустройства рощи обустроили входную группу со ступенями, площадку для проведения мероприятий, навес и амфитеатр. Также в парке появились детская площадка и дорожки для прогулок».
Казалось, при таком отношении властей к судьбе многострадальной рощи надо бы только радоваться, но не тут-то было. Даже беглый взгляд вызывает оторопь при виде этого абстрактно-безликого артобъекта, именуемого «входной группой». Возле реечного стенда с заржавелыми буквами «Осановская роща» и двумя подобного рода железно-карикатурными цветками – на выложенной плиткой площадке – пристроилось громоздкое продолговатое сооружение, разительно напоминающее некое подобие гробницы, обитой ржавым железом и оснащенное сверху невзрачной цветочной посадкой.
В настоящее время сия «входная группа» сразу у главного входа еще снабжена и «площадкой по сбору и накоплению отходов». Эта площадка из трех ярких больших контейнеров с надписями «вторсырье» и «смешанные отходы», кроме прочего, еще, честно говоря, явно не озонирует. А сам амфитеатр для проведения мероприятий, навес и окружающие беседки выкрашены в такие сталисто-серые унылые тона, что кроме тоски и раздражения вряд ли чего вызовут. Однако вершиной творческой фантазии «Лаборатории городской среды» в Осановской роще стала финальная часть проекта с детской площадкой и дорожками для прогулок. Разве что в кошмарном сне можно представить, как могут дети забавляться среди вкопанных в наземье пеньков да жутких голых деревьев, лежащих вповалку, а то вразброс торчащих из земли голёными же стволами, ветки которых переплетены между собой сетками, как нитями в паучьей ловушке.
Для разнообразия еще можно тут качнуться на непривычных глазу качелях да с горки из стальной конструкции скатиться по алюминиевому жёлобу на усыпанную опилками землю. Довершают эту безрадостную картину дорожки-мостки для прогулок. Хрупкие, видимо, изготовленные из тоненько-«спичечных» дощечек, они чреваты для рассеянных не только ушибами, но и травмами. Всё это инородное сооружение, издевательски озаглавленное «цветущим садом», выглядит пустынно, тускло, удручающе-безысходно. Спрашивается: в какую сторону надо было тут думать, чтобы вообще такое придумать?
Поэтому вполне закономерно, что на оперативном совещании в областном правительстве прозвучала резкая критика в адрес «Лаборатории городской среды», после чего последняя была распущена. Глава Вологодской области прямо обозначил ее «шарашкиной конторой, которая пускала пыль в глаза», потому как у руководителя региона особое недовольство вызвали именно результаты благоустройства Осановской рощи.
Между тем на досуге нам попутно с незадачливым «лаборантами» было бы не лишним познакомиться поближе с предысторией самой Осановской рощи, в свое время признанной памятником паркового искусства и история которой охватывает несколько веков. Как известно, усадьба «Осаново» существовала с конца ХVIII начала XIX века. В первой четверти ХIX века она принадлежала помещице Макшеевой, а в середине того же века перешла во владение помещиков Волковых. Последним владельцем там в конце ХIХ века был городской голова купец Николай Александрович Волков, человек настолько же образованный, насколько и хозяйственный. Это ему Вологда обязана устройством водопровода, электрификацией и телефонизацией, хлопотами о строительстве железной дороги на Санкт-Петербург и строительством вокзала. Владение состояло из двух неподалеку усадеб: одна из них «была украшена домом небольшой величины, но очень милой архитектуры», при домике был большой сад. Другая – скорее хутор. В этом месте была «очаровательная ампирная церковка», построенная в 1816 году. Дом и церковь, к сожалению, не сохранились.
Рядом с усадьбой был создан парк, названный «Осановской рощью». Парк делился на две части: протянувшуюся вдоль реки Шограш Осановскую рощу и сады, обрамленные лесозащитной полосой. В центре рощи располагалась богатая барская усадьба, большой деревянный двухэтажный дом с балконом и колоннами, где устраивались балы, культурные вечера, а также был сад, где проводила время городская интеллигенция. Эти годы считаются «золотым веком» Осаново. Местность называлась «Вологодским Версалем», тут собиралось высшее общество города, проходили литературные вечера, организовывались художественные выставки. От усадьбы, хозяйских построек, действовавших гончарных мастерских, теплиц, солнечных часов ничего не осталось. Саму Осановскую рощу окружал по периметру невысокий забор и насаждения акации в качестве живой изгороди. Сохранилось одно из старых деревьев – одному местному дубу более полутора сотни лет. В этой роще находились пруды, лесная зона с аллеями и дорожками, уютные скамейки и скверы, там же был разбит яблоневый сад, проложены тополиные аллеи.
Неудивительно, что этот единственный в своем роде неповторимый край с красивыми лесистыми и холмистыми местами, с протекающей между холмами речкой Шограш, изначально был источником вдохновения для творческих людей. Далекое прошлое этой старинной усадьбы напоминает грядущим поколениям об известном поэте конца восемнадцатого века Афанасии Матвеевиче Брянчанинове (1746-1786), потомке знаменитого боярина Михаила Андреевича Бренко, ценою собственной жизни спасшего на Куликовом поле великого князя Московского Дмитрия Ивановича. «Сказание о Мамаевом побоище» Памятники литературы Древней Руси: XIV – середина XV века. Также этот край проникновенно воспевал и поэт Николай Остолопов (1783-1833): «Ах! сколь приятную картину/ Теперь представить я могу!/ Я вижу вдалеке Амину,/ Сидящую на берегу,/ Тогда как Шограш серебрится/ Меланхолической луной,/ И травка, и цветок свежится/ Душистой жизненной росой…». Николай Федорович Остолопов в Вологде служил прокурором, а также около шести лет исполнял должность вице-губернатора. Петр Вяземский, близкий друг А.С. Пушкина, участник Бородинского сражения в Отечественной войне 1812 года, по болезни прибывший в Вологду и познакомившись с Остолоповым, писал: «Вологодский поэт Остолопов <…> заключил одно патриотическое стихотворение следующим стихом: Нам зарево Москвы осветит путь к Парижу… <…> Мог ли Наполеон вообразить, <…> что отречение, подписанное им в Фонтенбло в 1814 году, было еще в 1812 году дело уже порешенное губернским прокурором в Вологде…».
Двадцатый век тоже не остался в долгу перед своим временем, показав миру вологодского поэта Александра Романова (1930-1999), чьим именем названа новая улица возле Осановской рощи в микрорайоне «Бывалово» и уже нареченная дорогой в будущее Вологды. Автора многих сборников стихов, прозы и публицистики, члена Союза писателей СССР Александра Александровича Романова называют продолжателем «крестьянской линии» в русской поэзии, наследником Алексея Кольцова и Николая Некрасова. Он стоял у истоков создания Вологодской писательской организации, много лет был ее ответственным секретарем. Именно при А.А. Романове писательская организация приобрела тот авторитет, который и сегодня позволяет ей быть одной из ведущих писательских организаций России. Вологжанам памятны утренние позывные областного радио на стихи Александра Романова «Вологодский край», являвшиеся неофициальным гимном Вологодчины.
В Государственном архиве Вологодской области (ГАВО) на хранении находится уникальный документ, содержание которого может рассказать и подтвердить интересные факты из жизни целого круга известных людей начала ХХ века. В конце июля 1917 года в селе Толстикове под Вологдой произошло значимое событие: в местном храме святых Кирика и Иулитты венчались великий русский поэт Сергей Александрович Есенин и Зинаида Николаевна Райх, о чем была сделана соответствующая запись в метрической книге. В первой графе было записано: «Июль 30. Рязанской губернии и уезда, Кузьминской волости, села Константиново крестьянский сын Сергей Александрович Есенин, православного вероисповедания, первым браком. Лета жениха 22». А в графе невесты таким же четким почерком написано: «Мещанка города Ростова на Дону девица Зинаида Николаевна Райх, православного вероисповедания, первым браком. Лета невесты 23».
Таким образом, летом 1917 года Вологда связала судьбы великого русского поэта и будущей знаменитой актрисы. Обвенчаться С. Есенин и З. Райх решили под Вологдой в сельской церкви во имя святых Кирика и Иулитты. Почему именно здесь, в сельской церкви, а не в городском храме, которых было в Вологде в ту пору больше пятидесяти? Дело было, вероятно, в том, что в селе Толстикове, где стоял этот храм, находилась дача известного вологодского купца и каретного мастера Дмитрия Кирилловича Девяткова, с сыном которого, Дмитрием, дружил Алексей Ганин – близкий друг Есенина, вологодский поэт из деревни Коншино бывшего Кадниковского уезда, а ныне Сокольского района. Они оба и были на венчании поручителями со стороны невесты. Свадебная процессия на нескольких каретах выехала 30 июля 1917 года от дома Девятковых на Золотушной набережной в Вологде, проехала около вокзала, затем через Осаново их путь лежал в Толстиково – в храм святых Кирика и Иулитты.
Важно отметить, что первым о венчании Сергея Александровича Есенина и Зинаиды Николаевны Райх в сельской церкви под Вологдой сообщил читателям областной газеты «Красный Север» 3 октября 1965-го года Николай Николаевич Парфёнов – вологжанин по рождению, известный в то время ленинградский журналист. Вологодский писатель-краевед Александр Грязев, описавший эти события в своей книге «Тайна Соборной горы», узнал об этой истории от самого Н.Н. Парфёнова, когда тот в конце 70-х годов прошлого века выступил в областном музее. На следующий год первый исследователь вологодских страниц есенинской биографии Н.Н. Парфёнов вновь посетил музей в Вологде вместе с сестрой Алексея Ганина – Марией Алексеевной Кондаковой, жившей в те годы в Архангельске. Они предложили директору областного музея Галине Михайловне Новожиловой, краеведу Владимиру Капитоновичу Панову и Александру Алексеевичу Грязеву, тогда научному сотруднику музея, посетить есенинские места в Вологде.
…В 1917-м году Мария Алексеевна Кондакова – сестра Алексея Ганина, хотя и была в детских летах, но все события того июля хорошо помнила. Жила она в то время в Вологде в няньках то ли у своих родных, то ли у знакомых и готовилась поступать в гимназию. На венчание С. Есенина и З. Райх в сельской церкви Кирика и Иулитты под Вологдой Мария Алексеевна ехала в одной карете с братом, когда свадебный поезд со счастливыми женихом и невестой, с веселыми шаферами-свидетелями двинулся от дома Девятковых на Золотушной набережной в центре города на его окраину за железнодорожный вокзал… Музейщики дорогу проделали на музейном автобусе, а где-то и пешком прошли этот путь. Дорога шла по полям и лугам мимо старинной дворянской усадьбы «Осаново», и Мария Алексеевна рассказала, что возле усадьбы на лугу у Осановской рощи Сергей Есенин выходил из кареты, читал стихи, собирал полевые цветы и преподносил букет невесте… Вот и село Толстиково с церковью по селу и называемой – Толстиковская святых Кирика и Иулитты. Кареты свадебного поезда остановились у дачи Девятковых: после дороги всем надо было прибраться и приготовиться к венчанию… Упоминание об этом находим еще у одного свидетеля тех далеких дней – младшего из братьев Девятковых, академика АН СССР, основоположника медицинской электроники, Героя Социалистического Труда Николая Дмитриевича Девяткова в его книге «Воспоминания». В те июльские дни 1917-го года ему тоже, как и Марии Алексеевне Кондаковой, было десять лет. «Это было летом, когда вся наша семья жила на даче в Варваринском, – вспоминал Н.Д. Девятков. – Мой брат Дмитрий был шафером на этом венчании, я тоже стоял в церкви и во все глаза наблюдал за происходящим». А в одном из интервью он вспоминал, что «…по дороге к церкви Есенин набрал прямо на поляне огромный букет полевых цветов и преподнес их юной красавице-жене». И еще весьма интересная деталь в «Воспоминаниях» Девяткова: «Свой «мальчишник» перед венчанием Сергей Есенин устроил в Вологде в деревянном доме по Малой Духовской улице (ныне ул. Пушкинская, д.50). А свадьба происходила в здании гостиницы «Пассаж»…
Проходят годы и десятилетия, уже более ста лет отделяет нас от вологодской свадьбы Сергея Есенина. Ушли те, кто был свидетелем или участником этой страницы жизни великого русского поэта. Давно нет Ганинской деревни Коншино. Снесена с лица земли церковь святых Кирика и Иулитты. В самой Вологде, где находилась первая городская поликлиника, сохранилось здание бывшей гостиницы «Пассаж». И чтобы там ни было в будущем, а мемориальная доска о пребывании здесь и свадьбе Сергея Есенина на этом здании бывшей гостиницы должна быть установлена непременно. Да и одну из улиц города давно пора назвать именем великого поэта. Впрочем, вологжане всегда были особо бережливы к своему прошлому и настоящему. В конце ХХ века на месте разрушенной церкови Кирика и Иулитты был установлен памятный камень с табличкой следующего содержания: «Здесь стояла церковь свв. Кирика и Иулитты в селе Толстикове, где 30 июля ст. ст. 1917 г. венчался поэт Сергей Есенин с Зинаидой Райх». Постановлением главы города № 137 от 21.01.1997 года улице-новостройке в микрорайоне «Щеглино» города Вологды присвоили наименование «Есенинская», рядом и переулок его вологодского друга поэта Алексея Ганина, которому были посвящены ставшие хрестоматийными стихи Есенина «До свидания, друг мой, до свидания…».
Верно сказано, что неисповедимы пути Господни. Волею судьбы автору данных строк улыбнулось счастье вести жизнь в этих благословенных местах – через дорогу от нашего дома и развернулась во всей красе старинная Осановская роща, где сам золотоволосый посланник ее величества русской поэзии Сергей Есенин читал стихи и преподносил букет полевых цветов невесте по пути в церковь Кирика и Иулитты. Решающим аргументом, не нуждающимся в подтверждении, стала беседа с замечательной собеседницей-соседкой в этих благодатных местах – Галиной Михайловной Новожиловой, два десятилетия возглавлявшей областной музей и благодаря которой музей-заповедник стал известен далеко за пределами страны. Именно к ней в свое время и обратился исследователь вологодских страниц биографии поэта Н.Н. Парфёнов и очевидец венчания 30 июля 1917 года – сестра Алексея Ганина Мария Алексеевна Кондакова с предложением – пройти путем есенинского венчания в Вологде. А наша недавняя встреча с Галиной Михайловной Новожиловой, чудесно совпавшая со знаковым июльским днем, была как раз у главного входа в Осановскую рощу. «Так всё и было, этой дорогой тогда и шли, – указав на рощу, уверенно, как будто это произошло вчера, без колебаний сказала удивительная собеседница, отличной памяти которой можно лишь позавидовать. – Другой дороги тут нет».
Понятно, что Есенин остановился здесь, «где роща и не мятая трава», не из-за набивших оскомину голословных измышлений, якобы ввиду отсутствия денег нарвать для невесты цветов – подобные досужие толкования, шитые белыми нитками, и ломаного гроша не стоят. Разве можно быть равнодушным в этой живительной стороне природного благоденствия, где в необъятно-целебных уголках старинной усадьбы в пору цветения не дают спать соловьи, а после нашего дождя, что сродни второму измерению мира: его видишь, но почти не ощущаешь – видны сразу две радуги, – и где в любом лихе тут всегда спокойно и тихо. А чтоб читать еще на здешней поляне стихи да заодно набрать огромный букет полевых цветов для своей юной красавицы-жены, восхищенному поэту, как говорится, сам Бог велел.
А для нас, вологжан ХХI века, наконец, и представилась возможность исправить историческую несправедливость – установить в Осановской роще Памятный знак с соответствующей надписью о пребывании здесь великого русского поэта Сергея Александровича Есенина. К слову, так и поступили признательные земляки-верховажцы, поставившие в Верховажье – неподалеку от собора Успенья Пресвятой Богородицы – памятный знак «Дорóгой Ломоносова» с надписью: «Этой дорогой в 1730 году проходил первый великий русский ученый Михаил Васильевич Ломоносов». Кстати, это послужило поводом стать и Верховажью местом проведения федерального культурно-просветительского проекта «Ломоносовский обоз. Дорога в будущее», поддержанного Правительством Вологодской области.
В нашем цветущем благодатном крае, некогда именуемом «Вологодским Версалем», где на литературные вечера и художественные выставки собиралось самое избранное общество Вологды, и представленном ныне тремя веками русской поэзии, – разве не здесь теперь законное место для Есенинского парка с его золотой сердцевиной – старинной Осановской рощей? Для решения вопроса о наименовании парка есенинским именем сегодня необходимо лишь волевое распоряжение городских властей, чтобы, обретши жизнь Есенинский парк с Памятным знаком о пребывании великого поэта, стал не только признанным местом в развитии внутреннего туризма на Вологодчине, но и знаком первостепенного значения для исторических и культурных памятников Русского Севера.
Верится, что следующий значимый этап благоустройства Осановской рощи вдохнет новую жизнь в этот край, где необыкновенным образом соединилось три века русской поэзии под небесной звездой великого русского поэта. Между прочим, там в самый раз было бы встречаться выпускникам школ нашего города. А еще из этого также может выйти и свадебная традиция посещать это место. Как когда-то Сергей Александрович Есенин. А при экскурсионном следовании в этот благословенный уголок отдохновения были бы лишь благодарные слушатели при музыкальном сопровождении на стихи и романсы как самого Сергея Есенина, так и вологжан – Николая Рубцова, Ольги Фокиной, Александра Романова, Василия Белова, Виктора Коротаева, Нины Груздевой, Николая Дружинского, Евгения Юрьева («В лунном сиянии снег серебрится»), Николая Зубова («Не уходи, побудь со мною…»), Феодосия Савинова «Вижу чудное приволье…», Василия Сиротина («Улица, улица, ты, брат, пьяна…» в исполнении гениального Федора Шаляпина)…
В тенистой и уютной Осановской роще нет облагороженных газонов и цветников, но особое очарование и дух рощи неизменно привлекает вологжан в ее милые «домашние» уголки, где целыми семьями собираются горожане, чтобы отдохнуть в окружении природы. Наряду с разного рода постоянными развлекательными представлениями изредка встречаются и серьезные мероприятия. Между тем для этого давно настала пора, хотя бы потому, что у нас стихи пишут все, от младших школьников до маститых профессоров, но самые лучшие стихотворения давно известны, стали частью культурного обихода, вошли в учебники. Не случайно в русской литературе появилось понятие «вологодской литературной школы», в последние годы за Вологдой укрепляется и слава культурной столицы русского Севера.
Предтечей для подобных серьезных мероприятий здесь вполне может быть проведение грядущего юбилея нашего замечательного поэта Александра Романова, имя которого и носит новая улица возле Осановской рощи, нареченная уже дорогой в будущее нашего города. «Романовский язык» вологодского самородка, с юности выбравшего путь служения Слову, наполнен художественной и нравственной правдой и полностью следует заветам его друга, выдающегося писателя современности Василия Ивановича Белова: «Спасем язык – спасем Россию».
«Лишь слову жизнь дана: из древней тьмы, на мировом погосте, звучат лишь Письмена», – из далекого 1915 года откликается созвучными душе всякого русского смыслами один из самых известных и значительных в мире русских писателей, лауреат Нобелевской премии Иван Алексеевич Бунин, навестивший в оном же году и нашу старинную достославную Вологду. – «И нет у нас иного достоянья! Умейте же беречь хоть в меру сил, в дни злобы и страданья, наш дар бессмертный – речь».

Александр Цыганов,
член Союза писателей России,
лауреат Государственной премии
Вологодской области по литературе

 

Виктор Бараков

Виктор Бараков :

«И жизнь видится прекрасной…» (Проза Андрея Пиценко)

Андрей Пиценко заблистал в современной русской прозе в 2020 году. Рукопись неизвестного автора совершенно случайно оказалась на столе главного редактора журнала «Родная Кубань» Юрия Павлова, сразу осознавшего, что такая удача бывает раз в жизни…

В рассказе «Саввин день», поразившем всех яркостью языка и правдивостью деталей, был воссоздан один из эпизодов Великой Отечественной войны. Судьба ездового Петруни и его лошади Везухи никого не оставила равнодушным, появились публикации в журналах, в том числе в «Родной Кубани», в «Сибири» и «Нашем современнике».

Пиценко – прозаик настоящий, рождённый для творчества, с великолепным языком, наблюдательностью, он описывает богатый и неповторимый внутренний мир героев, в котором отменный психологизм сочетается с редким для нашего времени пониманием действительности. Кто знакомился с его рассказами и повестями в журналах, подтвердит сказанное.

Андрей Валентинович не спешил с выходом на широкую литературную дорогу, но настало время и для этого шага…

Андрей Пиценко обладает сказочным богатством, он способен пересоздавать действительность, наполнять её образным содержанием. Дарованное свыше чувство гармонии, соразмерности и творческой свободы дополняется трудолюбием и ответственностью за каждое прозвучавшее слово.

Беллетристика не требует особых усилий, а вот полновесный художественный текст невозможен без широты видения и глубины понимания изображаемого. Для примера возьмём портрет главного героя рассказа «Саввин день»: «Был ездовой невелик ростом. Да и комплекции был вовсе не богатырской. Про таких в народе говорят – заморыш. По-бабьи узкий в плечах, тонконогий даже в ватных брюках, тонкошеий, скуластый, остроносый неказистый солдатишко с выцветшими бровями и безмерно уставшими, блеклыми глазами. На маленькой, стриженой голове – замызганная ушанка, из-под которой торчали оттопыренные уши. На худом теле складками топорщился землистый, прожженный на спине ватник – то след от костерка, у которого грелся ездовой, да, видать, заснул. Руки его, если он не трогал лошадь, безжизненно висли, и только свекольного цвета пальцы, помороженные с зимы, неровно подёргивались».

Там, где автор средней руки ограничится беглым портретированием, Пиценко рисует цельный и подробный образ.

И все-таки этого будет мало для объяснения его способности воссоздавать пространство и время далёкого прошлого во всей его сложности и в деталях, убеждающих, что это не просто вымысел и фантазия, а точное знание, более того – познание на уровне проникновения в самую суть происходящего.

Поразительно, как городской человек, выросший и живущий в Краснодаре (воспетый им в воспоминаниях), юрист по специальности, смог рассказать о Великой Отечественной войне на уровне лучших образцов «военной прозы» второй половины ХХ века?

Да, Пиценко сражался с террористами на Кавказе, но эта война была совсем иной… Впрочем, сейчас много охотников порассуждать о подвигах и смерти, но мало тех, кто смело идёт на врага. Таким бесстрашным и даруются таланты, вызывающие у людей с широкой и доброй душой восхищение, а у злых и мелких – зависть…

Повесть «Жизнь необъятная»… Хорошее название, напомнившее о вечности наших душ. Взгляд на прошлое, соединённое невидимыми узами с современностью: «И жизнь видится прекрасной, и нестрашной кажется смерть, и жаль отчего-то себя, жаль прожитых дней, и того, что лишь маленькая их часть светлыми лоскутками остаётся в твоей памяти».

Отчий дом. У отца на заводе. Школа. Работа мамы. Улицы Краснодара. Дедушка Андрей. Футбол. Огород. Книги… —  Потрясающая наблюдательность и детализация!

В раннем рассказе «Ночью тёмной» автор «проговорился»: «Постарайся смотреть вокруг. Но мало смотреть – постарайся видеть».

«Моё творчество – это благодарность моим предкам», — говорит Андрей Валентинович. Он, согласно пятой заповеди: «Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли» — благодарит родных: «Спасибо тебе, отчий дом! Дедушка, бабушка, отец, мама, сестра – спасибо и поклон земной вам!»

«Жизнь необъятная» — лирическая повесть о детстве, но предназначена она не только для детей. Вспоминаются книги любимых писателей Андрея Валентиновича: «Лето Господне» Ивана Шмелёва и «Наш маленький Париж. Ненаписанные воспоминания» Виктора Лихоносова, с которым Пиценко был знаком. Всё родное и ушедшее… Конечно, того богатства, той мощи православной империи уже не возродить. Но и 1970-е – 1980-е годы Советской власти в истории и в памяти «Жизни необъятной» останутся вершиной непревзойдённой. И то, и другое – наше по определению, оно внутренне цельное, единое по сохранённой в народной душе евангельской истине.

Можно сказать, что воспоминания о краснодарском детстве вышли за рамки повести и превратились в эпос.

Рассказ «Последний день тысячелетия»… Психологическая глубина, лирико-философская линия размышлений главного персонажа, живой язык заставляют вспомнить лучшие произведения национальной литературы ХХ столетия. Автор не скрывает исток своего творчества, его Антипыч с женой Екатериной – почти близнецы с беловскими Африканычем и Катериной, только в другом измерении. «Не стесняюсь учиться у классиков, но остаюсь самим собой», — признаётся прозаик.

Эпоха иная, а трагедия та же. Но русскому писателю открыто неведомое: «Но в этот, последний вечер уходящего века, уходящего тысячелетия старика томила печаль. Не давящая, не тяжёлая была эта печаль. Светла и смиренна была его грусть, светла и смиренна так, как случается обычно по осени, когда с неба слышатся прощальные песни журавлиного клина».

Неведомое ныне — станет явным очень и очень скоро. Сегодняшняя печаль несёт в себе свет будущего возрождения России.

Рассказ «Русь февральская»… Много лирики, эмоций. Как всегда, безупречный стиль, ритм, образность, язык. Правдивость, искренняя любовь – к людям, к родной земле, к природе.

Да, название и сюжет напомнили о начале специальной военной операции. В нашей истории был и февраль 1917-го… Но, наверное, недаром заканчивается рассказ предсказанием: «К пробуждению, весне, к новой жизни будет мчаться Русь…»

Критики отмечают порой, что сейчас мало авторов классического стиля и языка в литературе современности… А Андрей Антипин? А Юрий Лунин? А Андрей Пиценко?..

Можно сетовать, что русская проза в загоне, а псевдорусская – на коне (в книжных и электронных магазинах их «текстами» заполнены стеллажи и баннеры). Но не стоит впадать в печаль. Отечественная литература представляет собой запасный и засадный полк одновременно. Обязательно настанет час, когда вслед за ратниками, ведущими бой за наше физическое существование, выйдут полки новейшей русской словесности. И окажется, что без её единой молитвы о России и о нас, грешных, уже не обойтись. Окажется, что богатства русского слова несметны, и именно на них будет опираться народ. И труды мастеров оценят, наконец, новые, национальные издатели и критики.