Вологодский литератор

официальный сайт

Все материалы из категории Слово писателя

Юрий Максин

Юрий Максин:

ИНТЕЛЛИГЕНТ ИЛИ ХОЛУЙ?

«Согласно закону общей теории систем: «один элемент не может быть в состоянии качественно ином, чем вся система». А система находится в состоянии перерождения и деградации». (Из статьи С. Вермишевой «Писатели в роли коллективного Чацкого»)

 

В одной из программ «Поединок», регулярно идущих по второму каналу, прозвучала фраза: «Холуй интеллигентом быть не может, а интеллигент может быть холуём». В связи с этим подумалось: что же должен испытывать интеллигентный человек, слушая этот высоколобый трёп, для которого предоставлен государственный канал телевидения. Умникам, приглашаемым на «Поединок», почему-то позволено забалтывать, можно сказать, святые, устоявшиеся в сознании людей понятия.

Но соглашаться с подобными, звучащими на всю страну, выводами – значит, себя не уважать.

Спрашивается: какой такой интеллигент может быть холуём? Ответ простой: да тот самый, который им и является. А раз он холуй, то интеллигентом быть не может. Элементарный логический вывод. Но нет, оказывается, кому-то из холуёв позволено быть интеллигентом. Кому же? О себе любимых, наверное, шла речь. И дело не в хитроумных словесных подтасовках определений. Холуй, как известно, – это подхалим, низкопоклонник;  интеллигент – человек, принадлежащий к общественному слою работников умственного труда, образованных людей. Дело во внутреннем, психологическом состоянии человека, в его воспитании. Поневоле вспоминается усвоенное со школьной скамьи: «Рождённый ползать – летать не может».

Один отец наставлял сына: будешь дружить с орлами – научишься летать. Но те «друзья», которые только угождают орлам, летать никогда не научатся. У орлов надо учиться обретению крыльев. И, конечно, прав был классик, когда говорил, что нужно ежедневно выдавливать из себя раба. Хочу добавить: кому – по капле, а кому и по ведру.

В советские времена интеллигенцию называли народной.

Радостно было в этом году видеть молодых учёных, получивших заслуженные награды из рук Президента России.

Но, когда узнаёшь, что артист Броневой является обладателем всех четырёх степеней ордена «За заслуги перед Отечеством», а артист Винокур уже четвёртой и третьей, то поневоле задаёшься вопросом: за какие такие заслуги новая российская власть раздаёт такие ордена? И какая от этого польза отечественной культуре? Если нет более достойных, то поберегите награды, не снижайте их ценность в глазах народа. Или это стало также инструментом унижения? Для справки: всемирно известный русский писатель Василий Иванович Белов был удостоен только четвёртой степени ордена «За заслуги перед Отечеством». Излишне объяснять, что труд крупнейшего писателя современности неизмеримо значимее труда не великих, прямо скажем, названных выше  артистов. Интеллигентами их назвать язык не поворачивается, хотя бы потому, что принимают награды, не соответствующие их вкладу в отечественное искусство.

Награды – это не подарки к юбилею, а элемент воспитания общества, особенно действенный в воспитании молодёжи.

В стране строится капитализм и, к сожалению, не с человеческим лицом.

Народ должен чётко знать, по какому пути мы идём, кто наш друг, кто наш враг, какие у нас ценности. Сейчас у большинства народа одни ценности, у правящей верхушки уже два с лишним десятилетия другие. Сверху идёт постепенное вытравливание, в подавляющей степени с помощью электронных средств массовой информации, общественного в сознании, гордости  общими – страны, государства – успехами: в международной политике, в экономике, в науке, в искусстве; а главное – вытравливание правоты морали общественной над хищнической моралью частника.

Что стало с украинской молодёжью, сориентированной на западные индивидуалистические ценности, мы уже увидели. Если и наша молодёжь не будет знать истинной истории своего государства, если её постепенно вовлекут на путь переоценки ценностей своих отцов и дедов, то результат нетрудно предсказать. Факельные шествия до добра не доводят.

В «загадочной русской душе» золотому тельцу не место. Именно его отсутствие в ней и позволяет сохраняться русскому самосознанию, бескорыстному, православному по своей сути.

В верхних слоях общества, пронизанных денежными потоками, ничего русского в отношениях между людьми не осталось. Олигархат, криминал, спекулянты, крышующие их структуры, – все замешены на деньгах. Не избежали продажной участи и обслуживающие  эту, говоря современным языком, «тусовку» эстрадники и политические шоумены.

Те, кто продали свою совесть, однажды ступив на сулящий богатство и  успех путь, если не глупы, прекрасно понимают свою холуйскую сущность. Потому и забалтывают всё и вся, тем самым обесценивая – кровью души обретённые человечеством моральные ценности и идеалы. Да им и не нужно, чтобы их причисляли к интеллигенции, для них интеллигент уже давно смешное, почти ругательное слово, такое же, как дурак.

Если в понятии интеллигент оставить только составляющую, связанную с развитием интеллекта в результате образования, то магия этого слова, на интуитивном уровне понятная каждому русскому человеку, исчезает. Тогда, действительно, интеллигент может стать холуём, причём холуём высокообразованным, сросшимся со своим хозяином. Правящей верхушке, окружающей себя талантливыми, высокообразованными холуями, следовало бы помнить из истории, что, когда по той или иной причине придётся лишиться своего места во властных структурах, больше других и профессионально топтать их будут эти самые высокообразованные холуи.

Холуй – это не преданный слуга, не друг, это особь с фигой в кармане или с камнем за пазухой. А эти «орудия труда» всегда находили своё применение. К интеллигенту человек с фигой в кармане, будь он хоть трижды высоколобым, не имеет никакого отношения.

Грустно оттого, что это понятие, в общем-то, выстраданное, выстроенное в советском обществе, с присущими ему чертами, как и сам советский человек, имя которого звучало гордо, стёрлось.

Обратная метаморфоза произошла со словом спекулянт, имевшим в советском обществе отрицательное значение по той причине, что капитал наживался не в производственной сфере, а простой перепродажей товара с целью наживы. Спекулянт теперь – предприниматель, а это слово звучит гордо. Но такой предприниматель бесполезен, даже вреден, для государства. Интересна параллель, которую обнаружил в книге Леонида Выскочкова «Николай I», изданной в серии ЖЗЛ: в России  «до 1840 года официально существовал термин «бесполезные» евреи, затем он был заменён на «не имеющие производительного труда». «Бесполезные» евреи были заняты преимущественно торговлей, в том числе торговали водкой в счёт будущего урожая. Куда ни глянь, много сейчас такого бесполезного человеческого «капитала», в том числе и в литературе. И политики, и политологи всё никак не могут от политических шоу перейти к делу.

Модным теперь стало слово креативный, которым обозначают творчески подходящего к деланию денег человека. Мошенники в этом смысле – очень креативные люди, и невольно модным словом их деятельности придаётся привлекательный смысл. Образ интеллигентного человека становится невостребованным, не привлекает общественного внимания и постепенно становится непонятно, кто это такой.

Был ли Чацкий интеллигентным человеком? «Служить бы рад, прислуживаться тошно» – это не холуйская фраза, которую в «Горе от ума» произносит Чацкий, но и до дела ещё далеко. Кем он мог стать, можно только догадываться. Судят, как известно, по делам, поэтому в данном случае уместно будет сказать: не судите, да не судимы будете.

Посвящая себя России – да. Но и Николай I – император, для которого благо России и её народа было на первом месте, – тоже. И именно ему, а не декабристам, суждено было создать сильную Россию.

Государственное устройство напоминает пирамиду. И если отдельные её составляющие крепко, если не сказать жёстко, скреплены между собой, то такое государственное образование устойчиво от основания до вершины. Нынешнее государственное устройство России представляет собой слоёную  пирамиду, слои которой между собой в единое целое крепко не связаны, существуют почти автономно. Власть, к сожалению, не озабочена созданием и применением необходимых скреп. В каждом слое свои деньги, свои, связанные с ними, авторитеты. Чем ближе к вершине пирамиды, тем денег гуще, и главная забота верхнего слоя заключается в том, чтоб его от этих денег не разорвало.

Интеллигенцию ещё называли «прослойкой». Я бы добавил прилагательное скрепляющая. Интеллигенция является скрепляющим, вдохновляющим общество материалом. Это роль честных образованных тружеников. Где они могут быть востребованы? Должны быть востребованы – от основания до самой вершины. Но они явно «лишние» в слое спекулянтов, а спекулятивными операциями занимаются и многие банки, и криминалитет, и олигархи. Недавно прочёл научное издание из серии «Документы советской истории». Книга называется «Последние письма Сталину 1952 – 1953». Большинство писем написано трудовой интеллигенцией – от студентов вузов до академиков, из разных сфер деятельности. Их письма пронизаны любовью к своему делу, к Отечеству, верой в мудрость вождя, ощущением своей роли в общем созидательном труде.

Сейчас голос народа в Кремле не слышен. Народ безмолвствует – не потому что потерял дар речи, и не потому, что ему сказать нечего. Его никто ни о чём не спрашивает, и слушать не станет. Он есть, но его как будто и нет. Так же, как  писателей.

Как ни крути, а интеллигентность связана с нравственными устоями человека, с его верой, с тем, что его вдохновляет на добрые дела. «За Веру, Царя (как помазанника Божьего. – Ю.М.) и Отечество», «Православие, самодержавие, народность» – эти формулы государственной жизни России рождались в умах лучших людей Отечества и не на пустом месте. Их переосмысление в современной жизни – задача правящего слоя, непосредственно главы государства.  Не просто интеллектуалов, не высоколобых холуёв, а истинной элиты общества, не утратившей совести и любви к Отечеству. И понимающей ценность и ответственность власти, данной не за миллиарды долларов, а по заслугам перед своим народом.

Надо решить, что мы хотим получить и в ситуации с определением роли Союза писателей России в жизни общества: коллективный голос совести народной или элемент её разрушения; бесконечные метаморфозы искусства ради искусства или умного доброго собеседника, который вслед за Пушкиным мог бы сказать, что чувства добрые он лирой пробуждал.

Массовое искусство, вписанное сейчас в денежные потоки, финансируемое ими – работает на разрушение всего того, что было создано до смены экономического курса страны. Дальше будем разрушать или начнём созидать? Но прежде не мешало бы знать: что будем созидать. Не зря в своё время приобрёл огромную популярность роман Чернышевского «Что делать?» Мы сейчас тоже на распутье. А рынок сам ничего не отрегулирует, в этом мы уже убедились.

Верхнему слою современного российского общества, который считает, а не читает, литература не нужна. Но литература, как и прежде, нужна  народу, в нём поиск правды и справедливости никогда не угаснет, ему никогда не станут чужды человеческие чувства, не замешенные на деньгах. Писателям как «инженерам человеческих душ» следует помнить завет Некрасова: сейте разумное, доброе, вечное. Это и будет их вкладом – вкладом части творческой интеллигенции в просвещение народа, в процветание Отечества. Не зря ведь сказано, что лучшие учителя стоят на книжных полках.

Растерянность, бездействие интеллигенции губительны не только для неё самой. В связи с этим напомню некоторые цитаты из известного памфлета великого Горького «С кем вы «мастера культуры»?» Ответ американским корреспондентам»:

«… Тревожные крики интеллигентов стали обычными. Это естественно: работа интеллигенции всегда сводилась – главным образом – к делу украшения быта буржуазии (речь шла о капиталистическом обществе. – Ю.М.), к делу утешения богатых в пошлых горестях их жизни…»

«Пора бы решить вопрос: с кем вы, «мастера культуры»? С чернорабочей силой культуры за создание новых форм жизни или вы против этой силы, за сохранение касты безответственных хищников?»

 «Сообразите: несколько десятков тысяч хищников и авантюристов желают вечно и спокойно жить за счёт силы миллиарда трудящихся. Это – нормально? Это – было, это – есть, но хватит ли у вас храбрости утверждать, что это и должно быть так, как оно есть?»

 «Не будет преувеличением, если сказать, что пресса Европы и Америки усердно и почти исключительно занимается делом понижения культурного уровня своих читателей, – уровня и без её помощи низкого».

«О разлагающем влиянии буржуазного кино не стоит говорить, это совершенно ясно».

«Истощение масс значит – истощение почвы, из которой возрастает культура».

«Проповедь любви бедного к богатому, рабочего к хозяину – не моё ремесло».

Памфлет был написан в 1932-м году. А в 1934-м состоялся Первый съезд советских писателей, на котором с основным докладом выступил Горький.

Есть ли в писательской среде современной России такой лидер? Во всяком случае, с лидером придётся определиться. Без этого ничего не получится. Он должен иметь выход во власть и быть для неё авторитетом, а не холуём. Знаменательно, что после беседы с Пушкиным император Николай I сказал: «…я нынче долго говорил с умнейшим человеком в России».

Мы все разные. Но в Союзе нас прежде всего объединяет литературный труд. За результат труда положено отвечать. Во всяком случае, перед совестью, перед Богом – ответ держать придётся. А если важен суд потомков, то и перед народом, не забывая, что любовь народная даром не даётся. Литература в России воспитывала душу, пронизывала жизнь народа сверху донизу. По отношению к литературным героям можно было судить о месте человека в жизни.

Говорят: кто платит, тот и заказывает музыку. Да, чьи деньги – такая и музыка. Но бесконечные вариации «Мурки» слушать уже надоело.

Грядущий писательский съезд – только начало. Хотелось бы понять и до и после съезда: начало чего? И не разувериться в необходимости писательского Союза, не чувствовать себя «бесполезным» писателем.

Союз писателей России с региональными отделениями, ведущими просветительскую работу на местах, конечно, необходим, а в чём будет заключаться его обновление, – решать съезду.

Хочу напомнить и бессмертные некрасовские строки, которые могут служить кредо русского писателя, да и не только писателя, а любого русского интеллигента, если под лирой понимать его дело:

 

 «Я лиру посвятил народу своему.

Быть может, я умру, неведомый ему,

Но я ему служил – и сердцем я спокоен…

Пускай наносит вред врагу не каждый воин,

Но каждый в бой иди! А бой решит судьба…»

 

Говорят: один в поле не воин. А вот знакомый писатель не устаёт повторять: и один в поле воин, если он по-русски скроен.

А если нас целая дружина?..

Виктор Бараков

Виктор Бараков:

ВОЛОГОДСКИЕ ПИСАТЕЛИ О РУССКОМ ЯЗЫКЕ

 

Василий Иванович Белов в статье «Спасем язык – спасем и Россию» писал: «Говорить об исключении иностранщины из нашей лексики вполне правомерно. И нечего этого бояться. Надо безжалостно исключать «чужесловы» из нашей речи. Безжалостно выбрасывать. А нам прививают намеренно эту лексику. Уничтожение русского языка идет одновременно с уничтожением русского народа». (http://www.pravoslavie.ru/45073.html).

Стараются и усердствуют в черном деле истребления русского языка наши вечно самодовольные и одновременно безграмотные «средства массовой дезинформации» и чинуши из всеми презираемого министерства образования.

О глашатаях и проводниках так называемой «глобализации» говорить не хочется – они сами говорливы без меры и без совести. А вот о деятелях «просвещения», оглупляющих народ, надо сказать особо.

Заслуженный деятель науки, доктор филологических наук, профессор Всеволод Троицкий раскрывает «секрет Полишинеля»: «Из прежних программ средней школы по русскому языку на определённом этапе, как

известно, были выброшены разделы (вдумайтесь: каково!): «Богатство, красота, выразительность русского языка», «Роль церковнославянского языка в развитии русского языка», «Однокоренные слова», «Этимологические словари русского языка», «Основные толковые словари русского языка», «Принципы русской орфографии», «Орфографические словари» и проч…  Русскую литературу в школе «сократили», и по содержанию и по количеству учебных часов, под стать программам школы колониальной страны, сократили такчтобы народ (в массе) не владел свободно русским литературным языком, как это по преимуществу было в лучшие для школы годы ХХ века». (Всеволод Троицкий. Слово и филологическое образование: пути восстановления //Русская народная линия, 16.02.2017)

Увеличили часы… на физкультуру, а еще добавили… второй иностранный язык!..

В какой стране мы живем? Или теперь Трамп — наш президент?

Мы давно и безвылазно барахтаемся в болоте чужестранной лексики. Роберт Балакшин сокрушается: «Вместо слова «наблюдать» говорят «мониторить». Даже появилось уродливое словосочетание «служба мониторинга». Дистрибьютор – посредник. И короче и красивей, но привыкли, да и модно, все так говорят. Дайвинг – ныряние. Саммит – встреча. Дилер – посредник, перекупщик. Кастинг – отбор. Фанат – болельщик. Ментальность – сущность. Тренд – основные направления в моде, культуре, искусстве.

Доходит до смешного… На экране телевизора появился важный чин, и на вопрос корреспондента ответил: «Царскосельский лицей — это наш бренд».  (https://literator35.ru/2016/10/тема/роберт-балакшин-начинается-всё-со-сло/)

Сергей Созин пишет: Я такой же, как все… Терпеливый… Но… до поры — до времени…

«Отличился» «рупор» Департамента культуры «cultinfo.ru» («Культура в Вологодской области»). Цитирую дословно: «Городской градозащитный квест, посвященный истории Вологды во время Великой Отечественной войны, пройдет 22 июня 2014 года».

Посмотрите на афиши с программой фестиваля«VOICES»: названия с английского даже не переводят… Цитирую выступление Владимира Путина на совместном заседании Госсовета и Совета по культуре и искусству: «Надо избегать излишней латинизации. Когда, например, мы в регионы едем — сразу виден уровень чиновника. Если все в латинских вывесках… Мы в какой стране живем-то?…»

Мэрия Череповца, к очередному Дню города, выпустила праздничный буклет «ЧЕРЕПОВЕЦ горячее сердце русского севера» (орфографию, синтаксис и морфологию названия оставляю на совести редактора и корректора)… Заголовок вступительной статьи: «Основным драйвером развития современного общества является человек». Ну, как перл?! И этот «драйвер» буквально преследует читателя буклета. Хочу вас спросить, как драйвер драйверов: «Не надоело вам издеваться над родным языком?!…» (http://ruskline.ru/analitika/2016/05/30/oni_vybirayut_kvest/)

«НЕ НАДО ПАНИКИ — ЯЗЫК САМ ОЧИСТИТСЯ ОТ ПЕНЫ!» — на весь мир вопит профессор-филолог, — возмущался Василий Белов. —  Не верьте доктору филологии!»

И правда, многие до сих пор считают, что язык «сам себя спасет». Другие исследователи, наоборот, уверены, что «русское словообразование стало невозможным и прекратилось. Способность усваивать иноязычные слова, нарастающим мутным потоком вливаемые в русский язык, урезана и продолжает сокращаться». (Вадим Рыбин. Как возродить русское словообразование // Русская народная линия, 15.02.2017)

Думается, язык наш — как море, он очищает себя только до определенного предела, до точки засорения, после которой помочь ему сможет только весь народ.

Ю. Максин подтверждает: Моё поколение ещё помнит речь бабушек – русских крестьянок, родившихся до революции. При невеликом образовании, всего в несколько классов церковноприходской или земской школы, а то и вовсе без оного, речь их
была образной, а по нынешним временам так и высокохудожественной, потому что их словарный запас намного превосходил лексикон многих современных
популярных авторов, пишущих на русском вроде бы языке». («Вологодский литератор», апрель 2015, С.1)

Людмила Яцкевич в статье «Это хищное слово «проблема» пытается найти замену набившему оскомину слову: «Вопрос, дело, загадка, задание, задача, затруднение, осложнение, переделка, переплет, положение, препятствие, рана, трудность, засада. В разговорной бытовой речи, как известно, даже и такие словечки используются: закорючка, загвоздка, закавыка, закавычка, заковырка, заколупка, заморочка, сложнячка…» (журнал «Берега» (№ 2 (14). 2016)

Только кто из властных лиц её будет слушать?

Помнится, Василий Иванович Белов лет пятнадцать назад штрафовал нас за употребление слова «проблема» на десять рублей. Помогало…

А сейчас штрафы от издевательств над людьми и языком не спасут. Спасут только возвращенные народу власть и собственность. И этот день не за горами.

 

Фёдор Достоевский (1821 - 1881)

Фёдор Достоевский (1821 - 1881):

О ЛИТЕРАТУРЕ

Мне кажется даже, что наши литературные скандалы происходят только отчасти от бессилия и ничтожества, и я все еще держусь мысли, что они происходят от тузов и столпов нашей литературы, именно от тех, которые кричат против них. И тому есть причины; я их изложу ниже. Но отчасти и потому, кажется, они происходят, что иным делать больше нечего. Младая кровь играет. Беспокойство, потребности жизни, потребности чего-то, потребности хоть как-нибудь пошевелиться, – вот и скандальчики. Оно хоть и скверно, но все-таки это не признаки какого-нибудь бессилия и ничтожества. А вот та часть скандалов, и самая огромная, которая остается на совести тузов и столпов литературных, вот эта может быть признаком их бессилия и ничтожества, хотя между этими столпами есть чрезвычайно много не ничтожных людей, а, напротив, очень умных, которые могли бы быть очень полезны. Но какое-то самолюбие поедает их. Все это распалось на кружки, на приходы. Все это готово считать, как мы уже сказали где-то, свою домашнюю стирку за интересы всего человечества. Каждый считает себя исходным пунктом, спасением, всеобщей надеждой. Каждый лезет в триумфаторы. Умных людей много, да и роль их пришла: все к ним обращаются; все от них ждут и разрешений и указаний, на них надежда; а они как догадались, что пришло их время, то есть догадались, что они указатели и стали потребностью общества, тотчас же и свихнулись с дороги. Проповедовали прежде гуманность и все добродетели, а чуть-чуть дело коснулось до них практически, они и передрались: куда девались все совершенства! Я рад действовать, говорит иной столп, но с условием, чтобы меня считали центром, около которого вертится вся вселенная. Потребность олимпийства, пальмерстонства заедает наших литературных кациков до комического, до карикатуры. Один даже и с талантом писатель вдруг среди бела дня сходит с ума и кричит на вора караул:

Украли пук моих стихов!

Другой, бесспорно умнейший человек, встречается с другим литератором и долго колеблется, что ему протянуть: палец или два пальца, чтобы, дескать, не счел меня тот как-нибудь своей ровней; пожалуй, сдуру-то и сочтет. Третьего освистали, кончено дело! Значит, все падает, все разрушается, светопреставление наступает – меня освистали! <…> мания считать себя центром вселенной и объяснять всемирные события своими домашними обстоятельствами <…>. <…> мне кажется <…>, что все это разъединение, а за ним и скандалы происходят у нас отчасти и оттого, что уж слишком много развелось одинаково умных людей; будь над ними один, самый умный, они бы, может быть, как-нибудь и подчинились ему, и все бы пошло хорошо. Но шутки в сторону: человека нет – это главное, центра нет, горячей, искренней души нет, новой мысли нет, а главное – человека, человека прежде всего! Есть книжки, есть правила о гуманности, есть расписание всех добродетелей, есть много умных людей, наследовавших гениальную мысль и вообразивших, что они поэтому сами гении, – вот что есть. Но этого мало. С этакой обстановкой, даже на лучшем пути, придется, пожалуй, самих себя обвинять, а не то, что дороги плохи.

(http://profilib.com/chtenie/57906/fedor-dostoevskiy-zapiski-o-russkoy-literature-20.php)

Юрий Максин

Юрий Максин:

ЛУЧШЕ СТЫДНО, ЧЕМ НИКОГДА…

Наверное, только у нас властная верхушка может до такой степени зажраться и зажиреть. Подтверждением тому слова, вырвавшиеся из Жириновского во время одного из политических ток-шоу: «Мы здесь (имеется в виду в Москве. – Ю. М.) задыхаемся от власти и от денег, а в провинции – там правит криминал». Устами Владимира Вольфовича, как известно, глаголет истина.

Сознательно не называю верхушку власти элитой, элиты во власти у нас нет, как нет её, в общепринятом смысле, и в Америке. Там есть то, что стало и у нас. В Европе элита была и у нас была. Когда-то.

Зажрались, зажирели и постепенно приходит осознание, что проглотили лишку, и получилось что-то нежизнеспособное, похожее на общее отравление организма.

Способ выжить есть. Очиститься! Всё, как говорится, в своих руках. А на худой конец – в руках команды скорой помощи.

Да, это не обычное отравление, но очиститься всё равно придётся. Вернуть наворованное. А куда деваться? Стыдно?  Лучше стыдно, чем никогда.

Никому не известно, чем закончится назревшее противостояние Америки и России. Все политические ток-шоу, идущие по телевидению – по большому счёту трёп вокруг обозначенной темы. Из этого никогда ничего не прогнозируется, шоу есть шоу, это способ привлечь внимание – или на «60 минут», или, скажем, на соловьёвский усыпон.

Каждому овощу свой срок.

Но люди – не овощи. Мы давно уже не смеёмся над бесконечным «юмором» от Петросяна.  И не реагируем сердцем на политические передачи. Уже осознали, что шоу, то есть представление, ничего не меняет. Надоело и смеяться, и пялиться в телевизор в поисках ответов на возникающие вопросы. Там ответов нет, и не будет.

Не так давно, в один и тот же день, прошли новости о том, что в столице нашей Родины почти полностью  обновлён автопарк (и всем показали, какие прекрасные автобусы вышли на улицы столицы), и о том, что в Якутии совершил так называемую жёсткую посадку самолёт, перевозивший военнослужащих, который эксплуатировался шестьдесят лет. Слава Богу, никто не погиб! В России шестьдесят лет – пенсионный возраст для мужчин, до которого, кстати, далеко не все доживают.

Человек – гораздо более выносливый  механизм (иначе не назовёшь при таком отношении государства), чем самолёт, и поэтому о самолётах стоило бы задуматься. Как- никак, именно в них летают люди, и любая авария уносит десятки и сотни жизней.

Как далеко мы удалились от всего, что трогает душу и очищает её! Все достижения научно-технического прогресса поставлены на достижение комфорта. Комфорта, комфорта и ещё раз комфорта…

Поневоле вспомнишь из юности утраченного государства: учиться, учиться и ещё раз учиться.

Сейчас все учатся, а тому ли? Учиться, в прежде принятом смысле слова, оказывается, и не нужно. Главное, натаскать себя, как собаку, для работы с постоянно совершенствующимися – компьютером, машиной, банковской картой, со всякого рода гаджетами… Если идти по этому пути, то до самой смерти и придётся таким образом учиться. А какие ценности в результате будут созданы? Жиреющий «золотой миллиард» и его обслуга.

Много чего ещё могут изобрести, только успевай приобретать и учиться пользоваться. В этой погоне за комфортом в обществе потребления исчезает живая жизнь – дар Божий, самое ценное, что есть на планете Земля.

Технологическая цивилизация, подсевшая сама и подсадившая человечество на иглу стремления к комфорту, последовательно уничтожает этот бесценный дар. Зримая цена научно-технического прогресса – ежедневная гибель людей в авто, авиа, техногенных катастрофах.

Обидно за науку, главной задачей которой должно бы быть продление жизни планеты и каждого её жителя.

Россия, если благодаря своей верхушке окончательно не свалится в западную «могилу», а у неё, хочется верить, другое предназначение, имеет шанс пойти по другому пути.

Все предпосылки, несмотря ни на что, к этому есть. Иначе не было бы такого обострения противостояния России и Запада. И Америки как квинтэссенции западной цивилизации.

Когда с самого верха будет заявлено, что не деньги главное,  а вечные ценности, на которых зиждется жизнь, что деньги – это всего лишь инструмент достижения цели, но цели должны быть благие, тогда вектор нашей жизни поменяется.

Сейчас деньги – это инструмент порабощения, а не свободы, инструмент разъединения, а не сближения, чем их больше у одних, тем меньше у других, и в результате: у кого-то жемчуг мелкий, а у кого-то щи пустые.

Я верю, что придёт всё же время, когда вслед за Александром Суворовым можно будет сказать: «Я русский! Какой восторг!»

Для этого нужно идти своим путём. Ресурсов достаточно. Нужна только державная воля, воля верховного руководства.

Как говорится, дай бы Бог! И хочется сказать: с Богом!

Николай Алёшинцев

Николай Алёшинцев:

ЯНВАРЬ

…Вот нынче модно стало купаться в Крещенье. Посмотришь по телику, сколько грешного народу, особенно начальства, у полыньи дрожит. Грех смыть охота. Порядком накопили. Некоторые на машинах привозят. А тут нырк в прорубь – и станешь «аки младенец». Сомнительно что-то. Если таким простым способом можно от гадости духовной отмыться, то о чем в церкви милости просить? Построим водоем с подогревом, день грешишь, вечером опять – нырк. Не от того ли моря-океаны бунтуют? Навалим в них с себя всякой грязи – кому понравится? Киты не от хорошей жизни на берег выбрасываются.

Славный ты месяц, Январь, и, конечно, знаешь, что неспроста Сын Божий появился в человеческом образе и «божественное в нем не подавляло человеческое». Великая мудрость в этом явлении: не страх родиться человеком, страх жить не по-божески. Не по совести, значит. А если с этим в ладу, ничего не страшно. И пусть от твоих морозов льды на реке страшно ухают, деревья трещат, птицы на лету мернут – переживем. Может, где-то от таких безобразных условий люди в панику, в рев, только не мы. Вывалит, как прежде, народ на улицу и под гармошку русского так вдарит, что снег плавиться начнет. Взлетят над снежными крепостями окутанные паром кони, понесутся по льду кружала, полетят с пригорка забитые до отказа розвальни: «Берегись!» Так что никто нас перешибить не сможет.

Отгуляем праздники – и в работу: лес рубить, назём возить, сено еще не все на повети – дел невпроворот! В делах время быстро летит. Вот и ты, Январь, лыжи навострил. Метелям февральским место уступить готовишься? Подожди-подожди. Должок за тобой числится. Догадался? Что-то до сих пор не слышно нежного свиста королька. Ты положение-то исправь!

Во! Звенит! Спасибо! Слышу. Каждый год этот нежный колокольчик дает мне веру в обязательный приход Весны. Я даже вижу, как она укладывает свои наряды в большой зеленый чемодан. Внимательно осматривает кажую вещь: не побило ли молью – встряхивает и, аккуратно свернув, разглаживает теплой ладонью Пробежалась взглядом по жилищу: не забыла ли чего? Садится по обычаю перед дальней дорогой. Немножко нервничает. Платок поправляет, басится. Все женщины одинаковы! Может, это и ладно. Скоро-скоро все доброе и светлое вернется! Хорошо, когда так-то! Правда, Январь?

 

(Николай Алёшинцев. Мой месяцеслов. Январь // Никитино счастье: рассказы / Николай Алёшинцев. – Архангельск: ОАО «ИПП «Правда Севера», 2016. – С. 122 – 123.)

Николай Устюжанин

Николай Устюжанин:

ДОМ

Несколько лет я наблюдал, как мой сосед по южной даче строил дом. Жил он одиноко, его единственный сын погиб на первой чеченской, жена сгорела от горя, и угрюмый пенсионер стал рыть котлован.

Его седая голова ритмично кланялась кому-то, когда он вышвыривал лопатой комья из земли, жилистые руки поднимались и опускались почти без передышки, лишь иногда он останавливался, и было видно, как вздымается и блестит от пота его загоревшая, но начинавшая вваливаться грудь.

Фундамент заливал он один, без помощников, с тревогой посматривая на облака и закрывая полиэтиленовой пленкой свежий бетон. Когда основание дома было устроено, вдовец стал привозить на своем старом «Москвиче» серые пупырчатые блоки.

Стройка тормозилась иногда на несколько месяцев, а зимой и вовсе останавливалась, но каждую весну сосед появлялся на участке и возился с перекрытиями, трубами, крышей… Однажды показалось, что затею свою он бросил — его долго не было на шести сотках, но все-таки поздней весной бледный, потерявший свой загар похудевший работник явился не с инструментом, а с саженцами яблонь. Через год их листья зазеленели по четырем сторонам огороженной земли, там же прижилась и пока еще тонкая виноградная лоза.

По вечерам сосед садился на пенек, жадно вдыхал запахи молодого сада и, слушая стрекотание многочисленных насекомых, задумчиво смотрел на рождающиеся в темнеющем небе звезды.

Каждое воскресенье, надев все самое лучшее из одряхлевшей одежды, он уезжал почти на весь день, а вечером сидел в недостроенном доме до полуночи – окно на первом этаже светилось отблесками свечного пламени, колыхавшегося на стеклах и на стене напротив.

Наконец дом был выстроен полностью. Первый этаж начинался скромной верандой, за которой прятались кухня и ванная комната, на второй вела деревянная лестница. Что скрывалось на верхнем этаже, никто не знал — сосед был убежденным молчуном.

Тропинки между яблонями светлели бетоном, к дому по углам были приставлены открытые бочки для дождевой воды, длинный оранжевый шланг тянулся от укрытого в металлическом ящике газового баллона к кухонной плите, но и его начала обвивать зелень виноградных листьев. Все как будто приготовлялось к приему дорогих и желанных гостей, но каких? – У вдовца, по слухам, никого из родни не осталось.

Через несколько дней, после так и не отмеченного им новоселья, у железной, покрашенной свежей зеленой краской калитки стояла карета «скорой». Сосед успел ее вызвать, почувствовав себя плохо, но помощи так и не дождался – умер, как говорили в старину, от апоплексического удара. Похоронили его за казенный счет, а дом так и остался стоять новехонький, лишь отключенный от сетей техническими службами.

Я долго не мог понять, для кого он так самоотверженно и упорно трудился, кому строил подкосивший его здоровье дом? Неужели он не чувствовал приближение старости и конца, неужели он надеялся, что его минует чаша, которой не избежал даже Бог?

И только потом я догадался: сосед приготовил для вечной жизни дом, в котором вновь сойдутся он, жена и сын! И больше не будет в нем страданий, горя и слез, не будет страха, боли и смерти.

Потому что мы сюда еще вернемся…

Юрий Максин

Юрий Максин:

РЯДОМ С ПЕЧЬЮ

Я топлю деревенскую печь. Русскую печку. Печь, которую много лет топила моя мама. В этой печи приготовлены тонны еды – для семьи, для домашних животных. А я топлю её второй день просто для тепла, приехав в родной дом на три дня, поздней осенью.

Постоянно в нём никто не живёт, и дом выстыл. Последние гости уехали в конце сентября, когда ещё и листья не все облетели. А сейчас уже и снег пришлось разгребать.

Вчера так же нагонял температуру, истопив сначала печь на кухне, потом голландку в другой комнате, где стоят кровати и прочая нехитрая мебель деревенского пятистенка.

Давно уже нет в хлеву коровы, нет и домашней птицы – всех тех, кто необходим был в хозяйстве, чтобы жить.

Чтобы просто жить…

Сейчас, когда пищу привёз с собой, и никого из домашней живности кормить не надо, просто топлю печь. Чтобы, согревшись, неспешно подумать о жизни. О пережитом. А может быть, и о будущем, которого осталось гораздо меньше, чем прожитого.

Дрова в печи постепенно истаивают, становясь всё тоньше в объятьях огня. И крепкое, витое полено также истаивает, не уйдя от общей участи. Вот и оно превратилось в жаркие угли, с горящим над ними синим огнём. Я пошевелил их кочергой, сдвинул в жаркую кучку, чтобы выгорел и угарный газ.

И всё же небольшая головешка осталась. Она, задымив, вспыхнула, и ещё некоторое время будет гореть, не давая вовремя перекрыть заслонку, унося в трубу печное тепло.

Не так ли и пороки людские уносят наше душевное тепло, наше драгоценное время?

А головешка образовалась из толстого берёзового сука. Вот и жди теперь, когда сгорит этот сук, который, конечно же, я заприметил, когда складывал дрова в печь. Надеялся, что сгорит он в одно время со всеми. Но против природы, действительно, не попрёшь.

Дров хватит ещё не на один год, ведь приезжаем в родительский дом не зимой, а поздней весной да ранней осенью. Многие поленья пробуравлены жучком-древоточцем и, как мукой, обсыпаны белым налётом. Привольно было точить берёзовые поленья. Только вот сук оказался не по зубам, или  не по вкусу.

Вот и он, непокорный, истаял в угольном жаре. Я думал, на это уйдёт больше времени.

Теперь одни угли остались. И почти стыдно перед печью, что опять в ней ничего не сварено…

Родной мой пятистенок. Папа, мама и трое детей – вот она формула воспроизводства нации. Пятеро – в пятистенке.

Из мебели в доме: два крепких стола, сработанные дедом Степаном; сервант, трюмо, книжный шкаф, тумбочка под телевизор, железные кровати, диван – купленные в магазине. Этого было и остаётся достаточно в домашнем обиходе. А всё остальное – роскошь, как к этому ни относись.

Сейчас множество домов в деревне скуплено дачниками. И они засыпали окружающий лес ненужной им мебелью прежних хозяев.

Сколько раз, собирая грибы, вдруг натыкался на гору вещей – внутренний мир деревенского дома. Проходит год, два – гора оседает, зарастает травой, и из неё, как из огромного старого дивана, начинают вылезать пружины и прочие металлические части ушедшего бытия…

Всему есть износ. И угарный газ выгорел. Пора закрывать заслонку.

В комнате залетал вышедший из анабиоза комар.

Пора закрывать и голландку. Эта печь только для тепла. А в русской стоило всё же сварить и суп, и кашу. Нельзя её уподоблять голландке.

И не надо бы спешить из родного дома. Сегодня прогуляюсь по лесу, увижу много следов его жителей. И буду дышать, дышать и дышать морозным воздухом. И слушать тишину.

Теперь здесь везде тихо, нет ни машин, ни колхозов, ни ферм, ни фермеров…

На дым из трубы прилетела сорока. Обрушила снег с веток яблони. Говорят, сорока к гостям. Но некого ждать поздней осенью в наш родительский дом. Все угомонились с приближением холодов. Завтра я вынесу сороке остатки пищи.

Пусть порадуется городскому хлебу.

 

Нина Ягодинцева

Нина Ягодинцева:

О НЕТРАДИЦИОННОЙ СОВРЕМЕННОСТИ

Отношение традиции к современности в литературной жизни (как, впрочем, и в любой другой сфере)  никогда не бывает простым. Это проблема из разряда вечных. Во-первых, потому что и художественная форма, и содержание должны постоянно обновляться, чтобы оставаться актуальными и интересными читателю, а во-вторых, каждое литературное поколение стремится как можно быстрее утвердиться в литературе и потому в основном  отталкивается от предшественников, отрицая их опыт и значимость. Но, в той или иной степени обновив форму, истинные новаторы неизбежно возвращаются к сути традиции и оказываются, как ни странно, наиболее актуальными её представителями.

Такова в самых общих чертах стандартная культурологическая модель процесса развития: ядро традиции неизменно, ее периферия через отрицание устоявшихся форм, в борьбе направлений, концепций и школ развивается, а традиция в целом сохраняет свою ценностно-смысловую основу, аккумулирует исторический опыт и возобновляет свою  актуальность на каждом конкретном отрезке исторического времени.

Однако реальная жизнь интересна и увлекательна именно тем, что ни одна схема или модель, предлагаемые наукой, не описывают всю полноту реальности. Ещё более интересно то, что многие культурные явления могут быть проанализированы, описаны и смоделированы исключительно задним числом, т.е. тогда, когда завершается одна глобальная культурная ситуация и начинается другая. И традиция как структура, целостное динамическое культурное явление, в смысловом пространстве которого мы все существуем, относится к ряду именно таких феноменов. А мы – именно то поколение, у которого есть шанс разобраться, что же происходит на переходе из одной эпохи в другую, каких коней на этой переправе следует менять, а от чего нельзя отказываться, чтобы не погибнуть.

Что происходит сегодня? Буквально на наших глазах традиция ломается и культурная преемственность прерывается: слова «традиционно» и «актуально» уже несколько десятилетий, как стали яркими контекстуальными антонимами. Между традиционным и современным мировоззрением стеной встали новые технологии и мощные информационные потоки, моделирующие реальность. В конечном итоге уже практически завершается смена модальности личности (от творца – к  потребителю) и утверждается новая мораль, отменяющая традиционные ценности и нравственные ориентиры. Это происходит как в реальной жизни, так и в художественной литературе.

И если приверженцы литературной традиции так или иначе пытаются считаться с современными «актуальщиками», пытаясь раздать всем сестрам по серьгам, то практически каждый, кто, задрав штаны, бежит в новое литературное будушее, традицию не просто отрицает – а презирает её как нечто безнадёжно устаревшее, не адекватное реальности, прибежище неудачников от литературы (в более жёстком варианте – последний приют графоманов).

Но тут-то, на крутом повороте, на сломе и становится очевидно, что традиция – не дежурный набор штампов (а применительно к литературе – не ямбы и хореи, не бытописание в рамках линейного сюжета, не тематически дежурный патриотизм, восхваляющий или оплакивающий Россиюшку). Всё гораздо серьёзнее и глубже, чем хотелось бы думать.

Традиция – это духовный и исторический опыт, обеспечивающий в худшем случае – элементарное выживание в рамках географического и исторического ландшафта, в лучшем – устойчивое развитие. В её содержании есть обязательное метафизическое ядро, сохраняющее высший смысл, историческую миссию культуры нации в целом, есть оболочка – накопленный опыт реализации этого смысла в конкретных условиях развития и взаимодействия с другими культурами, и есть периферия – наиболее гармоничные формы воссоздания и передачи этого духовного опыта.

С чего начинается культура каждого народа? Она начинается с эпоса – звучащего слова, воссоздающего образ мира и человека в нём. Национальный эпос – своеобразная «карта», отображение первичного ландшафта бытия, с основными духовными координатами, которые в процессе исторического развития уточняются, развиваются или трагически утрачиваются. Художественная литература, наследуя эпосу, была и оставалась (до недавнего времени) одним из первых и главных способов реализации духовной национальной традиции в современности. Литературная традиция имеет структуру, аналогичную структуре общекультурной традиции: метафизическое ядро, ценностно-смысловую его оболочку и периферию – набор изменяющихся форм.

Но что такое литература сегодня, когда мы переходим к новому технологическому и общественному укладу и новой, общечеловеческой морали, стирающей не только границы  национальных культур, но и сами национальные культуры? Технологическое развитие идёт с такой скоростью, что невозможно успеть не то что бы глубоко, с нравственных позиции, осмыслить перемены – просто понять, что происходит с нами и вокруг нас. Кроме (а зачастую и вместо) литературы как стремительно устаревающей формы трансляции духовного опыта, бурно развиваются, активно толкуют и комментируют нашу жизнь политика, социология, культурология, психология и целый букет иных наук – они раскрывают смысл и закономерности событий, причины и следствия конфликтов, активно исследуют пути к счастью и процветанию человечества. И, кстати, человеку опять обещают бессмертие!

Само искусство рассказывания историй уже давно вытеснено искусством их экранизации. Но ведь и кино для нового поколения (от тридцати пяти и моложе) сегодня отошло на второй-третий план и активно заменяется искусством виртуального разыгрывания полюбившихся или новых, реальных, а много чаще – фантастических сюжетов (это я о компьютерных играх). В виртуальности каждый может стать не просто читателем или зрителем, а практически участником событий. Компьютерные игры дают возможность находиться и действовать внутри реальности сюжета… А ведь это гораздо круче¸ интереснее и, видимо, полезнее – своеобразные тренажеры для выработки навыков жизни и профессии. И вот уже книги переезжают из квартир в библиотеки, а чаще – прямо на мусорки, огромные библиотечные залы погружаются в безлюдную тишину или заполняются пёстрым шумом шоу, квестов, концертов и даже модных показов…

Время ли рассуждать о продолжении литературных традиций и пользе чтения? Может быть, мы просто испытываем историческую ностальгию по благословеннным временам, когда литература почиталась высшим откровением, а понятия авторства не было вообще, ибо всё авторство безраздельно принадлежало Богу? Или тоскуем по золотому веку, в котором литература стала пророчицей и властительницей дум, составила славу национальной культуры и вошла в сокровищницу культуры мировой? Возможно, мы уже соскучились по тем недавним ещё советским десятилетиям, когда литература воспринималась как часть внутригосударственной политики и писатели были мобилизованы и подчинены общегосударственным задачам развития личности и общества – ну и, практически как государственные служащие, получали различные преференции?

Но подобная ностальгия никому чести не делает – скорее, она беспощадно выдаёт бессилие перед настоящим и будущим. И аргументы за или против литературы и её традиций надо рассматривать в широком культурологическом контексте: может быть, действительно, стоит пересмотреть роль и задачи художественной литературы в обществе, радикально модернизировать традиционные установки и вписаться в новую реальность уже на новых нравственных и культурных основаниях?

Вопрос провокационный. Но мыслящему человеку уже невозможно ни бесконечно ссылаться на незыблемость традиции, ни слепо следовать моде, задаваемой новаторами. Сегодня как никогда – каждому важно понимать, что стоит за духовной модернизацией, в какую сторону направлен этот процесс и к чему он в конечном итоге может привести. А главное – есть ли что реально ему противопоставить, кроме ностальгии? Что на что (и главное – зачем) меняется в этом стремительном мире? Насколько радикальны перемены и что за ними просматривается?

Начнём с самой глубокой и древней составляющей традиции, с её метафизического ядра. Традиционно понимается, что в творчестве человек выходит за свои индивидуальные, личные пределы и стремится к предельно общим основаниям бытия: только тогда писатель может стать выразителем духа части общества, нации в целом либо – в максимальном масштабе – человечества.

Приверженцы традиции утверждают: по-настоящему писателем может считаться только тот, кто в художественном осмыслении поднимается до национальной, общечеловеческой и метафизической нравственной проблематики. Механизм выхода творческого сознания за индивидуальные пределы познаваем, но никогда не может быть познан до конца – в творчестве всегда остаётся иррациональное ядро, надличностная тайна, некий высший замысел о человеке. Настоящая литература – всегда отречение от собственного эгоистического «я» в надежде постижения более высокого совершенства. Это художественное исследование, моделирование и проектирование бытия со всей глобальной нравственной ответственностью писателя за результат. Всё остальное – просто домашние радости, невинное хобби, милые (хотя, увы, не всегда) чудачества более-менее владеющих грамотой людей.

«Новаторы» предлагают диаметрально противоположное понимание сущности вопроса: литература – один из способов самовыражения, причем не единственный и далеко не самый важный. Любой человек может написать книгу, издать её и с чистой совестью называть себя писателем. Все, что написано, – литература. Критерий оценки книги – популярность вне зависимости от путей её достижения (это может быть, в частности, игра на низких инстинктах, ремейк или просто грамотный, хорошо организованный пиар). Художник имеет безраздельное право на свое собственное видение – без малейшей оглядки на культуру, традиции и прочие ограничители творческой свободы.

Мы видим, что традиция стремится вывести личность за тесные границы её собственного несовершенства, дать максимально высокие внешние ориентиры для выстраивания внутреннего мира, а новаторы предлагают это несовершенство почитать в качестве единственного основания. Метафизическая составляющая в таком подходе тоже есть – но она иная качественно, поскольку вместо высшего, гармонического несёт в себе низкий, инфернальный смысл. В традиции творчество – состояние излучающее. «Новая литература» пробуждает любопытство и поглощает внимание, не умножая, а рассыпая смысл – и творчество превращается в «чёрную дыру». Традиционная творческая установка – поиск взаимопонимания, общения, собирания и сотворчества с читателем, новая – зачастую неприглядное ню, словесная кунсткамера душевных вывихов и уродств.

Естественно, между обозначенными двумя полюсами – широчайший спектр полутонов и нюансов, но каждый полутон и тем более компромисс приближает автора и читателя к тому или иному краю. И в результате этой динамики в литературе для детей уже появляются книжки, рассказывающие милые истории из жизни фекалий.

Очевидно, что литературные «новации» предлагают подмену на уровне метафизического ядра: гармоническое основание подменяется инфернальным, созидание – разложением. Понимают ли это носители «новаций», «актуальщики» от литературы? – Далеко не все. Большинству просто удобны снятие культурных запретов, отказ от духовной дисциплины, оправдание саморазоблачения самовыражением. Мало кто додумывает ситуацию до метафизической её глубины, ибо установка – каждый сам для себя духовная глубина – ещё и подогревает самолюбие, не оставляя шансов задуматься. Но, несомненно, есть и понимающие, ведущие в инферно сознательно и неуклонно. Их мало, но они есть.

Если происходит метафизическая подмена ядра традиции, то неизбежна и категорическая ревизия её ценностно-смысловых оснований. В этом плане весьма показательны многочисленные атаки на «золотой век» русской литературы. Сначала классику принялись активно адаптировать, превращая её в стёб и переводя на «русский матерный». Потом нам сообщили, что это имперская литература, и поэтому она не имеет права на существование. Далее в биографиях классиков вскрылось множество скабрёзных «фактов», немедленно доведённых до широкой публики. Потом, прямо как в супермаркете, стали искать на произведениях наклейку со сроком годности: истёк или не истёк? Сейчас уже просто родители в школах жалуются: уберите, наконец, классику из программы, это же позапрошлый век, дети не понимают смысла слов и событий! И практически никто не говорит о том, что качество художественного исследования в нашем «золотом веке» – глубина и точность постановки нравственных проблем – поныне остаётся непревзойденным.  Отделываются привычным: Пушкин – наше всё. И всё. Ну да, Достоевский и Толстой. И кто-то там ещё…

«Новая» же литература практически не озадачивается нравственным исследованием и всё более тяготеет к обслуживанию современных политических и идеологических мифов: ужасы сталинизма, идиотизм советского быта, врождённые пороки дурного и дикого русского характера и прочие «жареные блюда», кислой приправой к которым идут мистика, адюльтер и анекдот.

А самое интересное – поднимая на государственном уровне интерес к литературе, обозначая важность и ценность чтения, практически никто не проводит черту, границу между литературой и тем, что мы уже прямо можем назвать антилитературой. Книга – ценность? Безусловно, но не всякая. Читайте – и всё? Нет, читать следует далеко не всё – нужно помнить, что духовная отрава из психики выводится гораздо труднее, чем из организма – физическая. Есть ли подвижки в этом плане? Есть – но какие! То Карлсона заподозрят в популярном пороке, то Красную шапочку – в сексуальном подтексте… Испуганные родители мечутся, почтенная публика радостно греет уши и набирает лайки на очередной скандальной инициативе чего-нибудь запретить, а под шумок очень даже неплохо выходят жизнеописания фекалий. Для тех же самых детей.

А что же происходит на периферии традиции, как развиваются её формы? Они рассыпаются на глазах: выветривается пунктуация, силлабо-тоническая гармония вытесняется бесконечно протяжёнными верлибрами, синтаксис рушится под тяжестью семантического хаоса – впрочем, кому всё это интересно, кроме филологов? Может быть, в соответствии с очередной сменой технологического уклада экранная и виртуальная среды вполне справятся с теми задачами, которые прежде, чем угодить в филологическую резервацию, выполняла литература? Может быть, Слово было Богом просто потому, что не было Интернета?

Здесь подмены идут по нарастающей. Слово и словесный образ – посредники между внутренним и внешним миром личности, элементарными знаками реальности психической и физической. Личность, формирующая сознание при помощи слова, постоянно поддерживает связь с реальностью, и в этом общении своевременно создаёт и пересоздаёт актуальные смыслы – наличие постоянной обратной связи и неограниченные возможности уникальных смысловых комбинаций обеспечивают высокую степень свободы и индивидуальности.

Экран предлагает нам визуальную реальность, смоделированную согласно конкретному видению или – хуже – заказу. Обратной связи визуальный образ не предполагает: он – не посредник, а очевидная данность. Да¸ кино – искусство визуальной интерпретации словесных сюжетов, но искусством его делает опора на высокую литературу. Отсутствие литературного фундамента делает кино искусством низкой манипуляции, переводящей желаемое заказчиком в разряд очевидного для аудитории. Вот и вся свобода личности.

Компьютерные же технологии в массовой культуре – инструмент, подменяющий реальность объективную реальностью виртуальной. Реальность на заказ – голубая мечта любого диктатора! Взять хотя бы набирающую популярность игру «Pokemon Go», о которой, с одной стороны, говорят открыто, что это инструмент для сбора информации в реальном времени и для массовых манипуляций (запуск покемонов в нужное время, в нужном месте и нужном количестве вполне может обеспечить спонтанные массовые собрания и даже беспорядки где и когда угодно). С другой стороны, информация о том, что «Сотни москвичей каждый день ловят покемонов в переполненном метро», или – полный угар! – «Москвичи будут ловить Цоя, Пушкина и Гагарина вместо покемонов» показывает, что удовольствие погружения в виртуальную реальность отключает не только здравый смысл, но и элементарные инстинкты самосохранения. Вот и все тренажёры…

Стратегия радикальных подмен маскируется более или менее мягкими тактическими решениями, умелой игрой на слабостях массового сознания, разного рода соблазнами для «творческой интеллигенции», которая зачастую пытается усидеть на двух расходящихся в разные стороны стульях… Но разве уже не очевиден вектор движения – от свободы к тотальной манипуляции с частичным или полным вытеснением реальности, с её целенаправленной подменой? В рамках развития этого вектора – да, отказ от традиции в пользу «современности» необходим, ибо является обязательным условием тотальной манипуляции массами в интересах очень узких групп лиц. А это вызов самому виду «человек разумный», метафизическому смыслу его существования.

(http://www.rospisatel.ru/jagodinzeva-dnevnik17.htm)

Виктор Бараков

Виктор Бараков:

ВЕЧЕРНИЕ МЫСЛИ

Все мы любим рассуждать о России, о власти, о нашем беспутье, о том, как мы дошли до жизни такой, и о том, как из безвременья выбраться. Но все наше красноречие вмиг улетучивается, если кто-нибудь скажет: «Начни с себя!»

Еще бы: мы же такие умные, образованные, хорошие, воспитанные и приличные! В общем, белая кость и голубая кровь в одном флаконе… А вот Федор Михайлович Достоевский считал, что умное сердце вернее рассудка, что ежели принизить, смирить себя, убрать гордыню, то внутреннему взору откроется такое безобразие, что хоть святых выноси!

Великий провидец знал, о чем говорил: «Не как мальчик же я верую во Христа и его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла».

Как же так, почему уживаются в нас хорошее и дурное, великое и преступное? – Потому и уживаются, что считаем каждый себя лучше всех, а на самом деле все как раз наоборот…

Смирение для нас – устаревшее слово, архаизм, так сказать… Может, и десять заповедей устарели?

Советское время было спокойным, устроенным, работящим, вроде бы справедливым (не то что нынешнее!), но… не очень честным. Многое скрывалось, загонялось внутрь, а потом рвануло Чернобылем и перестройкой.

Помните, на заре перестройки, мы, одуревшие от свободы, кричали: «Партия, дай порулить!» Порулили. Лежим в кювете.

Россия сейчас – расхристанное семейство, где «все перевернулось и только укладывается». Страна наша — самая свободная и самая несуразная, у нас анархизм гуляет на пару с волюнтаризмом.

Попробуйте организовать хотя бы субботник среди жильцов своего подъезда – и вы узнаете много нового о себе и о своих родственниках. Единственным человеком, вышедшим на уборку двора, будете вы.

Заставить нашего обывателя что-либо сделать, да еще сразу, без раскачки – почти невозможно, потому как русский человек в большинстве своем… как бы поприличнее выразиться… это талантливый разгильдяй.

Великая вина Льва Толстого – в его пацифизме. Формула «непротивление злу насилием» нанесла огромный вред. Если на улице убивают — вы подойдете и скажете жертве: «Подставь другую щеку» или будете спасать? Увы, в таких случаях чаще всего мы оказываемся в стороне – формула действует…

Что делать, если согрешил? Святые Отцы учат: «Упал – поднимись!» В общем, как в армии: «Упал – отжался!»

Многие сетуют: «Куда уж нам, мы слабые, немощные, нам не спастись…» Да если мой слабый студент, которому не хватает ни знаний, ни таланта, изо всех сил старается, грызет материал, хоть и висит между двойкой и тройкой — неужели я ему не поставлю положительную оценку?!.. А милосердие Божие – не чета человеческому.

Молиться Богу, просить помощи у святых заступников, слушаться священника… Нашего человека с детского сада и до самой смерти надо водить за ручку – в России взрослых нет.

Валентин Распутин (1937 - 2015)

Валентин Распутин (1937 - 2015):

ВРЕМЯ ДОСТОЕВСКОГО

Достоевский в русской литературе самый духовный писатель. Это самый совершенный писатель, о чем бы он ни писал. А он писал обо всем. Писал о широте русского человека, много писал и о наших грехах, и все-таки это самый совершенный писатель. Даже больше того, это духовник. Духовник русской литературы. Всё, что он ни писал, это удивительное приближение к читателю. Человек, как бы принимающий исповедь. Говорит он, а ощущение такое, что на исповеди находишься ты. Федор Михайлович лучше всех сказал о русском человеке. Полнее, добрее, умнее, он защитил русского человека на многие и многие времена. Он сделал всё для того, чтобы русского человека понял весь мир. Чтобы русского человека полюбил этот мир. Он показал всю сложность мира. Но если прежде его Смердяковы как бы предупреждали мир о своей опасности, то сейчас Смердяковы пошли в авторы книг и статей. Они пошли во властители дум. И пошли притом густою толпой, поддерживая друг друга, для того, чтобы захватить всю русскую литературу. Было два повода, два мощных стимула для создания русского человека. Это родная вера его, православная вера, и это родная литература. Когда была отвергнута вера, почти в течение ста лет русская словесность поддерживала духовное начало в народе, выполняла и священническую миссию пусть не в полной мере, пусть иносказательно, пусть в притчах. Сейчас у нас отвергается русская литература. Поддержит ли уже в свою очередь русская церковь русскую литературу? Пока трудно сказать. Но надо надеяться, что будет поддерживать. Изначально даны были два крыла русской литературе, сейчас наше русское, почвенническое крыло отторгнуто властью, но далеко ли улетит птица нашей литературы на одном крыле? Нужна ли будет такая птица мировой культуре? Надеюсь, значение русской литературы еще вернется на ту высоту, на которой она была в прежние времена, во времена Достоевского, Толстого, Гоголя…

 

Из выступления на Днях Достоевского в Таллине, при вручении Распутину первой международной премии имени Ф. М. Достоевского. (http://old.zavtra.ru/content/view/2007-03-1451/)