Во времена буйства «прав человека», которые уничтожают человека как Божие творение, давайте вспомним слово соборность, которое обозначает единство людей по своему естеству и в Боге. Оно проявляется во взаимопонимании, в сочувствии, в умении человека жить не только в себе, но и в других так же, как в себе. На соборности основаны семья, церковь, государство. Литературное творчество человека возможно только благодаря остаткам в нем древней соборности в её высшей грани. К сожалению, соборность нынче начинает подменяться толерантностью, то есть терпимостью, снисходительностью к кому-либо другому, как определяется значение этого слова в словаре. Всего лишь терпимость и снисходительность к неравным себе! Разве это можно сравнить, например, с тем чувством теплого единения и взаимопонимания с родными, которое испытывает ребёнок, носитель соборности, в дружной семье!
Соборность как православный и русский национальный символ имеет свою историю и традиции употребления. Образовано оно от прилагательного соборный, а то, в свою очередь от отглагольного существительного собор ← собирать(ся). Оба исходных слова в старославянском и церковнославянском языках (съборъ, съборьнъ) были многозначными, о чём свидетельствуют переводы церковной литературы с греческого на славянский, в которых эти слова использовались в самых различных контекстах и могли обозначать различные реалии. При этом они всегда сохраняли своё исходное значение, связанное с идеей собирания в единое целое. Например, слова съборъ, соборъ имели значения: ‘собрание’ ‘общество, компания’, ‘собрание епископов’, ‘храм, в котором служат несколько священников’ [ДСЦСЯ, с. 627; CC, c. 638]. Прилагательное съборьнъ уже в старославянском и церковнославянском имело оценочные (концептуальные) значения -‘совместный, всеобщий’, ‘вселенский’ [CC, c. 638]; соборный — ‘общий, ко всем относящийся’ [ДСЦСЯ, с. 627]. Заметим, что в последнее время в публицистике это слово употребляется только православными авторами, а в либеральной печати вытеснено не только исконно русское православное слово соборный, но даже и такие более нейтральные слова, как всенародный и всеобщий. Их заменило иностранное слово тотальный, которое вошло в моду. Даже диктант по русскому языку для всех, желающих его написать, именуется тотальным. Наши предки были умнее: они умели использовать богатые смысловые возможности родного слова и не заимствовали слепо чужие слова, а находили в своём родном языке им соответствия. Достаточно посмотреть, например, в «Полном словаре церковно-славянского языка» протоиерея Григория Дьяченко и убедиться, что словом соборъ переводили с греческого значения очень многих иноязычных слов, в том числе и такого, как греческое δημοζ , которое звучит как демос и значит — народ [ПЦСС, с. 627].
Как известно, слово соборность как идеологический термин, обозначающий духовное единство русского народа на основе Православия и общей исторической судьбы, стал использоваться в первой трети XIX века славянофилами, прежде всего, А.С. Хомяковым. Слово это, выражающее национальную русскую идею, шельмуется либералами, революционерами и просто ненавистниками русской культуры уже около двухсот лет. Однако эта идея жива, живо и слово соборность. Историческое обоснование их жизненной силе дают многие современные мыслители.
М.М. Пришвин, православный писатель, считал соборность универсальной основой мироздания: «<…> вселенная по замыслу Божию есть соборность существ, в которой раскрывается Бог <…> Эта соборность строится не хаотически, а по Божьему плану, в котором всякому существу указано свое место: и земле, и небу, и траве, и деревьям, и рыбам, и человеку. Соборность эта держится через взаимную связь входящих в нее существ». [12].
По мнению современного известного историка профессора И.Я. Фроянова, «русский этнос, русские славяне во времена Киевской Руси прошли замечательную школу коллективизма и соборной демократии, которая возникала благодаря крещению Руси. <…> Православная вера, православная церковь как нельзя более соответствовали и соответствуют глубинным качествам и свойствам русского этноса. Соборность ведь — та же коллективность, так что одно соединилось с другим. И если русский коллективизм до принятия христианства имел больше бытовой характер, то с принятием христианства он приобрёл метафизический, мистический, сакральный характер. С поры крещения Руси русская соборная церковь и русский православный люд, живущий на коллективистских началах, сошлись в гармонии, которая, между прочим, не поколеблена ещё и до сих пор» [19].
К соборности русской литературы в разные эпохи ее существования обратились и современные литературоведы. Так И.А. Есаулов рассматривает в этом ключе древнерусскую и классическую литературу, а также отдельные произведения современных писателей [5].
Таким образом, старинное слово соборность в наше время возрождается заново, так как обозначаемая им идея живёт в народе и даёт силы в борьбе за единство русского мира. У этой идеи в русском языке много и других слов-символов, близких по смыслу к её главному словесному обозначению. Все они отражают разные грани соборности, которая по-прежнему, вслед за А.С.Хомяковым, традиционно понимается как свободное и органическое единство людей на основе любви к Богу и взаимной любви верующих друг к другу.
Наблюдая за мыслями вологодских писателей в их поэтических и прозаических произведениях, мы постоянно встречаем слова и образы, кровно связанные с русской православной идеей духовного единства народа.
«НАШЕ ВЕЛИКОЕ КРЕСТЬЯНСКОЕ РОДСТВО».
Мы не сможем обрести себя без духовного единения с народом, с его самосознанием в прошлом и настоящем. Стихотворение в прозе Александра Александровича Романова так и называется — «Обретение себя»:
«Я вскинул взгляд в надвратное пространство алтаря и замер от пронзившего меня взора Богородицы. Огромные глаза, таившие счастье и муку материнства, казалось, вопрошали с высоты: понимаю ли я жертвенную благодать жизни? И неотступно ширясь передо мной и во мне, эти глаза видели всю мою потайную сущность, и я, может, впервые так тревожно цепенел, стоя перед неотвратимым ясновидением.
И белые блики, всё более сиявшие из глубины тёмных зрачков, и задумчивая молитвенность лица, обрамлённого лиловым хитоном и склонённого с живым участием ко мне, как и к любому, входящему в храм – вся эта озарённость Богоматери с младенцем Иисусом на руках была пронизана тёплыми кругами восходившей во мне радости.
И я жарко перекрестился. И сразу услышал голос моей покойной матери, словно бы очутился вблизи неё. Я оглянулся вокруг себя на молящихся женщин и понял, что все истово молящиеся страдалицы похожи на мою бедную мать. И лицо её пригожее, чистое, сиявшее от молитв, которые я слышал с детства, из памяти обернулось как будто въявь, и я увидел свою мать, стоявшую перед иконой Божьей Матери с зажжённой свечкой в руках. И воскрес во мне её голос, и слышал я, как она поминала всю нашу родню – начиная с моего отца, убиенного на Отечественной войне, родителей своих, и всё шире и далее охватывала поимённо наше великое крестьянское родство …
Так смала я запомнил свою молящуюся мать, от неё запали мне в душу и в сознание родственные имена вплоть до третьего колена с отцовской и материнской стороны.
И любо мне было чувствовать себя в таком широком и добром круге родства. И сам с годами, и мои сыновья, а теперь и внуки – все мы обретаем в нём своё место [14, с. 158].
Мысль о духовном родстве людей пронзила сердце писателя в храме. Такое случается в храме со всеми, кто пришёл туда с чистой душой. И это не случайно. Как писал выдающийся богослов Е.Н. Трубецкой, храм «выражает собой тот новый мировой порядок и лад, где прекращается кровавая борьба за существование и вся тварь с человечеством во главе собирается во храм <…> Мысль эта развивается во множестве архитектурных и иконописных изображений, которые не оставляют сомнения в том, что древнерусский храм в идее являет собой не только собор святых и ангелов, но собор всей твари» [16, с. 210].
На осознание духовного единения настраивают в храме не только его архитектура и иконы, но и церковное пение. В.И. Белов в книге «Невозвратные годы» об этом писал так: «Оно пеленало, оно окутывало как вновь крещаемых, так и готовящихся отойти к Богу. Тепло, уютно становилось душе человека от этого пения. Тут и жалость, и сострадание для обиженных и увечных, тут и надежда, тут и сдерживающее увещевание для слишком нетерпеливых, непоседливых, рвущихся в бой или на повседневный труд ради хлеба насущного» [3, с. 63].
Без духовного единства с народом и любви к Отечеству невозможно разобраться в себе. Как и А.А. Романов (см. выше), к этой мысли обращался в своем стихотворении его друг поэт Виктор Вениаминович Коротаев:
Какая даль лежала предо мной …
Я, чувствуя причастность к ней и гордость,
Смотрел в неё и знал, что за спиной
Не менее прекрасная простёрлась.
Светило солнце светом поздних сил,
Леса роняли медленно убранство,
И белый храм, как облако, парил
И озарял дремавшее пространство.
«Россия! Как легко с тобой вдвоём» —
Шептал я и взывал к кому-то: «Братцы,
Пока мы эту землю не поймём,
Нам до конца в себе не разобраться».
<…> [9, с. 144]
В современную эпоху разорения деревни и крестьянской культуры поэты считают своим главным поэтическим долгом напомнить об исконном соборном единстве русского крестьянства и стать его хранителями. Поэтому тема духовного родства является для них самой главной. А.А. Романова прямо об этом заявляет в своем стихотворении «Тыщи лет»:
Я – писец опустевшей деревни,
Но лари моих дней не пусты.
Чем древнее слова, тем согревней,
И стихи ткутся, будто холсты.
Я искатель своих родословий
И туда сквозь века проберусь,
Где на пашне Микула весёлый
Обнимал краснощёкую Русь.
И в земле неторёной, раздольной,
Петухами ещё не воспет.
Воссиял из мужицких ладоней
Над холмами тесовый рассвет.
Я в пути с тех времён и доселе –
Тыщи лет моя память жива.
И в лукошке моём для посева
Золотого отбора слова.
[14, с. 71]
А.А. Романов считал, что беды XX века в России связаны с тем, что крестьяне утратили «вековую власть мужицкого родства»:
РАЗДУМЬЯ
над романом Василия Белова «Год великого перелома»
Оглянусь и знобко стыну:
Век двадцатый позади…
Мне, земли российской сыну,
Брать ли поприще судьи?
Упрекать ли Русь родную
За её разбитый путь?
С ней беду перебедую,
Не сбегу куда-нибудь.
Память родины нетленна!..
Широко у нас росло
И до третьего колена
В семьях правило родство.
Девок сватали не с ходу –
Не за голый батожок,
А к значительному роду
И на хлебный бережок.
А, случись, беда какая,
То с надеждой на Христа,
Выручала вековая
Власть мужицкого родства.
…Эти древние уставы
Мы, отступники, сожгли.
Мы предателями стали
Святоотческой земли.
И чужая власть и нежить
Всю Россию растрясла…
Где же Родина? И где же
Колесо того родства?
А оно, попав под выброс,
Выбилось из борозды
И, ломаясь, покатилось
Мимо поля и избы.
Покатилось с громом, с треском
Из родимых палестин
В причитанье деревенском
В раскулаченную стынь…
И поныне те злодеи
Рвутся к власти неспроста.
Что ж мы в горе холодеем?
Встанем,
Встанем в круг родства!
[14, 88-89]
Услышит ли этот призыв поэта нынешнее поколение? Будет ли для них дорога соборность, основанная на православном единстве русского народа и его любви к Отечеству? Та соборность, о которой говорили А.А. Романов и В.И. Белов и которую горячо защищал поэт В.В. Коротаев в своем творчестве:
«Не принимайте близко к сердцу
Любое горе
И печаль…»
Что ж, поделиться
Иноверцу
Расхожей мудростью не жаль.
Его религия – как мета
Над подвернувшейся строкой:
Сегодня – та,
А завтра – эта,
А можно –
Вовсе никакой.
Но как же быть
Единоверцу,
Что землю всю
И небосвод
Не просто
Принимает к сердцу,
А в сердце
Собственном
Несёт?..
[9]
ЛАД
Русский народ издавна традиционную соборность своего жизненного уклада называл словом лад и высоко ценил его. Неслучайно в «Словаре русского языка XI – XVII вв.» отмечена старинная пословица: «На что клад, коли в семье лад» [СРЯ XI – XVII вв., вып. 8, с. 160]. Василий Иванович Белов талантливо раскрыл суть лада крестьянской жизни в своих художественных произведениях и посвятил ему специальный труд – книгу «Лад. Очерки о народной эстетике». В предисловии он пишет: «Все было взаимосвязано, и ничто не могло жить отдельно или друг без друга, всему предназначалось своё место и время. Ничто не могло существовать вне целого или появиться вне очереди. При этом единство и цельность вовсе не противоречили красоте и многообразию» [1, с. 8]. К этой последней мысли Белов возвращается и в заключительной части своей книги: «Да нет, не бывает абсолютно одинаковых, другими словами, совсем бездарных людей! Каждый рождается в мир с печатью какого-либо таланта» [1, с. 288].
Соборное сознание русского крестьянина было основано на единстве православной веры и традиционного быта, крестьянского труда и русской природы. Для всех этих сфер свойствен определённый ритм, определённая цикличность. В.И. Белов считает ритм необходимым условием сохранения лада в народной жизни: «Ритм – одно из условий жизни. И жизнь моих предков, северных русских крестьян, в основе своей и в частностях была ритмичной. Любое нарушение этого ритма – война, мор, неурожай – лихорадило весь народ, всё государство. Перебои в ритме семейной жизни (болезнь или преждевременная смерть, пожар, супружеская измена, развод, кража, арест члена семьи, гибель коня, рекрутство) не только разрушали семью, но сказывались на жизни и всей деревни» [1, с. 8]. Православный годовой цикл праздников соответствовал годовому циклу в природе и в сельскохозяйственных работах крестьян. Как считает В.И. Белов, «русское православие в своем народном выражении очень терпимо относилось к языческим бытовым элементам, официальная церковь также в основном избегала антагонизма. Христианство на русском Севере не противопоставляло себя язычеству, без тщеславия приспосабливалось к существовавшей до него народной культуре, и они взаимно влияли друг на друга» [1, с. 201]. К сожалению, современные неоязычники нередко настроены воинственно к Православию, что разрушает принцип русской соборности. Причина заключается в том, что, если дохристианское язычество было, по образному выражению отца Павла Флоренского, «зарей, предвещающей восход солнца — Христианства», то современное язычество, как и любой постмодернизм, носит деструктивный характер. Конечно, многих таких людей томит тоска по вере, по истинно родному и святому, но нет у них пока духовных сил подняться до понимания Православной веры – главной хранительницы русской земли.
Центром того мира, где царят лад, любовь и Бог, всегда была православная семья. Об этом пишет в своем стихотворении Юрий Максин:
В стенах родительского дома,
в их тишине
душа к былым годам влекома,
к былой стране.
И к праздникам былым и датам
рождений,
к тем,
кто сделал первый шаг когда-то
на радость всем.
За первым шагом было много
Путей-дорог…
Но привела опять дорога
сюда, где Бог.
Где Он затеплил в поколеньях
любви огонь,
соединив, как цепи звенья,
ладонь в ладонь.
[10, с. 19]
ЛИК
Слово лик — праславянского происхождения и первоначально имело значение ‘вид, форма, образ’ [ЭССЯ, в. 15, с. 77], и лишь позднее оно получило значения ‘лицо’ и ‘икона’. Это слово в богословской литературе и в поэзии сохранило своё первоначальное значение, преобразованное в символическое — духовный образ чего-либо. В русской культуре XX века мысль о том, что в соборности проявляется лик народа, то есть его дух, высказывалась талантливым богословом отцом Павлом Флоренским: «В соборном, через непрерывное соборование и непрерывное собирание живущем духовном самосознании народа» проявляется его лик. «Под ликом мы разумеем чистейшее явление духовной формы, освобожденное от всех наслоений и временных оболочек, ото всякой шелухи, ото всего полуживого и застягшего чистые, проработанные линии ее» [17, с. 354].
К мысли о соборности как духовном образе русского народа, его лике, постоянно обращался в своей поэзии и певец Русского Севера Николай Алексеевич Клюев:
Я помню лик... О Боже, Боже!
С апрельскою березкой схожий
Или с полосынькой льняной
Под платом куколя и мяты …
[7, с. 22]
Над Сахарою смугло-золот
Прозябнет России лик.
[6, с. 410]
О, кто Ты: Женщина? Россия?
В годину черную собрат!
Поведай тайное сомненье
Какою казнью искупить,
Чтоб на единое мгновенье
Твой лик прекрасный уловить?
[6, с. 125]
Задонск — Богоневесты роза,
Саров с Дивеева канвой,
Где лик России, львы и козы
Расшиты ангельской рукой.
[8, 95]
Для Н.А. Клюева соборность русской жизни всегда связана с Православной верой:
Свете тихий от народного лика
Опочил на моих запятых и точках.
[6, с. 395]
Ростов — Неугасимая лампадка
Пред ликом дедов и отцов.
[8, с. 96]
В «Песни о Великой Матери» поэт с сердечной болью сожалеет о насильственном разрушении православной соборности русского народа в революционное лихолетье ХХ века:
И у русского народа
Меж бровей не прыщут рыси!
Ах, обожжен лик иконный
Гарью адских перепутий,
И славянских глаз затоны
Лось волшебный не замутит!
[7, с. 5]
Однако русская литература свидетельствуют, что идея соборности жива в народном сознании до сих пор.
В стихотворении Николая Михайловича Рубцова «О Московском Кремле» символом единства русского народа стал «лик священного Кремля» — сакральный центр русской истории:
Бессмертное величие Кремля
Невыразимо смертными словами!
В твоей судьбе – о русская земля! –
В твоей глуши с лесами и холмами,
Где смутной грустью веет старина,
Где было всё: смиренье и гордыня –
Навек слышна, навек озарена,
Утверждена московская твердыня!
<….>
Остановитесь тихо в день воскресный —
Ну, не мираж ли сказочно-небесный
Возник пред нами, реет и горит?
И я молюсь — о русская земля! –
Не на твои забытые иконы,
Молюсь на лик священного Кремля
И на его таинственные звоны ….
[15, с. 59-60]
Действительно, в 60-70 годы многие в России забыли об иконах, так как душа без Бога осиротела, но «лик священного Кремля» согревал сердца и объединял русских людей.
ХОР
В древнерусском языке было ещё одно слово ликъ, которое имело такие значения — ‘собрание, сонм, множество’, ‘собрание поющих, хор’, ‘пение, пляски, радостные возгласы, ликование, торжество’ [СРЯ XI – XVII вв., вып. 8, с. 233]. Распространённое на Руси хоровое пение в церкви и в быту, было выражением соборного сознания народа. Митрополит Иоанн Снычёв особо отмечал соборность народных духовных песен, которые пелись нередко хором: «…народ пел от полноты сердечного чувства, созидая духовную поэзию как молитву, под благодатным покровом покаяния и умиления. Этим самым он свидетельствовал о богатстве своего соборного опыта, поднимавшегося в иные мгновения до вершин истинно святоотеческой чистоты и ясности» [11, c. 60-61].
В поэзии вологодских авторов слово хор и словосочетание хоровое пение создают поэтические образы единства, лада и соборности. Во-первых, это разнообразные звуки родной природы, приветствующие радостным хором лирического героя и выражающие тем самым любовное единство с ним. Вспомним знаменитое стихотворение В.В. Коротаева:
Прекрасно однажды в России родиться
Под утренний звон золотого овса!
Твоё появление приветствуют птицы,
Сверкают, на солнце искрясь, небеса.
Пока озабочены снами твоими,
Ромашки гадают о новой судьбе
И ветром достойное ищется имя –
Кукушка пророчит бессмертье тебе.
Ещё и усы не подкручивал колос –
Уже для тебя начались чудеса:
Тебе ручеёк предлагает свой голос,
А лён зацветающий дарит глаза.
Свой смех – колокольчик,
Роса – свои слёзы,
Причёску – густая волнистая рожь,
И статность тебе обещает берёза:
Когда пожелаешь,
Тогда и возьмёшь.
Спешит к тебе каждый
с особенным даром:
Бери, примеряй, запасайся, владей.
А плата … какая?
Расти благодарным
Да будь всюду верным
Природе своей.
[9, c. 20 ]
Образ «согласного хора» природы, духовно единой с лирическим героем, есть и у Н.М. Рубцова, например, в стихотворении «Последний пароход» — прощальной песне, выражающей скорбь по ушедшему другу – поэту Александру Яшину:
… Мы сразу стали тише и взрослей.
Одно поют своим согласным хором
И тёмный лес, и стаи журавлей
Над тем Бобришным дремлющим угором …
<…>
В леса глухие, в самый древний град
Плыл пароход, встречаемый народом …
Скажите мне, кто в этом виноват,
Что пароход, где смех царил и лад,
Стал для него последним пароходом?
Что вдруг мы стали тише и взрослей,
Что грустно так поют суровым хором
И тёмный лес, и стаи журавлей
Над беспробудно дремлющем угором …
[15, c. 174]
Как уже говорилось выше, в церковнославянском существует слово ликъ, которое является синонимом к современному слову хор. Слово ликовать, образованное от ликъ, первоначально имело значение ‘петь хором’, а потом уже приобрело значение ‘восторженно радоваться, торжествовать’. В стихотворении Н.М. Рубцова «Привет, Россия …» глагол ликовать органически совмещает оба значения – старое и новое:
ПРИВЕТ РОССИЯ ….
Привет, Россия – родина моя!
Как под твоей мне радостно листвою!
И пенья нет, но ясно слышу я
Незримых певчих пенье хоровое …
<…>
Как весь простор, небесный и земной,
Дышал в оконце счастьем и покоем,
И достославной веял стариной,
И ликовал под ливными и зноем!…
[15, c. 187]
В этом стихотворении Н.М. Рубцова единение лирического героя с родной природой и Россией символически выражено образами незримого хорового пения и ликования.
Духовный смысл соборного единства мира воплощен в поэзии Н.А. Клюева в образе небесного хора. Например, в стихотворении «Песнь похода», которое было написано сначала в 1911, а затем переработано в 1917 году, поэт воспевает подвиг невидимой брани с силами зла на земле и утешительное соборное единение людей с Творцом на небе после воскресения:
Братья-воины, дерзайте
Встречу вражеским полкам!
Пеплом кос не посыпайте,
Жены, матери, по нам.
Наши груди – гор уступы,
Адаманты – рамена.
Под смоковничные купы
Соберутся племена.
Росы горние увлажат
Дня палящие лучи,
Братьям раны перевяжут
Среброкрылые врачи…
В светлом лагере победы,
Как рассветный ветер гор,
Сокрушившего все беды
Воспоет небесный хор,–
Херувимы, Серафимы…
И, как с другом дорогим,
Жизни Царь Дориносимый
Вечерять воссядет с ним.
Винограда вкусит гроздий,
Для сыновних видим глаз…
Чем смертельней терн и гвозди,
Тем победы ближе час…
Дух животными крылами
Прикоснется к мертвецам,
И завеса в пышном храме
Раздерется пополам…
Избежав могильной клети,
Сопричастники живым,
Мы убийц своих приветим
Целованием святым,
И враги, дрожа, тоскуя,
К нам на груди припадут…
Аллилуя, аллилуя! –
Камни гор возопиют.
[6]
Поэт следовал библейской традиции, образам псалмов и церковных песнопений, (которые и в наши дни звучат в храмах), например, такому песнопению:
Всякое дыхание да хвалит Господа.
Хвалите Господа с небес,
хвалите Его в вышних.
Тебе подобает песнь Богу.
Хвалите Его вси ангели Его,
хвалите Его вся силы Его.
Тебе подобает песнь Богу.
Псалом 148
Хвалите Господа с небес,
хвалите Его в вышних.
Хвалите Его, вси Ангели Его,
хвалите Его, вся силы Его.
Хвалите Его, солнце и луна,
хвалите Его, вся звезды и свет.
Хвалите Его Небеса небес и вода, яже превыше небес.
Да восхвалят имя Господне:
яко Той рече, и быша, Той повеле, и создашася.
Постави я в век и в век века, повеление положи, и не мимоидет.
Хвалите Господа от земли, змиеве и вся бездны:
огнь, град, снег, голоть, дух бурен, творящая слово Его,
горы и вси холми, древа плодоносна и вси кедри,
зверие и вси скоти, гади и птицы пернаты.
Царие земстии и вси людие, князи и вси судии земстии, юноши и девы, старцы с юнотами,
да восхвалят имя Господне, яко вознесеся имя Того Единаго, исповедание Его на земли и на небеси. ….
[13, с. 575-577]
Удивительно, что поэт мечтал о райском единении людей и всякой твори в год крушения традиционной соборности русских людей, которое привело к Гражданской войне.
ДЕРЕВО
Дерево с древних времен символизирует соборные основы мироздания, живое единство мира. Именно в этом смысле употребляют выражение древо жизни, известное в различных религиях, а в христианской культуре имеющее библейскую традицию. Этот символ широко использовался Н.А. Клюевым в нескольких смысловых вариантах. В широком значении слово дерево как ось мироздания, связующая всё земное и небесное, он употребляет в произведениях мистического содержания. В них поэт раскрывает мистический смысл соборности — живого единства в Боге мёртвых и живых. Это соответствует и православному пониманию жизни и смерти: «У Бога все живы». В данном символическом значении слово дерево встречается в следующих произведениях:
(1) в «Белой повести», посвященной умершей матери поэта:
В избу Бледный Конь прискакал,
И свежестью горной вершины
Пахнуло от гривы на печь,–
И печка в чертог обратилась:
Печурки – пролеты столпов,
А устье – врата огневые,
Конь лавку копытом задел,
И дерево стало дорогой,
Путем меж алмазных полей,
Трубящих и теплящих очи,
И каждое око есть мир,
Сплав жизней и душ отошедших.
«Изыди»,– воззвали Миры,
И вышло Оно на дорогу…
В миры меня кличет Оно
Нагорным пустынным сияньем,
Свежительной гривой дожди
С сыновних ресниц отряхает.
И слезные ливни, как сеть,
Я в памяти глубь погружаю < …>
[6, с. 148]
(2) в ст-нии «Небесный вратарь», написанном Н.А. Клюевым во время Первой мировой войны:
Откуль-неоткуль добрый конь бежит,
На коне-седле удалец сидит,
На нем жар-булат, шапка-золото,
С уст текут меды – речи братские:
“Ты признай меня, молодой солдат,
Я дозор несу у небесных врат,
Меня ангелы славят Митрием,
Преподобный лик – Свет-Солунскиим.
Объезжаю я Матерь-Руссию,
Как цветы вяжу души воинов…
Уж ты стань, солдат, быстрой векшею,
Лазь на тучу-ель к солнцу красному.
А оттуль тебе мостовичина
Ко маврийскому дубу-дереву,-
Там столы стоят неуедные,
Толокно в меду, блинник масленый;
Стежки торные поразметены,
Сукна красные поразостланы”. < …>
[6, с. 220]
В «Избяных песнях», посвящённое недавно умершей матери поэта, дерево жизни символизирует земной крестьянский мир и этот образ противопоставлен смерти как разрушительному началу:
«Умерла мама» – два шелестных слова.
Умер подойник с чумазым горшком,
Плачется кот и понура корова,
Смерть постигая звериным умом.
Кто она? Колокол в сумерках пегих,
Дух живодерни, ведун-коновал,
Иль на грохочущих пенных телегах
К берегу жизни примчавшийся шквал?
Знает лишь маковка ветхой церквушки, –
В ней поселилась хозяйки душа…
Данью поминною – рябка в клетушке
Прочит яичко, соломой шурша.
В пестрой укладке повойник и бусы
Свадьбою грезят: «Годов пятьдесят
Бог насчитал, как жених черноусый
Выменял нас – молодухе в наряд».
Время, как шашель, в углу и за печкой,
Дерево жизни буравит, сосет…
[6, с. 221]
Однако поэт духом преодолевает трагедию утраты и в конце стихотворения говорит снова о живом единстве мира:
В звезды конек и в потемки крылечко
Смотрят и шепчут: «Вернется… придет…»
Плачет капелями вечер соловый;
Крот в подземелье и дятел в дупле…
С рябкиной дремою, ангел пуховый
Сядет за прялку в кауровой мгле.
«Мама в раю, – запоет веретенце, –
Нянюшкой светлой младенцу Христу…»
Как бы в стихи, золотые, как солнце,
Впрясть волхвованье и песенку ту?
[6, с. 221]
Таким образом, в этом стихотворении поэт воспевает православную соборность крестьянской семьи.
В послереволюционную эпоху в стихотворении Н.А. Клюева «Мы – ржаные, толоконные …» символ дерево жизни указывает на живое соборное единство крестьянского мира и природы. Ему поэт противопоставляет мертвую техническую цивилизацию, которая разрушает этот живой мир:
Мы – ржаные, толоконные,
Пестрядинные, запечные,
Вы – чугунные, бетонные,
Электрические, млечные.
Мы – огонь, вода и пажити,
Озимь, солнца пеклеванные,
Вы же таин не расскажете
Про сады благоуханные.
Ваши песни – стоны молота,
В них созвучья – шлак и олово;
Жизни дерево надколото,
Не плоды на нем, а головы.
У подножья кости бранные,
Черепа с кромешным хохотом;
Где же крылья ураганные,
Поединок с мечным грохотом?
( 6, с. 178)
Образ дерева в поэзии многозначен. Кроме рассмотренных выше его символических значений, укажем ещё на одну поэтическую функцию этого образа. Издавна дерево символически представляло кровную общность народа, его родовое единство. Всем известно выражение родовое древо. В данном контексте символизируются и названия частей дерева: ветви, ствол, листья, крона и др. В вологодской поэзии дерево как символ кровного родства всегда включает в своё содержание и значение духовного единства, которое в поэтическом тексте становится смысловой доминантой, как, например, в стихотворении Сергея Васильевича Викулова:
Оглядываюсь с гордостью назад:
Прекрасно родовое древо наше!
Кто прадед мой? – Солдат и землепашец.
Кто дед мой? — Землепашец и солдат.
Солдат и землепашец мой отец.
И сам я был солдатом, наконец.
<…>
Ничем себя возвысить не хочу.
Я только ветвь на дереве могучем.
Шумит оно, когда клубятся тучи, —
И я шумлю… Молчит – и я молчу.
В этом же смысловом ключе используются слова ствол и ветки (мать и дети) у Ольги Александровны Фокиной:
Ну, вот и все повыращены дети,
Все пять сынов – при деле. Дожила.
У всех пяти в военном документе
«Мать» — вычеркнуто. Вписано – «жена».
Освободили, значит ствол от веток.
Теперь, не приведи Бог. воевать,
То защищать сынам – жену и деток,
Жену и деток, значит, — а не мать.
А на кого ж сыны её покинут?
Тридцатый год в земле её солдат …
Да за неё все пять по сердцу вынут,
Не спрашивая почестей-наград.
И что, ну что им эти циркуляры,
О коих и не ведает она?
Одной семьёй сидят за самоваром,
Чаёк, налитый ею, пьют до дна.
И нет конца сердечным разговорам,
Одна на всех, печётся о любом…
Она для них – бессменная опора,
Пример добра, невыстуженный дом. <…>
[18]
В стихотворении Юрия Максина «Еленин клён» дерево, посаженное в честь рождения дочери, символизирует всеобщее единство людей и природы:
Я посадил Еленин клён
в честь дочери моей.
Не распадётся связь племён –
Деревьев и детей.
Часть моего тепла вошла
в земной круговорот.
И песню, что светлым-светла,
душа моя поёт.
Идёт земная череда
Рождений и смертей …
Ко мне нагрянула беда
в один из светлых дней.
Вернувшись с дальних похорон,
на дочь свою гляжу.
Там, где растёт Еленин клён,
калину присажу.
[10, c. 101]
Таким образом, символ дерева выражает самые разные стороны и уровни содержания соборности как национальной идея русского народа.
ДОРОГА
Поэтический символ дорога многозначен в славянской культуре [ 20, с. 102-126; 4, с. 2]. Значение этого слова обладает пространственно-временным синкретизмом [4, с. 3]. Однако семантический синкретизм этого слова имеет более широкое смысловое поле: в него включаются и люди, поколения людей, проложивших дорогу, путешествующих по ней и даже живущих около неё. Эта сторона содержания данного слова удивительно ярко показана в рассказе В.И. Белова «За тремя волоками»: «Никогда не забыть эту дорогу тому, кто узнал ее не понаслышке. Она так далека, что, если не знаешь песен, лучше не ходи, не езди по ней, не поливай пóтом эти шестьдесят километров. Она и так до подошвы пропиталась, пропиталась задолго до нас пóтом, и слезами, и мочой лошадей, баб, мужиков и подростков, веками страдавших в этих лесах. Люди сделали ее как могли, пробиваясь к чему-то лучшему. Вся жизнь и вся смерть у этого топкого бесконечного проселка, названного большой дорогой. К большой дороге от века жмутся и льнут крохотные бесчисленные деревеньки, к ней терпеливо тянутся одноколейные проселочки и узкие тропки. О большой дороге сложены частушки и пословицы. Всё в ней и всё с ней. Никто не помнит, когда она началась: может быть, еще тогда, когда крестьяне-черносошники рубили и жгли подсеки, отбиваясь от комаров и медведей, обживая синие таежные дали» [2, с.10-11]. Перед нами писатель развернул художественный образ дороги как символа соборности.
Дорога объединяет людей. Она подобна нашей жизни: как и наш земной путь, дорога пролегает среди родных просторов и проходит сквозь историческое время нашего Отечества, объединяя с другими поколениями – предыдущими и последующими. Это пронзительное объединяющее чувство общей дороги лирически выразил в своём стихотворении «Старая дорога» Н.М. Рубцов:
Как царь любил богатые чертоги,
Так полюбил я древние дороги
И голубые
вечности глаза!
<…>
Здесь каждый славен –
мертвый и живой!
И оттого, в любви своей не каясь,
Душа, как лист, звенит, перекликаясь
Со всей звенящей солнечной листвой,
Перекликаясь с теми, кто прошёл,
Перекликаясь с теми, кто проходит …
Здесь русский дух в веках произошёл,
И ничего на ней не происходит.
Но этот дух пройдёт через века!
<…>
[15, с. 120-121]
Как и любой другой символ, дорога может выражать противоположные смыслы: в поэтическом тексте она может символизировать как чужое пространство и одиночество, так и своё, родное пространство и соборность. В творчестве Н.М. Рубцова слово дорога в разных стихотворениях имеет эти противоположные значения в соответствии с разным лирическим сюжетом его стихотворений.
Мистический смысл дороги как символа соборного начала и общей судьбы крестьянского мира, появляется в поэме Н.А. Клюева «Белая Индия»
На дне всех миров, океанов и гор
Цветет, как душа, адамантовый бор, –
Дорога к нему с Соловков на Тибет,
Чрез сердце избы, где кончается свет,
Где бабкина пряжа – пришельцу веха:
Нырни в веретенце, и нитка-леха
Тебя поведет в Золотую Орду,
Где Ангелы варят из радуг еду, –
То вещих раздумий и слов пастухи,
Они за таганом слагают стихи,
И путнику в уши, как в овчий загон,
Сгоняют отары – волхвующий звон.
Но мимо тропа, до кудельной спицы,
Где в край «Невозвратное» скачут гонцы,
Чтоб юность догнать, душегубную бровь…
Нам к бору незримому посох – любовь,
Да смертная свечка, что пахарь в перстах
Держал пред кончиной, – в ней сладостный страх
Низринуться в смоль, в адамантовый гул… <…>
Белая Индия 1916
[6, c. 311]
В войну дорога становится местом общих народных бедствий и символом единства соотечественников в горе. Во время Первой мировой войны Н.А. Клюев написал стихотворение «Слёзный плат», поэтически очень близкое к фольклорному жанру плача. Центральными образами этого произведения являются слёзный плат солдатской матери — символ народного горя — и дорога, на которой беда одного человека становится общей бедой и её никому нельзя «почесть за прибыток»:
Не пава перо обронила,
Обронила мать солдатская платочек,
При дороженьке слезный утеряла.
А и дождиком плата не мочит,
Подкопытным песком не заносит…
Шел дорогой удалый разбойник,
На платок, как на злато, польстился –
За корысть головой поплатился.
Проезжал посиделец гостиный,
Потеряшку почел за прибыток –
Получил перекупный убыток… <>
Во второй части этого стихотворения образ дороги становится символом единства народа в своей духовной судьбе:
Пробирался в пустыню калика,
С неугасною свеченькой в шуйце,
На устах с тропарем перехожим;
На платок он умильно воззрился,
Величал его честной слезницей:
«Ай же плат, много в устье морское
Льется речек, да счет их известен,
На тебе ж, словно рос на покосе,
Не исчислить болезных слезинок!
Я возьму тебя в красную келью
Пеленою под Гуриев образ,
Буду Гурию-Свету молиться
О солдате в побоище смертном,
Чтобы вражья поганая сабля
При замашке закал потеряла,
Пушки-вороны песенной думы
Не вспугнули бы граем железным,
Чтоб полесная яблоня-песня,
Чьи цветы плащаницы духмяней,
На Руси, как веха, зеленела
И казала бы к раю дорогу!»
[6, 293]
Интересно отметить, что стихотворение Константина Симонова «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины …», написанное в 1941 году, перекликается со словами Н.А. Клюева «Припомните дороги русские, / Малиновок на погосте родительском… из другого его стихотворения, написанного в Гражданскую войну. Всё содержание стихотворения К. Симонова проникнуто высоким и трагическим чувством духовного единства русского народа, живых и мёртвых, в грозную годину:
<…>
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в Бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина —
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
ЕДИНСТВО ЖИВЫХ И МЁРТВЫХ
У Бога все живы, поэтому соборное сознание народа предполагает духовное единство живых и мертвых. Эта мысль, поэтически выраженная в стихотворении К. Симонова «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины …», постоянно присутствует и в произведениях многих вологодских поэтов и писателей.
Издревле у нас существовала традиция помнить о тех, кто жил до нас. Символом единства живых и мёртвых издавна было кладбище, а с принятием Православия – соборная молитва о упокоении во всех храмах России. В стихотворении Н.М. Рубцова «Над вечным покоем» понимание духовного единения поколений проникнуто сильным чувством, на которое не каждый из нас способен:
И как в тумане омутной воды
Стояло тихо кладбище глухое,
Таким всё было смертным и святым,
Что до конца не будет мне покоя.
И эту грусть, и святость прежних лет
Я так любил во мгле родного края,
Что я хотел упасть и умереть
И обнимать ромашки, умирая … [15, с. 77]
Поэт глубоко чувствовал духовный смысл соборности, поэтому и смог написать эти строки:
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
[ 15, с. 76]
В.В. Коротаев посвятил теме единства мёртвых и живых соотечественников стихотворение, в котором глубоко раскрыл смысл этого единства:
Единство
Есть оно, такое убежденье, —
Не какой-нибудь
Похмельный стих:
Нас и впредь
Спасет от поражения
Единенье мёртвых и живых.
Ведь всегда оправдывал надежды
Пушкин,
Что бывал родней отца:
Ты его прикроешь от невежды, —
Он тебя спасёт
От подлеца.
И не раз,
Врагам на страх и зависть,
В драку и атаку,
Как бойцы,
Наравне с живыми
Поднимались
Наши дорогие мертвецы,
В одиночку сладить нам – едва ли.
И не спас бы призрачный кумир.
Нас они
Вели и вдохновляли.
Мы же отвоёвывали мир.
И за день весенний
И осенний
Нынче и вовек
В конце концов
Вновь пойдёт
Загубленный Есенин,
Ринется
Задушенный Рубцов.
Так и будем жить,
Смыкая силы,
Презирая трусов и деляг;
А умрём —
Сумеем из могилы
За друзей своих
Поднять кулак!
[9, с. 280]
В духовном единстве живых и мёртвых заключается сила, всегда спасающая Россию. В роковой 1917 год Николай Клюев пишет «Застольный сказ», где есть такие пронзительные строки:
Русь нетленна, и погостские кресты –
Только вехи на дороге красоты!
Сердце, сердце, русской удали жилье,
На тебя ли ворог точит лезвие,
Цепь кандальную на кречета кует,
Чтоб не пело ты, как воды в ледоход,
Чтобы верба за иконой не цвела,
Не гудели на Руси колокола,
И под благовест медовый в вешний день
Не приснилось тебе озеро Ильмень,
Не вздыхало б ты от жаркой глубины:
Где вы, вещие Бояновы сыны?
[6, 339-340]
Вологодские писатели, о творчестве которых шла речь, и есть те вещие Бояновы сыны, несущие своим православным словом благую весть о том, что сила народа заключается в его соборном единстве. Следуя этому правилу, русское искусство созидает нетленную Россию. Об этом А.А. Романов написал такие пророческие слова [14, c. 81]:
…Летят всё круче годы,
Туманами струясь.
Куда же Русь уходит?
А Русь уходит в нас!
Сквозь бури революций,
Сквозь оттепель и стынь
Уходит, чтоб вернуться
На свежие холсты. …
Литература
- Белов В.И. Лад: Очерки о народной эстетике. – М.: Молодая гвардия, 1982. — 293 с.
- Белов В.И. Иду домой. – Вологда: Северо-западное книжное издательство. 1973. – 192 с.
- Белов В.И. Невозвратные годы. – СПб.: Политехника, 2005. – 192 с.
- Головкина С.Х. Образ дороги в произведениях В. И. Белова // Беловский сборник. Вып. 3. – Вологда: ВолНЦ РАН, 2017. – С. 189-195.
- Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. – Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1995.
- Клюев Н.А. Стихотворения и поэмы. — Л: Советский писатель, 1977.
- Клюев Н. Песнь о Великой Матери // Знамя. 1991. № 11.
- Клюев Н. Каин // Наш современник. 1993. № 1.
- Коротаев В.В. «Прекрасно однажды в России родиться…». – Вологда: Русский культурный центр, 2009. – 303 с.
- Максин Ю. Плавучий берег. Стихотворения и поэмы. – Вологда: Литературный фонд России, Вологод. отделение, 2013. – 168 с.
- Митрополит Иоанн Снычёв. Самодержавие духа. СПб., 1994.
- Пришвина В. Д.. Невидимый град. — М.,1962.
- Псалтирь учебная. –М.: Изд-во «Правило веры», 2006. — 797 с.
- Романов А.А. Последнее счастье. Поэзия. Проза. Думы. – Вологда, 2003. – 263 с.
- Рубцов Н.М. Стихотворения. – М., 1978. – 299 с.
- Трубецкой Е. Умозрение в красках. Вопрос о смысле жизни в древнерусской религиозной живописи (1916) // Философия русского религиозного искусства XVI – XX вв. Антология. – М.: Прогресс, 1993. – 195-219.
17.Флоренский П.А. Троице-Сергиева Лавра и Россия // Священник Павел Флоренский. Сочинения в четырех томах. Том 2. – М.: «Мысль», 1996. — С. 352-369.
- Фокина О.А. Полудница. Стихотворения и поэмы. Архангельск, 1978. – 143 с.
- Фроянов И., Богачёв А. «России нужны вера и правда». // РНЛ. Православный социализм: pro et contra. 28 сентября 2016.
- Щепанская Т.Е. Культура дороги на Русском Севере. Странник. // Русский север. СПб., 1992. – с. 192-126.
Словари и их условные сокращения
Полный церковнославянский словарь. Сост. Г. Дьяченко. — М.: «Посад», Издательский отдел Московской Патриархата, 1993. – 1120 с. — ПЦСС
Славянская мифология. Энциклопедический словарь. – М.: Эллис Лак, 1995. – 416 с.
Словарь русского языка XI-XVII вв. Гл. ред. Ф.П. Филин. Вып. 8. – М.: Наука, 1981. — СРЯ XI—XVII вв.
Старославянский словарь (по рукописям X-XI веков) / Под ред. Р.М. Цейтлин, Р. Вечерки и Э. Благовой. — М.: Русский язык, 1999. — 842 с. — СС
0 
122 
