Вологодский литератор

официальный сайт

Все материалы из категории Слово писателя

Виктор Бараков

Виктор Бараков:

«ГЕТМАН УПАКОВАН ПО ПОЛНОЙ…» Театр, абсурд и жизнь

Наше телевидение – скопище несуразности и пошлости, особенно Первый канал. Пятилетнее переливание кровавой украинской темы из пустого в порожнее, на фоне гибнущих в Донбассе детей, – всего лишь пропаганда, что тут поделать. Сплошной Путин в информационных программах – не новость, помнится, «уходящего» Брежнева, впавшего в старческий маразм, показывали примерно с той же частотой… Конкуренцию президенту может составить только Алла Пугачёва, тоже не желающая стареть тихо и мирно. Её юбилей отмечали три дня, с привлечением к «действу» самой примадонны, скромно заявившей о своём творчестве: «гениально!»; многочисленных мужей и любовников, предварительно стряхнув с них лежалую пыль; певцов, с  невыносимой тоской исполнявших «хиты» юбилярши, и, конечно, телевизионных ведущих, для которых, что Пугачёва, что Диана Шурыгина – всё едино.

Ток-шоу, игры в «угадайку», «ледовое побоище», теперь уже с юными фигуристами, — приелись до тошноты; «исторические» сериалы, вроде «Годунова», точнее, Безрукова, сыгравшего всё, что движется, — тоже. Бандитские каналы: НТВ, Пятый и др. – не для слабонервных, РЕН-ТВ ударился в оккультизм и зарубежную фантастику, «Домашний» и «Россия-1» утонули в пенном «мыле»… Есть, правда, каналы, претендующие на приличные программы, но и они крутят заезженную пластинку: «Спас» по вечерам показывает сплошные фильмы времён СССР (не современные же демонстрировать, вроде сериала «Измены»?!); но это странно, учитывая антисоветскую направленность «шефствующей» Патриархии. «Звезда» занимается тем же, спортивные соревнования на «Матче» — для любителей… Что же остаётся? — Остаётся только плюнуть и отказаться от просмотра «телика» вообще, тем более что страна от него отворачивается и так, погрузившись в интернет.

Вот и я смотрю теперь только исключительно избранные передачи, благо программы выложены в «сети» на недели вперёд. И в прошлое воскресенье вечером решил поглядеть и послушать на канале «Культура» оперу Петра Ильича Чайковского «Мазепа» в исполнении московского театра «Геликон-опера». Приготовился к классике, настроился на традиционное «костюмное» представление, включил телевизор, и… Что было дальше, рассказать не смогу, не владею современным сленгом, поэтому предлагаю отзыв такого же, как я, любителя оперного пения, только моложе…

 

«…Совсем непонятной для меня показалась постановка. Видимо, это какой-то сплав классики с андеграундом. В том числе таким можно назвать и либретто. Чайковский с использованием Буренина.

На всякий случай, расскажу, о чем идет речь. Так как постановка далека от классической формы, то и содержание оперы позволю изложить в современном молодежном стиле.

В общем, действие происходит «в Украине» в те времена, когда главным в ней был гетман Мазепа, а в России царь Петр I (гетман и царь по-современному: президенты). У князя или помещика Кочубея (по-современному: олигарх) выросла дочка Мария, которая влюблена в престарелого Мазепу, и который, в свою очередь, тоже положил глаз на нее. Гетман просит у олигарха руки дочери. Паренек из школы по имени Андрей тоже неровно дышит к своей однокласснице Марии. Перед бедной девушкой в начале спектакля встает вопрос: «С кем ей мутить дальше по ходу действия?». Конечно, она выбирает Мазепу. Оно и понятно, гетман упакован по полной…

А что Андрей? — «Свободная касса!». С таким нищебродом полжизни пройдет, пока он в менеджеры среднего звена выбьется.

Но такое положение вещей не устраивало Кочубея. В отместку он решает «слить» Мазепу Петру I, написав донос о готовящейся измене. Бумага, покочевав по бюрократическим коридорам различных приказов (по-современному: министерств и ведомств), возвращается обратно к Мазепе с резолюцией типа: «Разберитесь на месте!».

Конечно, после такой подлянки Мазепа сажает Кочубея в тюрьму, — например, за растрату, присвоение, нецелевое расходование денежных средств (нужное подчеркнуть). Там его сурово пытают и приговаривают к высшей мере. Мария по ходу действия чувствует, что гетман к ней охладел и тусит с кем-то на стороне. А после того, как она узнала, что её уход к гетману стал причиной казни отца, у Марии конкретно съезжает крыша. А Андрея тем временем убивает Мазепа, так как ловчее может управляться с огнестрельным оружием.

Прошу прощения, если кого-то возмутил мой вольный пересказ оперы. Но я испытал если не точно такое же чувство, то, по крайней мере, удивление. Хотя после оперы Моцарта «Волшебная флейта» (шла в Большом театре), где главный герой бегает по сцене преимущественно в трусах, а массовка выступала в противогазах и общевойсковых защитных комплектах в положении «плащ в рукава», меня удивить трудно. Правда, тогда в афише было указано, что постановка не классическая.

С чем ассоциируется Украина тех времен? С казаками, шароварами, оселедцами и салом (это вечная и вневременная ассоциация). Наверное, что-то из вышеперечисленного и надеется увидеть зритель в опере с названием «Мазепа».

Увы! В национальном костюме мы видим только гетмана Мазепу. Правда, в последнем акте оперы он предстает в форме белогвардейского офицера. Также в паре мизансцен Мария была одета в соответствующее эпохе платье. И всё.

Костюмы остальных героев я бы отнес к летней моде советских тридцатых годов. Поэтому семья Кочубея больше похожа на дачников из фильма «Утомленные солнцем», чем на знатное шляхетское семейство.

Занятно выглядят казаки (они же мужская часть хоровой массовки). Помимо того, что они были не по форме одеты (в белых брюках и рубашках), так режиссер-постановщик Дмитрий Бертман повязал на них ещё и пионерские галстуки!

По ходу действия они клянутся в верности Кочубею, воздевая руки в пионерском салюте. Слабовато как-то. Будь я режиссером, то уж представил казаков панками в проклепанных кожаных куртках с ирокезами на голове, во время клятвы поливающих зрителей пивом. Согласитесь, смотрелось бы намного круче.

Еще одна интересная режиссерская задумка. Андрей бегает по сцене с детским пластмассовым мечом и детским пистолетом. Знаете, из такого теннисными шариками стреляют? Наверное, режиссер этим хотел показать всю наивность и тщетность юношеских попыток убить коварного и хитрого Мазепу. Тот, кстати, убивает Андрея из пистолета, более похожего на настоящий. Так вот, для усиления тщетности этих попыток я бы посадил Андрея вдобавок ещё на детского коня, педального…

В общем, тема соответствия эпохе не раскрыта.

Сала, конечно, не было. Единственно, что напоминало о нем — это слова «тиха украинская ночь…» из арии Мазепы. Так что тема сала раскрыта не полностью.

Все действие оперы происходит на берегу реки у размытого причала.

Главным элементом на сцене является большая белая лодка, вернее, шлюпка. В различных мизансценах она служит домом, эшафотом, ложем и, как ни странно, лодкой. В приступе гнева Мария ее рубит настоящим топором, и от нее в стороны летят щепки. Учитывая интенсивность, с которой ставится «Мазепа», становится удивительно, как эта лодка до сих пор остается целой. И сколько их изрублено за время существования спектакля?.. Некую абсурдность добавляют стоящие по краям сцены ученические парты.

Вполне возможно, что такое оформление подошло бы к спектаклям, где средой обитания героев является преимущественно вода. Например, «Русалочка» или «Человек-амфибия». Но с бытом запорожского казачества антураж сцены у меня абсолютно не ассоциировался.

С помощью механизации сцена немного видоизменяется. То из нее вылезает темница, то снизу из люков появляются, как вьетнамские партизаны, девушки из хоровой массовки в подвенечных платьях. Походят, как гоголевские панночки, попоют — и исчезают в люках. Так же опускаются вниз в люк казненные Кочубей и Искра, — в то время как Мария топором разрубает настоящий арбуз, наверное, символизирующий голову Кочубея…»

(https://otzovik.com/review_6536737.html).

 

Я, конечно, знал, что «осовременивать» классику у нас умеют давно и делают это «со вкусом», в том числе и в оперных театрах, но никак не предполагал, что из «Мазепы» можно сотворить такое…

Впрочем, одно положительное впечатление от оперы у меня осталось: голоса талантливых певцов не удалось испортить постановкой неадекватного режиссёра! И, кажется, я понял, в чём секрет многолетнего сумасшествия не только на экране, но и в нашей жизни: несоответствие!

Несоответствие властного и народного умов, либеральной идеологии верхов и тысячелетних привычек нации – словом, как и в опере «Мазепа», несоответствие формы и содержания.

А раз так, то не всё потеряно: сменить форму для нашей страны, с её историческим опытом, — ничего не стоит! Настанет момент (а он приближается) – и всё вдруг преобразится как по мановению волшебной палочки. Не зря ведь в России верят в чудо…

 

Вологда , 20 апреля 2019 г.

Сергей Багров

Сергей Багров:

ЖИВИ, ГАЛИНА ДМИТРИЕВНА!

Галина  Дмитриевна Баранова (в девичестве – Рябкова) в своей родословии пошла от известного тотемского купца Рябкова Михаила Дмитриевича, ее деда. 30 апреля нынешнего года ей исполняется 90 лет.  Была и осталась она истинной домоседкой. Как родилась однажды в городе Тотьма, так и живет здесь по нынешний день. Отлучалась лишь в Белозерск, когда туда от «Красного севера» в качестве собкора газеты направлялся  Василий Иванович Баранов, Галин супруг. Но там они жили недолго – около  четырех лет. А все остальное время дышали приятнейшим воздухом Тотьмы.

На работу  Галя пошла в военное время тринадцати лет. В типографию  ученицей наборщицы. Потом, поработав наборщицей среди пташек свинца, бумаги и красок, перешла этажом повыше – в редакцию машинисткой.

До самой пенсии проработала Галя в редакции. Сколько при ней сменилось редакторов! Большеглазый, добрейшей души обаятельный Чурин. Ироничный Баранов. Сообразительный Каленистов. Осведомительный Третьяков. Королев с его чувством ответственности за строчку, в которой должна быть, хоть и маленькая, но, правда. Каждый редактор был Галиной Дмитриевной доволен, потому что она никого ни разу не подводила. Изнашивалась машинка. Ее сменяла — другая. Потом еще одна. И еще…   А пальцы у машинистки всё те же. Очень выносливые. Но и они под конец взмолились: ну, когда,  же мы отдохнем?

Отдыхают сейчас.

В Тотьме, на Гущина,12 я  бывал и бываю почти каждый год. И всегда замечал: в доме  очень уютно и чисто, окна наполнены светом, пол играет половиками. А во дворе, палисаде и огороде  — порядок и красота. Особенно летом, когда расцветают ирги и яблони и начинают цвести малина и липа, и тонкие запахи  от великого множества красных, синих и белых цветов наполняют грудь благоухающим ароматом. И это всё исходило от рук хлопотливой хозяйки.

В этом доме на Кооперавная,8  ныне  Гущина, 12, когда-то и я родился  и жил  в нем  не только в детстве и юности, но с перерывами и в зрелые годы. Здесь в те  времена бывали многие из вологодских писателей. В их числе Сергей Васильевич Викулов, Георгий Макаров, Виктор Коротаев, Сережа Чухин. Но чаще всех Николай Рубцов.

Порой в публикациях о Рубцове упоминается о часах в зале одной из тотемских библиотек, которые якобы, громко стукая маятником, мешали поэту прочесть стихи, и он попросил их остановить. Сам по себе факт достоверен. Однако несколько искажен. Нет такой в Тотьме библиотеки, где бы часы своим механическим стуком мешали кому-то в ней заниматься, тем паче читать вслух стихи. Часы помешали Рубцову и в самом деле. Но только не в зале библиотеки, а в частном доме, где я родился и где сейчас  живет у меня сестра. В тот приезд — а было это в лето 1969 года,  Николай появился в доме Барановых без меня. Была с ним рядом   Дербина, будущая убийца поэта. Попали они как раз на воскресные пироги, которые испекла хозяйка. Именно здесь, в маленькой кухне с окном, выходившем  во двор, где цвели яблони и цветы, Николай и читал свои новые стихотворения. Читал, пока его голос     не   заглушил    глуховато-раскатистый    бой   старинных часов с  медными гирями и цепями.

 

Было восемь часов. И ударить часы должны восемь раз.

Какой из поэтов любит, когда его грубо перебивают. Рубцов был к тому же в тот вечер чем-то еще и расстроен. Потому он прервал свое чтение и, взглянув на часы, раздраженно потребовал:

— Остановите их! Вы же слушаете мои стихи, а не эти куранты!

Маятник придержала сама хозяйка, то есть Галина Дмитриевна. И Рубцов закончил чтение в установившейся тишине. Потом закурил сигарету и вновь посмотрел на высокие, в деревянном корпусе с длинным маятником часы.

— Странно! В поэзию ворвалось само время! Быть может, оно хотело меня о чем-то предупредить? — Рубцов посмотрел сначала на Дербину. Та на это невнятно пробормотала:

— Может и так.

Потом посмотрел на хозяйку дома. Но Галина Дмитриевна  ничего ему не сказала. Рубцов в третий раз посмотрел на часы:

— Им, наверно, сто лет?

Галина Дмитриевна  улыбнулась:

—  Больше. Их  покупал  наш дедушка, когда еще был молодым. Значит им сейчас сто с чем- то лет.

Рубцов покачал головой:

— А мне — тридцать три, но чувствую я себя старше, чем эти часы. Видимо, я обогнал свое время.

Время, время. У каждого в нем свой отсчет. Вот и Галине Дмитриевне в последний день нынешнего апреля оно отсчитает  90 оставшихся  в прошлом лет.

Что на это сказать?  Живи, Галина Дмитриевна, и дальше. Бери ориентир на столетие. Здоровья тебе, новых цветов в твоем огороде. Доброты от сына, невестки и внуков. Разумеется, той высокой звезды, которая охраняет тебя и наш дом. Солнышка на крыльце. И любви твоей к родине,  у которой есть имя  – Тотьма…

Рустем Вахитов

Рустем Вахитов:

«УНИВЕР — НЕ МЕСТО ДЛЯ УЧЕБЫ»

1.

Один мой знакомый коллега-преподаватель как-то рассказал очень символичную историю. Пошел он на прием к проректору своего вуза подписать какую-то бумажку.

Проректор был из «новых», какие стали появляться в наших университетах и институтах лет двадцать назад, аккурат с началом «стабилизации». Тут требуется объяснение. В советские времена проректорами становились преподаватели, которые когда-то пришли на кафедру родного вуза аспирантами и ассистентами, прошли все ступени карьерной лестницы – доцент, профессор, замдекана, декан факультета – и лишь затем заехали в уютный кабинет на первом этаже административного корпуса с табличкой «Проректор». На весь этот карьерный рост уходило лет тридцать, и за такой долгий срок проректор узнавал изнутри всю кухню преподавательской и управленческой работы, завязывал личные знакомства с сотнями людей, и родной вуз был для него открытой книгой. Эти проректора старой генерации тоже были людьми разными – кто честный, а кто и не очень, один – принципиальный, а другой – готов, когда надо, прогнуться… Но преподавателей они уважали. Во-первых, потому что сами когда-то с этого начинали, а во-вторых, потому что имели непоколебимое убеждение, что главное в работе вуза – выпуск высококачественных специалистов, а этого невозможно добиться, если не будет хороших преподавателей и если не создавать им человеческих условий.
Эта генерация вузовского начальства стала уходить в 1990-е. А в 2000-е на смену им стали приходить не такие же, как они, преподаватели, сделавшие карьеру в родном вузе, – в «лихие 90-е» самые активные, амбициозные, молодые из вузов убежали, а появились люди совершенно другого типа. Это были вышедшие на пенсию гражданские чиновники, а то и госслужащие – «силовики». К науке и к образованию они никакого отношения не имели, диссертации у них, как правило, были купленные либо защищенные на прикормленных диссоветах. Как работает вуз, они не знали и знать не хотели, к преподавателям относились с заметным презрением. Свою задачу они видели двояко: нужно во всем угождать начальству и быть у него на хорошем счету и при этом «правильно» распределять финансовые потоки, чтоб не обидеть ни себя, ни полезных людей.
Вот таким бывшим чиновником, а ныне «менеджером от образования» и был этот проректор. Бумажку он подписал. Но при этом скривился, увидев в дверях кабинета моего знакомого, а подписывая, проворчал: «Как вы, преподаватели, мне надоели!»
Я понимаю, этот эпизод звучит анекдотично. Тем не менее это правда. Не только потому, что эта история случилось на самом деле, но и потому, что этот проректор совершенно адекватно сформулировал отношение новой генерации вузовской бюрократии к преподавателю. Преподаватель для них – лишнее звено в отлаженном механизме перекачки денег из госбюджета и карманов родителей студентов в карманы ректоров, проректоров, деканов, завкафедрами, завотделами и прочих вузовских больших, средних и мелких начальников.
В принципе, считают они, хорошо бы вообще обойтись без преподавателей или хотя бы сократить их число до минимума. Ведь на них приходится тратиться, платить им зарплату, выслушивать их вечное нытье… Тем более что развитие современных технологий открывает в этом плане большие возможности…
В феврале 2018 года ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов шокировал общественность заявлением, что чтение лекций является профанацией, – во-первых, потому, что посещаемость их очень низкая, во-вторых, потому, что многие преподаватели, особенно в провинциальных вузах, читают лекции по предметам, по которым у них нет научных разработок. Отсюда революционное предложение господина Кузьминова: пусть ведущие ученые и педагоги высшей школы запишут онлайн-курсы, и студенты в провинции смотрят их лекции по интернету. А ведущие ученые у нас известно где – в ВШЭ, которой и руководит господин Кузьминов. То есть речь идет о том, что в провинции преподавателей будут увольнять или переводить на половину, а то и четверть ставки, с понижением зарплат, естественно. Студенты же вместо их лекций посмотрят через «скайп» лекции профессоров ВШЭ. Причем в обязательном порядке. Если не верите, смотрите сами: привожу цитату из выступления ректора ВШЭ.
«Надо создавать систему, в которой вуз был бы обязан замещать те курсы, которые в нем читают люди, которые сами ничего не писали по этой теме, качественными онлайн-курсами. …Чиновники Министерства образования и науки должны разработать форму сетевых взаимодействий между вузами-донорами, которые создают онлайн-курс, и вузами-реципиентами, которые этот курс используют. Экономический эффект будет достигнут не тогда, когда отдельный студент возьмет онлайн-курс, а когда мы примем решение, что вот этот курс вычитаем из себя, а предоставляем студентам выбор из курсов МИФИ, из Санкт-Петербургского университета и других». (Ива Любомилова. Предложение ВШЭ заменить преподавателей вузов онлайн-курсами приведет к окончательному распаду всей системы высшего образования // «Ермак-инфо» от 11.03.18).
То есть речь идет о том, что студент не сможет выбирать, слушать ему курс местного преподавателя или того, кого министерство объявило «ведущим ученым» (потому что у него, в силу проживания в столицах, больше возможности накачать свой индекс цитируемости). Кузьминов призывает жестко навязывать провинциальным вузам онлайн-лекции их столичных коллег: «Минобрнауки и Рособрнадзор должны быть просто более жесткими и принуждать вузы, которые не предоставляют такой возможности своим студентам … включать эти онлайн-курсы, которые читают ведущие ученые, в образовательные программы. … Это лучше, чем дать учащимся прослушать курс местного доцента (Ректор ВШЭ призвал заменить доцентов без научных работ онлайн-курсами // РБК от 26.02.18).
Чувствуете размах либеральной мысли? Чиновники на основании формальных критериев будут разделять преподавателей на избранных и изгнанных, а вузы на элитарные – «доноров» и униженные – «реципиентов». Что же касается пресловутой «свободы учебы» или права выбирать курсы, про что так любит поговорить Кузьминов в интервью западным СМИ, то зачем она «варварам с периферии»?Зато представляете, какая экономия для Министерства образования и для ректоратов большинства вузов! Ведь можно будет уволить «неэффективных преподавателей», а высвобожденные финансы перераспределить внутри вуза. Кузьминов этого не скрывает: «Вуз экономит свой ресурс, он может направить средства на повышение зарплаты своим лучшим профессорам… он производит селекцию профессорско-преподавательского состава». Под изящным словом «селекция» понимается изгнание тех, кто не близок к начальству. Долгие годы работы в постсоветской вузовской системе научили меня тому, что таково главное сущностное разделение препсостава. Не знаю, как в столицах, а в провинции и гранты, и индексы цитируемости – все это зачастую замкнуто на вузовское начальство. Скажем, декан или завкафедрой – доктор наук, да еще и член, а то и председатель местного диссовета. У него и его «любимчиков» каждый год по несколько аспирантов и докторантов. Все они для защиты обязаны иметь публикации в журналах, входящих в списки ВАК и SCOPUS, от которых сильно зависит индекс цитируемости. Угадайте, кого они будут в обязательном порядке указывать в качестве соавторов? А это значит, что у начальства и индекс цитируемости взлетит, следовательно, оно уж точно сохранит право читать лекции. А московским виртуальным профессором заменят кого-то другого…
Кстати, я подозреваю, что и в самой ВШЭ в таком случае сохранят свои места далеко не всегда настоящие ведущие ученые, особенно если право отбора предоставить министерским бюрократам…
Начальство такая реформа, понятно, вполне устроит. Но я боюсь, что она устроит и многих студентов…

2. 

Был у меня в 90-е еще один знакомый – кандидат технаук, большой поклонник рыночной экономики и западных свобод. Он уверял меня, отсталого «совкового консерватора», что платное образование – это благо. Якобы если студент будет платить за учебу, то он обязательно станет относиться к ней серьезнее. Исчезнут прогульщики, отъявленные двоечники возьмутся за ум, потянутся в библиотеки, сядут за учебники. Кому охота остаться на второй год и по второму разу оплачивать все несданные курсы? Да и преподавателей студенты-платники будут стимулировать, чтоб те не расслаблялись, к лекциям и семинарам готовились, новую литературу по специальности штудировали. Люди деньги платят, значит, качество будут требовать!
Так говорил мой знакомый, который в те далекие времена был доцентом и замдекана, а потом, когда пришла страстно восхваляемая им коммерциализация образования, враз потерял работу и теперь, став нищим пенсионером, трудится охранником в супермаркете. Тем самым он еще раз подтвердил правоту нашего старенького преподавателя диамата, который в пору нашего студенчества, глядя с кафедры в зал поверх съехавших очков, скрипучим голосом нудил: «Диалектика жизни сложнее наших логических схем!»
Студенты сейчас больше чем наполовину – коммерческие. В 2012 году около 65% студентов были платными. Это по всем вузам – и частным, и государственным. Но ведь даже в государственных вузах платников было около 60%. (Юлия Апухтина. Серая масса. Исследование о том, как высшее образование стало платным и плохим // «Проект» от 6.02.2019). Однако учеба большинство из них совершенно не интересует. Причин тому несколько.
Начнем с того, что за учебу они платят не сами и не свои кровные, заработанные. Платят их родители и столько, сколько нужно, хоть по два, хоть по три раза, лишь бы чадо диплом получило. Поэтому чадо без всяких угрызений совести прогуливает занятия, проводит время в клубах, а не в библиотеках и мычит что-то невразумительное на зачетах и экзаменах. Деньги папы и мамы не жаль…
Второе – как правило, они учатся не на тех специальностях и факультетах, к которым у них душа лежит, а на тех, которые выбрали их родители. Сколько раз уже я слышал из уст студентов и даже аспирантов такие истории: я хотел (хотела) заниматься искусствоведением (английским языком, атомной физикой, микробиологией), но папа и мама сказали: пойдешь на юрфак (экономфак, государственное и муниципальное управление, нефтегазовый бизнес), потому что это в жизни пригодится. Дети плюются, учатся спустя рукава, сдают сессии на весьма условные троечки, в общем, откровенно бойкотируют насилие над юношеской мечтой. Но родители все равно платят и радуются: кто там будет смотреть приложение с оценками при приеме на работу? Главное – вожделенный диплом по нужной специальности да заранее договориться с работодателем.
Кстати, договориться удается далеко не всем. Несколько лет назад я зашел в магазин «Пятерочка», что через дорогу от моего дома, и обнаружил там свою бывшую студентку, которая училась на экономфаке нашего университета по специальности «банковское дело». В «Пятерочке» она работала менеджером зала. После окончания университета ткнулась в один банк, в другой – ей везде отказали. У работников банка, извините, свои дети есть и тоже с дипломами по специальности «банковское дело»… Родители помочь не смогли – набрали кредитов на учебу дочери, денег теперь не было. Так и устроилась в магазин…
Конечно, это вопиющий случай, когда человек с вузовским дипломом оказывается на месте, куда берут и людей без диплома. Чаще всего выпускники устраиваются пусть не по специальности, но туда, где все-таки полагается некоторая надбавка за образование. Более того, значительная часть студентов уже заранее знают, что работать по специальности они никогда не будут. Им просто нужен диплом о высшем образовании – неважно каком, поскольку само наличие высшего образования позволяет занять ступеньку повыше на нашей социально-иерархической лестнице. Не говоря уже о том, что для мальчиков видимость учебы – это возможность получить на четыре года отсрочку от армии.
И это третья, самая главная, причина, почему студенты не хотят учиться, относятся к своим учебным обязанностям равнодушно, стремятся проскочить просто так, списав, воспользовавшись занятостью, а то и таким же равнодушным, наплевательским отношением к работе преподавателя… Эти нерадивые студенты ведь знают, что квантовая физика, математическая лингвистика, молекулярная генетика – всё, что их заставляют изучать и сдавать, им все равно не пригодится в жизни. Зато пригодится умение обманывать начальника, втирать ему очки, лебезить перед ним, усыплять его бдительность. И в этих умениях они упорно тренируются на преподавателях во время семинаров и сессий…
Раньше студент знал, что ему придется после получения диплома как минимум отработать три года по своей специальности. Значит, если он учится на инженерном, придется поработать инженером, и нравится или не нравится – надо учить начертательную геометрию. Теперь же, получив диплом, юноша и девушка отправляются, как говорится, на все четыре стороны, и, скорее всего, работа, которую они найдут, будет связана со специальностью по диплому очень и очень косвенно. В 2018 году правительственная «Российская газета» сообщила: «По данным исследования РАНХиГС, только 37 процентов молодых выпускников вузов, колледжей и техникумов работают сегодня по специальности. 29 процентов сказали, что их работа хоть как-то связана с тем, чему их учили, а 27 процентов признались, что работают абсолютно не по специальности». (Ирина Ивойлова. Образован и не нужен // «РГ» от 04.06.18). Причем речь идет не о том, что очень сильна конкуренция и работу по специальности могут получить лишь лучшие из лучших – те, у кого в дипломе одни пятерки. Перспектива трудоустройства напрямую не зависит от успеваемости и уровня подготовки вчерашнего студента. В той же статье из «РГ» выпускник элитарного Московского технологического института, отличник, который в годы студенчества успешно занимался научной работой, сетует, что ведущие компании таких, как он, не берут, ссылаясь на отсутствие опыта работы. Журналист, естественно, не упоминает, что таких же выпускников – с гораздо худшими оценками в табеле, но имеющих «своих людей» на высоких должностях в этих ведущих компаниях, берут, и очень даже охотно.
Те, кто сейчас сидит на студенческой скамье, эту статистику тоже знают. И она совсем не вдохновляет их на отличную учебу…

3.

Однако кроме вузовского начальства и студентов есть третий участник процесса высшего образования – собственно преподаватель. Ясно, что среди вузовских начальников, увы, имеются рвачи – менеджеры от образования, которых не интересует квалификация выпускников, а важны лишь деньги. Понятно, что есть и такие студенты, которые ничего не хотят знать и учить, ведь они не собираются работать по специальности и считают, что заплатили за обучение и теперь им обязаны выдать вожделенный диплом. Но, казалось бы, на то и существует преподаватель, чтобы отстаивать идеал образования в высшем смысле слова, противостоять нажиму «менеджеров от образования», добиваться отчисления нерадивых студентов и стараться как можно больше дать полезного и доброго тем студентам, что тянутся к знаниям…
Так-то оно так. И подобные преподаватели в наших вузах, к счастью, действительно еще остались. Я бы даже сказал, что на них пока и держится то, что осталось от советской системы высшего образования, которая в лучших своих проявлениях была наследницей исторических традиций наших имперских университетов… Но давайте посмотрим, в каком положении находится сегодняшний средний российский преподаватель вуза.
Начнем с того, что он постоянно живет в страхе потерять свое место. Это в советские времена, придя на кафедру института или университета после защиты диссертации, молодой ассистент был практически уверен, что он проработает на этом месте до самой старости. Теперь преподаватель заключает с вузом контракт, как правило, на год или два, в редких случаях – на три. По истечении этого срока ему предстоит пройти через конкурс. Обычно конкурс вполне формальный, но если преподаватель чем-нибудь не понравится начальству, можно не сомневаться – совет факультета проголосует против него. Частыми стали истории, когда хороших преподавателей, успешных ученых, не имеющих никаких нареканий, советы факультетов выбрасывают на улицу только потому, что они не нравятся действующему декану. Зато друзья начальства, погрязшие в коррупции, легко проходят самые строгие фильтры… Жаловаться на произвол бесполезно – любой юрист объяснит такому выгнанному преподавателю, что его не уволили, с ним не заключили контракт. Разница в том, что для увольнения нужна формальная причина, а не принимать на работу после истечения срока контракта можно без всяких объяснений.
Но даже если преподаватель старается начальству дорогу не переходить, то все равно его жизнь безоблачной не становится. Во-первых, зарплата у него такая, что ее не хватит не то что семью содержать, а даже одному прожить. Нередки случаи, когда в провинции доцент до сих пор получает по 20 тысяч рублей в месяц. Конечно, на бумаге всё согласно майским указам Путина – зарплату преподавателям подняли до средней по региону. Однако средняя зарплата по региону – 60 тысяч, а преподаватель все равно получает 20. Секрет раскрывается просто: наши чиновники от образования так считают. Они приравнивают к средней по региону не зарплату конкретного преподавателя, а среднюю зарплату по вузу. А последняя получается в результате суммирования зарплаты ректора, который может получать от 400 тысяч до миллиона рублей в месяц, и зарплаты лаборанта, который получает 9 тысяч в месяц…
Понятно, преподавателю приходится подрабатывать в двух, а то и в трех местах, то есть работать весь день – с утра до вечера (тогда как по закону вторая половина дня у него должна быть свободна, и именно в это время он должен заниматься научной и методической работой, за которую он, между прочим, тоже отчитывается). К тому же нагрузка на основном месте у него постоянно растет – уже несколько лет учебные управления вузов не выделяют часы даже на зачеты: мол, ставьте их по результатам работы в семестре. Сокращаются часы самостоятельной работы студентов, увеличивается аудиторная нагрузка – всё за ту же зарплату.
Кроме того, на преподавателя взваливается огромное количество бюрократической работы. Его заставляют писать разного рода программы, которые регулярно проверяют комиссии из Министерства образования и Рособрнадзора. Программы могут насчитывать и 80, и 100 страниц, причем они постоянно устаревают, не успеешь закончить одну – из министерства приходит сообщение, что придумана новая форма, и всё надо переделывать. В каждом вузе сегодня есть огромное количество отделов, где сидят бюрократы, получающие свою зарплату – куда более весомую, чем у преподавателей, – именно за это, но всю эту писанину они взваливают на безропотных преподавателей, которые все это делают бесплатно. Не согласишься – не пройдешь конкурс и лишишься даже тех грошей, что платят. Я лично знаю людей, которые последние несколько лет спят по 4–5 часов в сутки несколько месяцев в году. Бесконечные аудиты, проверки, комиссии – приходится писать программы и отчеты по ночам, днем ведь еще надо лекции читать и семинары вести…
Отчеты за научную работу – это отдельная тема. Теперь рейтинг вуза зависит от того, сколько у преподавателей публикаций в международной системе SCOPUS. Печататься в зарубежных журналах есть возможность не у всех. Во-первых, с этим непросто обстоят дела у гуманитариев, скажем, философская традиция в России сильно отличается от американской. В США господствует аналитическая философия, которая практически не имеет сторонников у нас. Сама тематика исследований даже лучших наших специалистов американский журнал просто не заинтересует. Да и когда заниматься наукой человеку, у которого 1000 часов учебной нагрузки в год, три работы и обязательство каждый год сдать 15 рабочих программ… Выход, конечно, нашелся. Наши бывшие соотечественники, осевшие где-нибудь в Чехии или Венгрии, открывают электронные журналы, добиваются их включения в вожделенный SCOPUS, а потом берут с российских ученых огромные деньги за публикации. Доходит до 70 000 рублей за статью. И человек, который получает на основном месте работы в месяц 20 тысяч, вынужден идти на это. В год он должен иметь несколько таких публикаций, иначе опять-таки его ожидают проблемы во время конкурса…
Останутся ли после всего этого у преподавателя время и силы на нормальное качественное преподавание, с подготовкой к лекциям и семинарам, вопрос, как говорится, риторический. Впрочем, этому можно только изумляться, но находятся такие подвижники! Выкраивают время, готовятся, на совесть проводят занятия! Потом на экзамене начинают по-настоящему требовать от студента знаний и понимания и… нарываются на вызов к декану. А декан в своем шикарно обставленном кабинете популярно объяснит этому подвижнику от образования, что половина студентов факультета – коммерческие, поэтому отчислять их за неуспеваемость не рекомендуется, ведь они приносят вузу живые деньги. А другая половина – бюджетники, за которых государство выплачивает деньги по модели подушевого финансирования. Это значит, что если отчислить одного бюджетника, государство сократит финансирование вуза на сумму, которая в среднем уходит на годовое обучение студента. Поэтому если этот принципиальный профессор хочет продолжить работать в вузе, он должен пойти и поставить студенту хотя бы удовлетворительно. А как ему поставить тройку, если он говорит на экзамене, что Великая Отечественная война – это война с Наполеоном, а Платон – немецкий философ XIX века? Кстати, это реальные ответы реальных студентов!
Поэтому и среди преподавателей подвижников все меньше. Им на смену приходят молодые да ранние клерки в строгих костюмчиках. Им все равно, будут ли у студентов необходимые знания… Они не очень-то эрудированы в той научной области, в которой якобы специализируются. Их диссертации представляют собой, как правило, псевдонаучные компиляции. Зато они очень хорошо знают, что нужно делать, чтобы ими были довольны и алчные и беспринципные начальники, и нерадивые и циничные студенты. Эти молодые клерки вовремя сдают все программы, вовремя печатаются в псевдонаучных «мусорных» журналах, не утруждают себя подготовкой к лекциям, а просто оттарабанивают материал по распечатке из интернета, а на экзамене закрывают глаза на списывание и ставят всем студентам положительные оценки согласно баллам, выставленным за посещаемость. И все довольны, и всё у них хорошо.
Один из бывавших спикеров Госдумы – единоросс Грызлов однажды удивил общественность фразой: «Парламент – не место для дискуссий». Наблюдая изнутри за деградацией российской системы высшего образования, я вижу теперь, что мы подошли к черте, после пересечения которой можно будет сказать: «Университет – не место для учебы»… Можно ли еще что-нибудь сделать, чтобы спасти наши вузы? Пока еще, думаю, можно. Еще остались в вузах преподаватели, болеющие за дело. Есть еще пытливые, любознательные студенты, которые хотят получить настоящее, полноценное образование. Но их все меньше. С каждым годом мы все ближе подходим к точке невозврата… (http://www.sovross.ru/articles/1829/43636)

Справка: Рустем ВАХИТОВ — член союза писателей России, российский ученый, историк философии и обществовед, политический публицист, писатель. Кандидат философских наук.

Виктор Бараков

Виктор Бараков:

О ЛЕКЦИИ ЕЛЕНЫ ТИТОВОЙ «ЗАХВАТ ПУСТОТЫ. ПОЭЗИЯ ВОЛОГДЫ НА СОВРЕМЕННОМ ЭТАПЕ», прочитанной в вологодской областной библиотеке 10 апреля 2019 года

В объявлении, зазывающем на лекцию, было сказано: «Как развиваются взаимоотношения поэтов и читателей в городе; чем объясняется внимание столичных журналов и издательств к авторам-вологжанам; кого сегодня можно назвать поэтом «городской окраины» и «деревенским поэтом»; чем интересны поэты Мария Маркова, Ната Сучкова, Лета Югай, Антон Черный; что волнует сегодня Ольгу Фокину, и почему её новые стихи мало известны за пределами Вологды? На эти и другие вопросы ответит филолог Елена Титова (http://cultinfo.ru/news/2019/4/a-lecture-on-capturing-emptiness-will-read-in-the-et).

Афиша висела соответствующая: Ольга Фокина в окружении перечисленных персонажей. Мысль о том, что Фокина выглядит в такой компании инородным телом, возникла не только у меня. Тем более что вологодские читатели знакомы с интервью поэтессы журналу «Русский Север»: «С молодыми авторами, в частности, с поэтами, вы знакомы?

– На слуху Ната Сучкова, Маркова Мария, Антон Черный, Мария Суворова. Недавно прочитала сборник Антона Черного. Называется «Зеленое ведро». Знаете, что удивительно? Никакого просвета в жизни Антон, по-моему, не видит. Я не готова воспринимать такие вещи. Для меня поэзия – это действительно приближение к Богу, по­скольку поэты – посланники Бога на земле. От поэзии должна быть какая-то благодать. Мы должны идти к читателю с чем-то хоро­шим и добрым. Я не понимаю, когда оскверняют слово, когда в стихах нет логики. Как будто авторы никогда не читали ни Лермонтова, ни Некрасова, ни Пушкина и творят какую-то свою литературу. Зачем какое-то фасеточное зрение? Для меня это абсолютно чуждо. По­этому я не понимаю, зачем нужно объединяться с такими авторами? Ведь у молодых авторов сейчас кто сильней извернется и кто громче крикнет, тот более популярен.

Я же считаю, что непременно должна быть редактура, чтобы люди объясняли авторам, что хорошо и что плохо. И книги должны выходить под контролем знающего человека. Потому что происхо­дит девальвация литературного слова».

И что означает этот намёк: «Почему её новые стихи мало известны (кстати, орфографическая ошибка, надо писать слитно – В.Б.) за пределами Вологды?» А стихотворения названных авторов, значит, известны широко? И, кстати, что скрывается за термином «пустота»?..

Всё это заставило меня в компании с Ольгой Александровной Фокиной явиться в зал библиотеки.

Пространная лекция (длилась час и пятнадцать минут) была хорошо подготовлена, Елена Титова профессионально проработала материал; меня, например, впечатлило её чтение наизусть длинной «саги» Беллы Ахмадулиной об «обедах и литературоведах». И творчеству Ольги Фокиной в лекции было уделено основное внимание (главная героиня доклада, кстати, не проронила ни слова…).

Впрочем, вопросы так и остались вопросами. Если точкой отсчёта в оценке «известности» считать количество изданных книг, то этот критерий явно не подходит – можно выпустить целое собрание сочинений и остаться незамеченным, а можно одной книгой или даже одним стихотворением сохраниться в народной памяти (Елена Витальевна привела в качестве примера «Балладу о прокуренном вагоне» Александра Кочеткова). Современный писатель Иван Ерпылёв отмечает: «Есть ошибочное представление о том, что «продуктом» литературного труда является книга, и успешность литературного творчества измеряется книгами. На самом деле, это не так. История литературы XX века знает немало примеров того, что писатели, издававшиеся многомиллионными тиражами, остались в забвении, а рукописи тех, кого не хотели печатать, впоследствии были изданы – пусть не миллионными, но тысячными тиражами…  Каждый графоман, имея достаточно денег, может обеспечить надлежащее издательское сопровождение своего творчества (примеров множество, начиная от графа Хвостова), но писателем так и не станет»

(http://rospisatel.ru/zakon-o-kulture-spr.html).

Если считать мерилом известности публикации в журналах и критические отклики на них, то с этим у всех «всё в порядке» — государство, как говорит Фокина, отделило от себя литературу, и современный творческий процесс сейчас является бледной тенью советского культурного ренессанса.

В моём понимании известность – слишком «неустойчивое» определение, куда более «объективным» количественным показателем всегда являлось наличие объёмной библиографии. Кстати, если оценивать работу Ольги Фокиной в литературе с этих позиций, то у неё материала наберётся даже не на библиографическую брошюру, а на целый том. На этом фоне «достижения» авторов, в обрамлении которых она появилась на рекламном листке, будут выглядеть просто жалко…

И сегодняшние публикации у поэтессы имеются, и они вполне сопоставимы (в количественном отношении) с напечатанными стихами «соседних» литераторов и рецензиями на них. Так, её стихи неоднократно появлялись в журнале «Наш современник», в «Двине», в «Севере», в «Родной Кубани» (к этой публикации и я приложил руку – В.Б.), и в других изданиях, в том же «Вологодском ладе», не говоря о печатных и электронных  газетах… О её творчестве пишут профессор Петров из Архангельска, профессор Яцкевич из Вологды, ваш покорный слуга; в скором времени появится исследование краснодарского учёного (в журнале «Родная Кубань»).

Ольге Фокиной, с её именем, авторитетом и опытом, нет уже необходимости широко печататься и даже следить за публикациями (в том числе «пиратскими») своих стихотворений. А вот «молодой поросли» придётся прилагать усилия, трудиться… И как они будут выглядеть в сегодняшнем возрасте Ольги Александровны с точки зрения читательского признания, ещё надо будет увидеть (не нам, конечно…).

В культуре всегда считалась хорошим тоном не погоня за популярностью, а сила таланта, проверенная временем. Если перефразировать слова Константина Станиславского, «надо любить не себя в поэзии, а поэзию в себе».

Теперь о «пустоте». Выдающийся критик и литературовед Игорь Золотусский оказался прав: «… Если кто-то идёт, видя за собой пустоту, тот и придёт в ту же самую пустоту. И это уже трагедия современной культуры и литературы» (http://www.rospisatel.ru/zolotusskii.htm).

Елена Титова говорила, конечно, и о всеобщей трагедии государственного безразличия к поэзии, но больше рассуждала (довольно туманно) о пустоте творческой, вызванной потерей ориентиров и мировоззрения. Помнится, Максим Горький хотел назвать свою эпопею «Жизнь Клима Самгина» по-другому: «История пустой души»… Что же делать в ситуации безвременья «пустой душе»? Сергей Есенин советовал: «Ищите Родину!»

Но это поэтический, а не литературоведческий призыв. В филологической науке давным-давно действует (именно действует, а не существует! – В.Б.) определение, раскрывающее смысл есенинского высказывания: народность. Как сказал знаменитый русский критик Юрий Селезнёв, «в том-то и заключается национальное своеобразие русской литературы, что все её великие представители и творцы видели свою высшую заслугу и миссию не в том, чтобы выразить свое личное Я, и не в том, чтобы представить свое слово за народный взгляд, но в том, чтобы действительно воплотить в своем слове общенародные чаяния, идеалы, устремления» (Селезнев Ю. Златая цепь. — М., 1985. – С. 65).

В прочитанных на лекции стихотворениях «современных поэтов Вологды» не было сказано ни слова о России, которую Александр Блок называл «живым организмом». Можно ведь о её судьбе говорить не «в лоб», а даже интимно, — лишь бы по-настоящему правдиво и с любовью. Тогда народ сквозь любую «пустоту» увидит и признает автора, как это произошло много лет назад с Ольгой Фокиной, а в наше время – с Николаем Зиновьевым.

Ищите Родину…

Людмила Яцкевич

Людмила Яцкевич:

ПО БЫЛИНАМ НАШЕГО ВРЕМЕНИ О повести Николая Олькова «Мать сыра земля»

В статье пойдёт речь о сибирском эпосе писателя Николая Максимовича Олькова,  нашего современника. Его малой (да и не очень-то малой) родиной  является Тюменский край. Последние десятилетия он живёт в районном селе Бердюжье. В 2018 году вышло из печати собрание сочинений Н.М. Олькова в пяти томах. Читая его произведения и знакомясь с его героями, я думаю: былинный времена… Обычно так говорят о Древней Руси, о том времени, когда жили русские князья и богатыри, когда  зарождалась русская  культура и государственность. Так говорят о легендарных временах, воспетых в былинах.

XX век породил своих князей и богатырей, появились и «иных времён татары и монголы», по словам поэта Н. Рубцова. Новые герои действуют в иных обстоятельствах, но, вероятно, ещё более напряжённых и трагических. Русская литература запечатлела великие противоречия и беды, и, вопреки им, великие достижения и победы  нашего народа в эту эпоху. Современные писатели обычно используют методы критического  и социалистического реализма. Однако их оказалось недостаточно, чтобы в художественной форме осмыслить и прочувствовать до конца то, что произошло с нашим Отечеством и понять, куда мы идём. Видимо, поэтому в XX веке мастера слова снова стали обращаться к поэтике фольклора. В устном народном творчестве эпические жанры угасли, но они, впитав все достоинства фольклора, живы в творчестве русских писателей XXвека. Достаточно, например, вспомнить творчество писателей Михаила Шолохова, Федора Абрамова, Бориса Шергина, Василия Белова, поэтов Николая Клюева, Юрия Кузнецова.

Особенность творчества писателя Н.М. Олькова, уникальная в наше время, заключается в том, что нередко одни и те же персонажи, изображаемые места и судьбоносные события встречаются в разных его произведениях. Такую перекличку  героев, событий и мест можно встретить только в былинах, быличках и сказках. Спаянность героев,  событий и места действия, их сквозная преемственность делают  собрание сочинений писателя  сибирским эпосом XX века и наших дней.

Повесть Николая Олькова «Мать сыра земля»можно определить, с одной стороны,  как былину нашего времени, а с другой стороны, это сказ, поскольку главный герой и повествователь совпадают. При этом  речь рассказчика — это говор сибирского крестьянина, насыщенная диалектными словами и оборотами речи.  Фольклорная закваска этого произведения угадывается уже в его названии.  Старинное выражение «мать сыра земля» пришло из устного народного творчества, из русского поверья  о земле как главном сокровище народа, которое представлено в трёх ипостасях: земля – кормилица, рождающая хлеб, мать – женщина, рождающая человека  и, наконец, Богородица, родившая Спасителя – Иисуса Христа. На эти три основных смысла наслаиваются и многие другие, как более архаичные, так и более  поздние.

Академик В.Н. Топоров, вслед за другими историками славянской культуры и религии, исторически возводит образ матери сырой земли к древней языческой богине славян Мокош, Великой Матери [4; 11]. В отличие от фольклора, в художественной литературе эта этимологическая связь уже не осознавалась, поскольку в русской культуре преобладало православное самосознание, однако она не исчезла бесследно. Достаточно вспомнит такие произведения, как: «Губернские очерки»  М.Е. Салтыкова –Щедрина, «В лесах и на горах»  П. И. Мельникова-Печерского,«Братья Карамазовы» и «Бесы» Ф.М. Достоевского, «Власть земли» Г. И. Успенского, рассказы В.И. Даля и других писателей XIXвека.

В двадцатом веке, эпохе  страшных войн, революций  и крушения цивилизационных устоев, эта мифологема в преобразованном виде вновь стала актуальной во всей своей многозначности и многозначительности, поскольку в ней отразиласьсама основа человеческого существования в мире. В матери сырой земле, в Великой Матери,  искали защиты и спасения. Неслучайно многие наши писатели и поэты, несмотря на различие своих политических мировоззрений, обратились к этому образу. Вспомним  «Песнь о Великой Матери» Н.А.  Клюева (1932), «Мать сыра-земля» Б. А. Пильняка (1924), «Взвихренная Русь» (1917-1924) А. М. Ремизова.

Мифологема матери сырой земли неоднократно исследовалась и по-разному объяснялась отечественными филологами и философами, начиная с Ф.И. Буслаева. В начале  XX века, в филологической культуре серебряного века к этой древней мифологеме проявился небывалый интерес [2; 6; 7; 9; 12др.]. Если кратко сформулировать её первоначальное содержание, реконструированное историками культуры и религии, то Великая Мать, она же мать сыра земля, это космическое женское божество  — прародительница, жизнедательница всего сущего, вселенной и она же – смертная утроба, поглощающая всё живое.  Как и любая мифологема, она синкретична, о чём пишут многие исследователи, и парадоксально совмещает в себе противоположные смыслы [12: 447; 9: 107-122; 4; 10; 11; 13].

Архаичный смысловой слой этой мифологемы, воплощающей в себе понятия рождения и смерти, а значит жизни и неумолимого времени, нашёл отражение в лирическом сюжете стихотворения И. Мандельштама:

К пустой земле невольно припадая,

Неравномерной сладкою походкой

Она идёт ….

Её влечёт стеснённая свобода

Одушевляющего недостатка.

И, может статься, ясная догадка

В её походке хочет задержаться –

О том, что эта вешняя погода

Для нас – праматерь гробового свода,

И это будет вечно начинаться.

 

Есть женщины, сырой земле родные.

И каждый шаг их – гулкое рыданье,

Сопровождать воскресших и впервые

Приветствовать умерших – их призванье.

И ласки требовать от них преступно,

И расставаться с ними непосильно.

Сегодня – ангел, завтра – червь могильный,

А послезавтра только очертанье…

Что было поступь – станет недоступно…

Цветы бессмертны, небо целокупно,

И всё, что будет, — только обещанье.

 

Современный поэт-пророк Юрий Кузнецов в 1984 году также обратился к философскому осмыслению образа матери сырой земли как  Великой Матери в своём стихотворении «Сито»:

Наша истина – сито полное,
В чьих руках оно, ты не спрашивай…
Сито частое мать с гвоздя брала,
Против солнышка муку сеяла,
Из муки простой вышел хлеб святой.
Старший ел его да похваливал,
Средний ел его да покрякивал,
Младший ел его да помалкивал,
Да на вольный свет все поглядывал.
Вон звезда горит, вон еще одна,
Много в небе дыр, да не выскочить,
Крепко дух сидит в белых косточках.
Вон старик идет, еле тащится,
Из него давно дух повыскочил,
Из него давно песок сыплется.
Мать-сыра земля – наша истина,
Через девицу сеет весточки,
Через матушку сеет косточки,
Через старицу сеет высевки.
Мать-сыра земля не про нас с тобой.
Через белый свет, через истину
Племена прошли – не задумались,
Времена прошли – словно не были.
Мы пройдем насквозь – не задержимся,
Ничего от нас не останется,
Что останется – будет лишнее.

Философский  сюжет этого стихотворения имеет мифологическую основу, поэтому его можно понять, только если учитывать соответствующий культурно-исторический контекст. Великая Мать, мать сыра земля,  в древнем представлении «дважды всемогучая, дважды  побеждающего  всякого – страстью и смертью –  и дважды приемлющая в себя каждого – в рождении и в погребении. Но в древнем  веровании не было  этого раздвоения  Земли на Смерть-губительницу и Любовь-родительницу. … Земля была и той и другой вместе, — короче, она была Судьбой, мировой Необходимостью, Временем» [9: 110]. В стихотворении Ю.П. Кузнецова этот образ человеческого бытия и неумолимого времени-рока воплощается очень ярко.

Совершенно не случайно, что к этому грандиозному и проникновенному образу обращаются в эпоху тяжёлых испытаний и наивысшего напряжения физических и душевных сил человека.  Ярким свидетельством этого является трагическая поэма «Сын» Павла Антокольского, которую он написал в 1943 году после гибели сына Владимира. Духовная и эстетическая сила мифологемы «мать сыра земля» так велика, что поэт-коммунист, на словах признающийся даже в этой поэме в своём атеизме, вдруг обращается к мифологическому сознанию, без которого, действительно, невозможно создать эпическое произведение. Приведу отрывок из поэмы, где он описывает гибель сына:

Он видел все до точки, не обидел
Сухих травинок, согнутых огнем,
И солнышко в последний раз увидел,
И пожалел, и позабыл о нем.
И вспомнил он, и вспомнил он, и вспомнил
Все, что забыл, с начала до конца.
И понял он, как будет нелегко мне,
И пожалел, и позабыл отца.
Он жил еще. Минуту. Полминуты,
О милости несбыточной моля.
И рухнул, в три погибели согнутый.
И расступилась мать сыра земля.
И он прильнул к земле усталым телом
И жадно, отучаясь понимать,
Шепнул земле — но не губами — целым
Существованьем кончившимся:
«Мать».

Эти строки обладают огромной поэтической и духовной силой, и её таинственный источник  — древний образ матери сырой земли. Поэма называется «Сын» и посвящена она младшему лейтенанту, сыну, но речь в ней идёт не только о сыне поэта. Это эпический собирательный образ  —  молодого героя Отечественной войны, защищающего Родину-Мать.

Таким образом, в этом ёмком образе — «мать сыра земля»  —   соединились нераздельно Природа, Человек и Небо. Такое древнее архетипическое представление о мироздании сохраняется в русской культуре до наших дней,  характерно оно и для крестьян, не утративших связи с родной землёй. Об этом свидетельствуют произведения писателей «почвенного направления». О таких творцах слова в своё время написал Н.А. Клюев образно и глубоко по мысли:

В бору, где каждый сук – моленная свеча,

Где хвойный херувим льет чашу из луча,

Чтоб напоить того, кто голос уловил

Кормилицы мирской и пестуньи могил.

О Николае Максимовиче Олькове  также можно сказать: он  — писатель, который «голос  уловил  Кормилицы мирской и пестуньи могил».  Писатель изображает героев своих произведений с неподдельной любовью. Это дети матери-земли, крестьяне, любящие свою мать и не покинувшие, а наоборот, защищающие её от многообразным врагом: будь то завоеватели, или пришлые люди, одурманенные идеологической химерой или жаждой наживы. Любовь эта взаимна. Еще Ф. И. Буслаев в своей книге «Русский богатырский эпос» (1887)  отметил: «Итак, сама мать сыра земля любит Микулу Селяниновича и весь его род-племя» [3].

Сравнительно небольшая повесть «Мать сыра земля» охватывает огромный период нашей российской истории: с XVIII до средины XX века. Столь же масштабно не только время повествования, но и его пространство: вся Россия от Онежского озера и западных границ до Сибирских просторов. Обычными методами  художественного повествования, характерного для  критического реализма, уложить всё это в одну повесть было бы непосильной задачей. Например, чтобы изобразить жизнь России только первой четверти XIX века, Л.Н. Толстому потребовалось написать толстые тома. Своеобразие повести Н.М. Олькова заключается в том, что он использует совершенно иную поэтику композиции, пожалуй, более характерную для устного народного творчества и древнерусской литературы: широта и обобщённость видения пространства и времени, мифологичность и одновременно предельная конкретность бытовых описаний. Всё это служит средством изображения жизни сибирских крестьян как высокой трагедии.

Повесть начинается с семейных легенд, которые передают из поколения в поколение уже двести лет из уст в уста: «Дед Максим любил рассказывать эту историю, потому что остался самым старым в деревне и, пожалуй, один помнил деда Маркела и его повествование».  И дальше вглубь времени о русских богатырях: «Сказывал эту быль дедушка покойный, а он сто пять годиков прошарашился по земле, в семьдесят женился на молодухе, да ещё двоих ребятишек изладил». И опять в глубь времени: «Так вот, дед Маркел Епифантьевич  как-то рассказывал , … что отец его Епифан Демидович  шёл в эти края аж от Онежского моря…» [8: 295]. Получается, если подсчитать, в этом селе прошла жизнь семи поколений, пока не появился на свет главный герой – Лаврентий Акимушкин, или просто по-деревенски Лавря, Лавруша. В этой семейной были повествуется, как зародилась деревня, какие стихийные и рукотворные беды она пережила и выстояна к середине XX века  — переломного в истории России.

Далее после этого зачина весь сюжет повести пронизан неявными противопоставлениями, на которых держится композиция повествования: вольная крестьянская жизнь семьи на своей земле и колхозный подневольный труд на отчуждённой земле; мир и война, любовь и ненависть, любовь и смерть, любовь земная и любовь небесная, самопожертвование в борьбе с врагом и трусливое предательство. Само повествование также «двоится», создавая особый художественный узор, соединяющий как настоящее с прошлым, так и происходящие события с внутренним монологом повествователя. Значимой находкой писателя Н.М. Олькова является особое построение былины-сказа, при котором повествователь от первого лица, сказителя, обращается всё время к самому себе, и использует поэтому не местоимение я, как обычно, а местоимение ты, или даже называет себя по имени. Вот пример: «Охвати, Лавруша, больную свою голову руками, сдави, сожми, стисни, пусть мозги из последних сил соберут всё в одну точку, чтобы понял ты, почему всё так получилось» [8: 316].  В результате возникает впечатление, что все события пропущены через сознание героя, через его думы – добрые, счастливые, или печальные, трагические. И сознание читателя включается в эти думы, расстояние между сказителем и слушателем (читателем) сокращается, а при внимательном чтении совсем исчезает.

Главный герой Лаврентий Акимушкин – образ удивительный, сокровенно русский. Это наш русский герой, о котором многие писатели уже забыли,  и хорошо, что Н.М. Ольков нам о нём напомнил. Главная его черта – искренность и честность, которая позволяет людям безнравственным считать его дурачком. Да, образ типичный для русского фольклора и художественной литературы: от Ивана-дурака, крестьянского сына, до героя Ф.М. Достоевского – князя Мышкина, «идиота». Вместе с тем, это личная авторская находка, несмотря на предшественников. Следует заметить, что в наше время этот образ приобретает особую значимость. Он заставляет нас, современников, вспомнить основы русской нравственности.  Создав этот образ, писатель Н.М. Ольков обращает наш взор к вечному вопросу русской историософии, который обычно становится актуальным в переломные, смутные, времена в жизни нашего отечества. Это вопрос о народном характере и крестьянстве и о русском нравственном идеале, определяющем ход истории. Образ матери сырой земли, архаичный и вечно живой, в художественной форме помогает ответить на этот вопрос. Действительно, в XX веке этап за этапом происходило отчуждение народа от родной земли: разрушение крестьянской общины, Октябрьская революция и  последующая коллективизация, затем укрупнение деревень  и, наконец, нынешняя «приватизация» земель, лишившая крестьян земли. Подробно, с привлечением документов и статистики  эти процессы рассмотрены, например, в статье В.Я. Кириллова «Отчуждение Родины» [5].

К сожалению, природная связь крестьян с землёй, общинный строй их жизни у многих представителей интеллигенции, подверженных западному влиянию, вызывали неприятие.  В 1918 году известный  религиозный философ Н.А. Бердяев в своей книге «Судьба России», противопоставляя западное рыцарство и русскую душевность, писал: «Вселенский дух Христов, мужественный вселенский логос пленён женственной национальной стихией, русской землёй в её языческой первородности. Так образовалась религия растворения в матери-земле, в коллективной национальной стихии, в животной теплоте.  … Это не столько религия Христа, сколько религия Богородицы, религия матери-земли, женского божества, освещающего плотский быт» [1: 10]. Сказано очень сердито. Кроме этого, умный философ и публицист Н.А. Бердяева рассуждает слишком абстрактно. Удивляет, что эти мысли пришли к нему в тот момент, когда он наглядно видел, какой хаос наступает, когда народ оторван от земли войной и другими обстоятельствами! И как страшно смотреть, когда красные и их противники  мужественно проливают свою кровь! А проливают они её  за землю и за власть над ней! Нет, трудно согласиться  с Н.А. Бердяевым. Его современник о. Сергий Булгаков рассуждал иначе, сердцем был близок Ф.М. Достоевскому и писал: «Это именно чувствовал и провозгласил наш прозорливец «матери земли» Ф.М. Достоевский в словах своих: «Богородица матьсыра земля есть, и великая в том заключается для человека радость»»[2].

Именно мать сыра земля, Великая Мать и Богородица всегда спасали русского человека. В наше время мы забыли об этом, и поэтому огромные пространства брошенной русской земли заросли чертополохом и кустарником.

В повести Н.М. Олькова с большой любовью показано, что кровная связь крестьянина с землёй начинается с раннего детства: «Это ещё в единоличные времена было, Акимушкины пахали на своих наделах тридцать десятин пашни, ты совсем малым был, без штанов лазил, следом за отцом или дедом ходил свежей бороздой. Земля мягкая, жирная, плужок её отвалит в сторонку, основание ровное и плотненькое, детская ножонка только влажный следок оставляет. Ты любил присесть на нетронутую твердь, ноги в пахоту засунуть и ждать, когда отец или дед круг сделают … [8: 313]. Вспоминает  Лаврентий и свою первую пахоту как самое главное в жизни событие: «Ты и сейчас помнишь, как высоко взлетела душа, когда первый пласт вспаханной тобой земли легонько отвалился в сторону …» Дед Максим именно так высоко ценил это событие  и считал, что с него начинается настоящая жизнь мужика: «На всю жизнь запомни энтот день, ласковой да сердешной. Первая в жизни своя борозда, на своей земле, матери-кормилице  А на чужой – ничто не в радость, одна, одна усталость. … Потом женим тебя, ну, я не доживу, а отец тебе отведёт и пашню, и покосы, станешь хозяин, а когда человек сам себе хозяин – запомни, Лавруша, он ни перед кем шапку не ломат, окромя Господа»[8: 315]. Важно подчеркнуть, что философию жизни и её цель дед Максим исповедует перед внуком на пашне, на земле, а не абстрактно-обобщённо как это делают кабинетные мыслители. Крестьян учит сама мать-земля.

В этой статье мы размышляли только над некоторыми важными вопросами, которые поставил в своей повести «Мать сыра земля» Николай Максимович Ольков, талантливый писатель, знающий русскую почву и глубоко понимающий русскую судьбу. Эта повесть достойна того, чтобы к ней снова вернуться и продолжить наши размышления.

Литература

  1. Бердяев Н. а. Судьба России. М.: Изд-во .мгу.ю 1990. – 256 с.
  2. Булгаков, С. Н. Свет Невечерний: созерцания и умозрения / С. Н.

Булгаков. – Москва: Республика, 1994. – 415 с.

  1. Буслаев Ф.И. Русский богатырский эпос. 1887.
  2. Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. К реконструкции Мокоши как женского персонажа в славянской версии основного мифа. Сборник «Балто – славянские исследования. 1982.
  3. Кириллов В.Я. Отчуждение Родины // «Берега» Литературно-художественный и общественно-политический журнал. — № 6 (24). – Калининград, 2017. – С. 8-18.
  4. Коринфский А. А.Мать — Сыра Земля // Народная Русь : Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа. — М.: Издание книгопродавца М. В. Клюкина, 1901. — С. 1—18.
  5. Максимов С. В.Мать — Сыра Земля // Нечистая, неведомая и крестная сила. — СПб.: Товарищество Р. Голике и А. Вильворг, 1903. — С. 251—274.
  6. Ольков Н.М. Мать сыра земля // Соб. Соч. Том 5.  – М.: «Российский писатель», 2018. –  295-384.
  7. Священник Павел Флоренский. Первые шаги философии // Священник Павел Флоренский. Соч. в четырех томах. Том 2. Москва: «Мысль», 1996. – С. 61-130.
  8. Толстой Н.И. «Покаяние земле» // Толстой  Н.И. Очерки славянского язычества. –  М.: Индрик, 2003.
  9. Топоров. В.Н. К реконструкции балто-славянского образа Земли-Матери *Zemia& *Mate (Mati). Сборник «Балто – славянские исследования 1998 – 1999. XIV. – М.:Индрик, 2000. – С. 239-271.
  10. Трубецкой С.Н. Этюды по истории греческой религии // Собр. Соч. Том II. – М., 1908.
  11. Шокальский Ежи. Посвящение в материнство (о реликтах древних мистерий в лирике Клюева) //  Inmemoriam: Эдуард Брониславович Мекш. –  Daugavpils  Universitȃtes Akadȇmiskais Apgȃds «Saule», 2007. –  С. 129- 141.

 

Виктор Бараков

Виктор Бараков:

КОНЧИТА ВУРСТ НА СТУДЕНЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ

Ничто не предвещало такого финала в университетской аудитории. С профессиональным интересом студенты внимали сообщениям, но под конец утомились и в полусне приготовились прослушать последний доклад, как вдруг на трибуне очутилась бойкая первокурсница по имени Настя. Её тема вмиг включила сознание дремавших зевак: «Особенности гендерной идентичности».

Ах, это сладкое, притягательное иностранное слово «гендер»!.. Одно дело – сказать: «Пол. Мужской. Женский…» — и скучно, и грустно, и некому… А тут произносишь: «Гендер!» — и сразу становится игриво на душе…

«Есть ещё и третий пол! — вещала девчонка, ещё недавно закончившая школу, — и подростков надо знакомить с его разновидностями!»… Ага, есть ещё и «разновидности». Догадываемся, какие. Кажется, «голубые», а может, «розовые»?

«А вот и не угадали! – гордо парировала вдохновлённая нашим изумлением студентка. – Они называются трансвеститами!» — и на экране появилось интимно улыбающееся бородатое лицо Кончиты Вурст.

Аудитория оторопела: «А мы-то здесь причём?» — «Как?! – возмутилась Настя. – Разве вы не знаете, что обретение гендерной идентичности – одна из главных проблем европейской действительности? Там, например, известные актёры наряжают мальчиков в платья, чтобы те могли определиться, кем они станут в будущем…»

Аудитория запнулась и замолчала, переваривая в воображении картину «переодевания»…

«Позвольте! – раздался удивлённый голос из президиума. – Среди нас нет извращенцев; бороды у наших девушек, надеюсь, не вырастут (смех в зале), зачем знакомить молодёжь с моральным уродством?»

«Ну, почему? – возразил научный руководитель докладчицы. – Я, опираясь на свой опыт, буду рассказывать детям и внукам о передовых достижениях европейской науки…»

Зал онемел, — в его сознании не совмещались «взрослые дети», которым уже поздно о чём-либо говорить, и внуки, для которых Кончита Вурст – просто сумасшедшая бородатая тётя.

«Скажите… — робко произнесла одна из студенток, — какое отношение к нашей будущей профессии имеет тема вашего доклада?» — Настя не растерялась: «У всех могут возникнуть конфликты в ходе определения идентичности!»

Ответ не убедил – никто из присутствующих не смог припомнить случая, когда кого-нибудь разнимали после выяснения подобных «отношений»…

Доклад был завершён. Первокурсница упорхнула с трибуны, бородатый экран потух, президиум зашелестел бумагами, а зал всё ещё сидел в недоумении, мучительно соображая:  «Что это было?.. Последняя лекция Воланда в варьете?.. Сценка из КВН?.. Или всё это лишь почудилось?» — тем более что в программе, напечатанной на белой бумаге, доклада о «гендере» не оказалось…

«Наверное, это призрак оперы, фантом, мираж», — решили студенты и взяли в руки сумки и рюкзаки.

А преподаватели пошли писать отчёты. О том, что было, и о том, чего не было.

Точнее, о том, чего не должно быть!

Людмила Яцкевич

Людмила Яцкевич:

О новой книге Виктора Баракова «Классика и современность: размышления о современной русской литературе»

Книга профессора В.Н. Баракова, известного критика, члена Союза писателей России, члена Совета по критике при Союзе писателей России, посвящена исследованию произведений современной русской литературы с идеологических и эстетических позиций. Литературоведческий анализ современной литературы  – дело сложное и даже рискованное. Ещё не устоялась оценка того или иного писателя, да и сама жизнь бурлит в борении противоречивых мнений и взглядов. В силу этого труд критика, взявшегося за подобное исследование, имеет особую значимость для развития русской культуры. Так же, как  и художественные произведения, их  критическое обозрение является своеобразным документом эпохи.  Всё сказанное свидетельствует об актуальности работы.

Книга Виктора Баракова состоит из предисловия, четырёх глав,  приложения и списка литературы. Каждая глава имеет твою тему, однако в целом они связаны единой целью – раскрыть своеобразие современной русской литературы и рассмотреть  традиции классической литературы, которые её укрепляют.

В первой главе «Мысли о русской литературе» автор обращается к творчеству выдающихся критиков современности  —  В.В. Кожинову и Ст. Ю. Куняеву. Именно на этой прочной основе В.Н. Бараков  выстраивает далее свои  собственные размышления о русской литературе. В этой же главе рассматривается поэзия Николая Зиновьева, тридцатилетие творческой деятельности которого недавно отмечалось, и анализируются недавно опубликованная лирическая проза Юрия Лунина.

Вторая глава посвящена философскому осмыслению поэзии Николая Рубцова. Поставлены новые вопросы  и обсуждаются новые темы, связанные с его творчеством.

В третьей главе рассмотрены важнейшие проблемы изучения творчества В.И. Белова и «деревенской прозы». Даётся содержательный обзор  научной литературы по этой теме, предлагаются свои подходы к её исследованию.

Публицистический накал характеризует четвёртую главу, в которой дается критический обзор современного литературного процесса в Вологде. Основной пафос этой главы  —  защита классических традиций русской литературы и русского языка, развенчивание псевдохудожественного творчества ряда современных вологодских авторов. Отдельный параграф посвящен стихам талантливого вологодского поэта Татьяны Бычковой, нашей современницы.

Интересным и культурно значимым представляется Приложение. В него вошли ранее неопубликованные выступления Феликса Кузнецова, Василия Белова и Валентина Распутина на собраниях писателей. В них эти выдающиеся мастера слова поднимают злободневные вопросы развития русской литературы и нашей культуры. Эти публикации  Виктор Бараков сопровождает необходимыми комментариями. Кроме этого, в приложении автор делится своими воспоминаниями о встречах с В.И. Беловым и Ю.П. Кузнецовым.

Книга В.Н. Баракова «Классика и современность: размышления о современной русской литературе» представляется завершенным исследованием, имеет значительную научную ценность и является новым вкладом в современную критику и в развитие  отечественного литературоведения.

Людмила Яцкевич,

доктор филологических наук, профессор, член Союза писателей России        .

Скачать текст книги (специальный выпуск газеты «Вологодский литератор» № 2) можно здесь:

https://literator35.ru/2019/02/issues/spetsialnyj-vypusk-2/

Александр Проханов

Александр Проханов:

БОНДАРЕВ НЕОБОРИМЫЙ

Бондарев — избранный. О таких, как он, в Священном Писании сказано: «Много званых, но мало избранных». Знал ли он, когда подростком бегал по переулкам и дворам Замоскворечья среди чудесных купеческих домиков и покосившихся избушек, где витает таинственный московский дух, который и по сей день дышит среди семи московских холмов, знал ли тогда Юрий Бондарев, что он — избранный? На войне, обслуживая миномёты, а потом артиллерийские орудия, расшибая броню танков, падая оглушённым от взрывов, теряя товарищей, отступая среди горящих деревень и вновь наступая, знал ли Юрий Бондарев, что он — избранный, что его избрала и сберегла судьба среди кровавых кошмаров войны?

Хотелось ли ему уже тогда запомнить сгоревшие лафеты и искорёженные стволы, братские могилы и подорванные танки с крестами? Был ли уже тогда его цепкий, острый взгляд артиллериста взглядом будущего художника, который жадно хватал образы изуродованного мира?

Пережившие войну солдаты и офицеры расходились с полей сражений — кто в родные колхозы, кто на заводы, в лаборатории. Но судьба показала Бондареву лист белой бумаги и перо, властно и тихо шепнула ему: «Пиши!» Ему было дано великое задание, был ниспослан великий дар. Он описал снег, хлюпающий от крови. Описал батальоны, которые просили огня, но, так и не дождавшись, пали смертью храбрых. Он описал войну и создал уникальное, неповторимое направление в русской словесности — военную прозу. Война с её великими бедами, с небывалыми прозрениями, с её философией и мистическими смыслами позвала Бондарева и поручила ему написать незабываемые тексты. Он создал литературный канон, и сам стал каноном, он стал государственным художником — тем, кто выражает идею грозного могучего государства, сам становясь при этом частью государства.

Он занимал высшие посты во властных структурах Советского Союза. Заседал в самых высоких и почётных президиумах. Его грудь украшали самые блистательные награды. Он был значительнее секретарей ЦК, маршалов, директоров военных заводов. Вокруг него двигались энергии, порождаемые жизнью государства. И он сам создавал эти энергии.

Находясь среди ослепительных вспышек славы, среди непрекращающихся аплодисментов, всё тем же острым, зорким взглядом артиллериста он узрел неуловимые перемены, тлеющие в обществе, едва заметные трещины, появившиеся в монолите государства. Он уловил тревогу и ропот в русских сердцах и создал череду романов, связанных с этой тревогой: романы‑предсказания, романы — мучительные предчувствия, которые сбылись и подтвердились в период горбачёвской перестройки.

Перестройка рассекла казавшуюся единой советскую литературу. Как велико было количество вчерашних дерзновенных патриотов, непоколебимых государственников, витийствующих советских пророков, которые в мгновение ока превратились в губителей страны, осквернителей красного времени! В эти страшные для Родины дни Бондарев не скрылся в окопе, не ушёл во «второй эшелон», а вновь, как в военные годы, стоял на передовом рубеже, бился за советскую Родину.

Это он окружённому льстецами Горбачёву бросил страшный упрёк, обвинив его в бездумном разрушении. Это он сказал Горбачёву, что тот зажёг фонарь над пропастью, что поднял самолёт государства с аэродрома, не ведая, где тот мог бы приземлиться. Бондарев предчувствовал близкое крушение страны. Своим ослабевшим от контузии слухом он улавливал скрежет и падение огромных глыб, не уклоняясь от этого камнепада.

Когда в августе 1991 года случилась беда, когда с поля боя бежали прославленные генералы и маршалы, вельможные партийные лидеры, когда валили в Москве памятники, а чекисты, как робкие мыши, забились в тихие чуланы, русские писатели во главе с Бондаревым дали духовный бой побеждающим перестройщикам. Та ночь в Союзе Писателей России на Комсомольском проспекте, когда войска уже бежали из Москвы, а по улицам и площадям шествовали раскалённые толпы, славя Ельцина, и уже дули чудовищные вихри… Тогда в особняке Союза писателей мы забаррикадировали входы, заперлись, как запирались в своих скитах старообрядцы, и были готовы сгореть в огне, но не выйти с петлёй на шее к победившим демократам. Мы пели песни, играли на гитарах, пили водку, молились, читали стихи, и наш атаман, наш командарм, наш духовный вождь Бондарев был с нами и был готов разделить с нами злую долю.

В девяносто третьем, когда баррикады были залиты кровью, и танки лязгали на мосту, а Ельцин в очередной раз праздновал свою кровавую победу, появился роман Бондарева о расстреле Дома Советов — первый роман, за которым последовали другие — у художников и участников этой страшной бойни.

Желая задобрить Бондарева, подкупить, переманить в свой стан, Ельцин наградил его высоким орденом. Но Бондарев не прикоснулся к окровавленной награде, отослал её обратно. Началась опала, забвение, злые глумления. Бондарева, как и многих из нас, называли русским фашистом, «красно-коричневым», старались вырубить его из истории. Нельзя вырубить из истории Сталинградскую битву, нельзя вырубить из истории реющее над Рейхстагом красное знамя Победы, нельзя вырубить из истории Юрия Бондарева.

Его высшей похвалой являются слова: «Ты — солдат». Юрий Бондарев — красный солдат России. Юрий Бондарев — бессмертный солдат русской литературы. Бондарев — божественный, облачённый в сияющие доспехи, есть солдат русской литературы.

С днём рождения вас, Юрий Васильевич! Какое счастье, что вместе с другими вашими учениками и сподвижниками я могу обнять вас в эти торжественные дни!

Рис. Геннадия Животова

(http://zavtra.ru/blogs/bondarev_neoborimij)

Святитель Игнатий Брянчанинов, духовный писатель

Святитель Игнатий Брянчанинов, духовный писатель:

Два отрывка из книги «Слово о смерти»

  1. «В некотором женском монастыре жила при игумении ее племянница, прекрасная собою, по наружности, и неукоризненного поведения. Все сестры любовались и назидались ее ангеловидностию и необыкновенною скромностию. Она скончалась. Ее похоронили торжественно, в твердой уверенности, что чистая душа ее воспарила в райские обители. Огорченная разлукою с нею, игумения предавалась непрестанной молитве, усиливая эту молитву постом и бдением, и просила Господа, чтоб Он открыл ей, какой небесной славы удостоилась ее племянница в лике блаженствующих девственниц? Однажды, когда игуменья, в келейной тишине преполовляющейся ночи, стояла на молитве, — внезапно расступилась земля под ее ногами и клокочущая огненная лава потекла пред взорами молившейся. Вне себя от испуга, она взглянула в открывшуюся пред нею пропасть — и видит среди адского пламени свою племянницу. «Боже мой! — отчаянно воскликнула она. — Тебя ли вижу я?» — «Да», — со страшным стоном произнесла погибшая. — «За что ж это? — с горестью и участием спросила старица. — Я надеялась видеть тебя в райской славе, в ликах ангельских, среди непорочных агниц Христовых, а ты… За что это?» — «Горе мне окаянной! — простонала мучившаяся. — Я сама виною вечной моей смерти в этом пламени, непрестанно пожирающем, но не уничтожающем меня. Ты хотела видеть меня — и Бог открыл тебе тайну моего положения». — «За что ж это?» — снова сквозь слезы спросила игумения. — «За то, — отвечала мучившаяся, — что я в виду вашем казалась девственницею, непорочным ангелом, а на самом деле была не то. Я не осквернила себя плотским грехом, но мои мысли, мои тайные желания и преступные мечты свели меня в геенну. При непорочности моего девического тела, я не умела сохранить в непорочности мою душу, мои мысли и движения сердечные, и за это я предана муке. По неосторожности моей я питала в себе чувство сердечной привязанности к одному юноше, услаждалась в моих мыслях и мечтах представлением его прекрасного вида и соединением с ним, и, понимая, что это грех, совестилась открыться в нем духовнику при исповеди. Следствием порочного услаждения нечистыми мыслями и мечтаниями было то, что по кончине моей святые Ангелы возгнушались мною и оставили меня в руках демонов. И вот теперь я горю в геенском пламени, вечно буду гореть и никогда, никогда не сгорю, нет конца мучению для отверженных небом!» Сказав это, несчастная застонала — застонала, заскрежетала зубами и, подхваченная пылающею лавою, скрылась со всем видением от взоров игумении».
  2. «При греческом императоре Маврикии был во Фракии разбойник свирепый и жестокий. Поймать его никак не могли. Блаженный император, услышав о том, послал к разбойнику наперсный крест свой и повелел ему сказать, чтоб он не боялся: этим означалось прощение всех его злодеяний с условием исправления. Разбойник умилился, пришел к царю и припал к ногам его, раскаиваясь в преступлениях своих. После немногих дней он впал в недуг и помещен был в странноприимный дом, где видел во сне Страшный суд. Пробудившись и примечая усиление болезни и приближение кончины, он обратился с плачем к молитве и говорил в ней так: «Владыко, человеколюбивый Царь, спасший прежде меня подобного мне разбойника, удиви и на мне милость Твою: прими плач мой на смертном одре. Как принял Ты пришедших в единонадесятый час, ничего не совершивших достойного, так прими и мои горькие слезы, очисти и крести меня ими. Больше этого не взыскивай от меня ничего: я уже не имею времени, а заимодавцы приближаются. Не ищи и не испытывай: не найдешь во мне никакого добра; предварили меня беззакония мои, я достиг вечера; бесчисленны злодеяния мои. Как принял Ты плач апостола Петра, так прими этот малый плач мой и омой рукописания моих грехов. Силою милосердия Твоего истреби мои прегрешения». Так исповедуясь в течение нескольких часов и утирая слезы платком, разбойник предал дух. В час смерти его старший врач странноприимного дома видел сон: к одру разбойника пришли мурины с хартиями, на которых были написаны многочисленные грехи разбойника; потом два прекрасные юноши-царедворцы принесли весы. Мурины положили на одну чашу написанное на разбойника: эта чаша перетянула, а противоположная ей поднялась кверху. Святые Ангелы сказали: «Не имеем ли мы здесь чего?» — «И что можем иметь, — возразил один из них, — когда не более десяти дней, как он воздерживается от убийства?» — «Впрочем, — прибавили они, — поищем чего-нибудь доброго». Один из них нашел платок разбойника, намоченный его слезами, и сказал другому: «Точно, этот платок наполнен его слезами. Положим его в другую чашу, а с ним человеколюбие Божие, и посмотрим, что будет?» Как только они положили платок в чашу, она немедленно перетянула и уничтожила вес рукописаний, бывших в другой. Ангелы воскликнули в один голос: «Поистине победило человеколюбие Божие!» Взяв душу разбойника, они повели ее с собою; мурины зарыдали и бежали со стыдом».
Виктор Бараков

Виктор Бараков:

ЧУДО ЗЕМЛИ ВОЛОГОДСКОЙ: Поэзия Алексея Шадринова

Алексей Шадринов, будучи ещё белозерским школьником, уже «в тринадцать лет написал свои первые необыкновенно выразительные и зрелые стихи…» (Дорошенко Н. – С. 1), некоторые  из  них  были напечатаны в  районной  газете.  По воспоминаниям И.А. Богомоловой, учительницы русского языка и литературы, Шадринов «на выпускном экзамене по литературе, отвечая последним, читал уставшей комиссии свою поэму «Оборотень», и, когда остановился, боясь наскучить, удивленные и обрадованные учителя просили его продолжать» (Шадринов А. Далекий плач. – С. 130). Перед уходом в армию он принял Святое Крещение, решил сжечь стихи и бросил их в печь, но по счастливой случайности рукописи удалось спасти. В  1991  году Шадринов  был призван  в армию,   где трагически  погиб в девятнадцатилетнем возрасте.

После смерти  поэта появилась  книга «Далекий плач» (Вологда, 1994) и  подборки его  стихотворений  в  московских и  вологодских журналах. Виктор Астафьев, прочитав первую книгу Алексея, схватился за голову: «Погиб настоящий поэт! Некоторые его стихотворения написаны с лермонтовской мощью…» В 1998 году родителями Шадринова был передан архив с неизвестными стихотворениями и поэмами для публикации в Москве. Неизвестные читающей России произведения по своей оригинальности и философичности оказались на порядок выше ранее опубликованных. Наиболее значительные из них: Отшельник; Размышления странника; Обитель; Деревня (стихи); Пилигримы; Оборотень (поэмы); Глушь; Хо­лодные берлоги; Исповедь (проза). Сборник избранных стихотворений и поэм Шадринова  вышел в Москве в 2001 году, а семь лет спустя на средства администрации родного Белозерского района Вологодской области была издана книга «Моя душа над родиной летит…» (Вологда, 2008).

Шадринову был дан с рождения подлинный поэтический голос, «голос истинной Поэзии» (Цыганов А. – С. 7). Как человек и как поэт он был многим обязан природе. Его пейзажная лирика (стихотворения «Весь мир молчит, и занавес приподнят…», «У нас уже черемуха цвела…», «Рассветный край» и др.) – не набор сухих зарисовок, а действительно словесная живопись, которой свойственна удивительная пластичность, цветовая и образная гармония: «Река хранит причудливость изгиба, / Там след змеи пурпурной на песке, / Там расцветает лилия, там рыба / Взвилась клинком, сверкающим в прыжке» («Пилигримы»). Лирика Шадринова – медитативно-изобразительная по-преимуществу, он знал, что мысль присутствует в самой природе, в символичности ее примет и стихий, автору нужно только продолжить, развить ее: «Ветра шумят по всей земле, / Листва колышется повсюду, — / Я чуткий, в предрассветной мгле, / Знакомый голос раздобуду» («Все ж, не подъемля головы…»). Еще один устойчивый мотив в его стихотворениях – предчувствие судьбы, условно говоря, «воспоминание о будущем»: «Рыдают гуси, клином размежив / Поля небес, изрытых облаками, / Моя душа над родиной летит, / Обняв ее бесплотными руками…» («Холодный воздух – хрупкая слюда…»). Романтические мотивы лирики Шадринова: душевная двойственность («Без черного нет белого…»), сознание своего бессилия, одиночество, автобиографический характер лирического героя и, соответственно, исповедальность – не случайны не только в контексте его поэзии, но и в контексте времени. Предельное духовное напряжение – одна из традиций русской поэзии. Но главная тайна ее – мистический переход  стихотворного текста в лирический  (знаменитый ахматовский «сор»). У Шадринова видна  двойственная природа подобного явления: с одной стороны, это «муть», безблагодатная материя, с другой – чудотворение, уже не авторская воля, а воля Творца: «С больших глубин поднялась эта муть, / И благо, что от сердца не дано Вам / Сорвать покров, войти и заглянуть / В горнила, порождающие Слово» («И.А. Богомоловой»). Для его поэзии характерны драматические смены ритма, оригинальные строфические схемы, образно-символические  ряды, «возвышенная» и библейская лексика: вече, обитель, бренный след, Божья Воля, Пресветлый Дух, кадила; соответствующие сравнения: «Плывёт туман, как дым из преисподней…» Эпитеты у Шадринова в большинстве своем – с трагической окраской: неясный ужас, унылый корабль, безвременная ночь, сгорбленные ели и т.п. В последнем стихотворении поэта они определяют и тон, и даже смысл: «Мне разлука с тобой, как ночь бессонная, / Ночь глухая, беззвездная, нескончаемая» («Высоко так подняться нельзя и дереву…»). Шадринов обладал настоящей творческой смелостью. Он мог легко соединить в двух строках лермонтовский мотив и мифологическое сравнение (душа-птица): «Меж землею и небом / Словно птица, метался…». Его лирика отмечена проникновением в запредельные высоты человеческого духа («Все ж нет предела человеческой души…»), афористичностью и одновременно загадочностью мысли («Я на земле и на небесах»), дерзкими образными сопряжениями, отмеченными «детской» гениальностью: «Надо только бросить в воду камень, / Чтоб увидеть синий танец звезд». Контрасты в его поэзии – нечеловеческого диапазона: «синяя птица» детства, — и смятение, ужас бытия, полуфантастические, апокалиптические картины: «Все небо ножами распорото…» Подростковая влюбленность, — и опыт мудреца, за плечами которого – целая жизнь: «Не дорожи ничем земным, / Безудержным и мимолетным». Поразительно объемная и богатая смысловыми оттенками лексика, удивительные сравнения, рождающие множество ассоциаций, неожиданные рифмы, смелые ударения – все говорит о том, что Шадринов как языкотворец не боялся ничего и никого, он не «владел» языком, он был полностью в его власти. Австрийский исследователь Патрик Валох замечает: «Такие мелодичные элегии, магические акценты чистой аскетической неискушённости, независимой подлинности и строгой классики можно найти лишь в Серебряном или даже в Золотом веке русской поэзии. С тем же самым детским удивлением и философскими размышлениями о смысле жизни пишет Николай Рубцов, поэт трагической судьбы, также ставший примером для лирика Шадринова» (Валох П. – Солдатами не рождаются).

В поэме «Оборотень» удивляет не столько парадоксальное сочетание монолога с внутренним диалогом, сколько связанность примет русской катастрофы с диктуемым кем-то сверху поэтическим потоком сознания, пытающегося найти ответы на вечные вопросы бытия. Но наиболее сильное впечатление производит драматическая поэма-загадка «Пилигримы», полная мистики и философских откровений, находящаяся вне времени и пространства, но запечатленная на фоне живописнейших земных пейзажей. «Тема Божией воли и русской удали удивительно своеобразно и таинственно звучит в незавершённой поэме «Пилигримы» Алексея Шадринова (1973-1992), — пишет доктор филологических наук Людмила Яцкевич. —  Гибель поэта не позволила её завершить. Но и в той части поэмы, которую он успел написать, явно воплощены два образа русской удали, противоположные по своему отношению к Божией воле. Уже в прелюдии к поэме автор прикровенно говорит о том, что даже справедливые слова и действия человека не смогут поколебать вечное движение жизни по воле Божией: «Уж раз упрёк правдивый не тревожит / Мир наших лиц, как он ни справедлив, / Мой лёгкий ветерок не переможет / Весенних вод бушующий разлив». В основу символического сюжета поэмы положено христианское представление о земной жизни человека как о временном странствии, в конце которого мы вернёмся к нашему Создателю на Страшный Суд. После этого и решится окончательно наша участь. Главный герой поэмы – Старик-пилигрим, речь которого является голосом самого автора. Он рассуждает о смысле нашего земного пути  и наших желаний. Находясь долгие годы в пути, он понял, что наша человеческая воля порождает бесконечные и часто пустые желания и мечтания, которые губят святость нашей первородной чистоты, которой мы обладали в детстве… …Читая поэму-драму «Пилигримы», поражаешься чуду, которое сотворил Господь на Вологодской земле: в конце кровавого XX века, на пороге начавшейся буржуазной контрреволюции, он дал нам чистого ангела, поэта-пророка, который с силой шекспировского таланта призывал нас не поддаваться бесовской алчности к богатству и к мнимой новизне впечатлений и ощущений, беречь чистоту и кротость души, и тем сохранить её свободу… Но библейская история казни невинного человека повторилась: девятнадцатилетний поэт был жестоко замучен в армии в  1992 году» (Яцкевич Л. – Божия воля и русская удаль).

«Звук и пространство, — эти понятия становятся для меня полны неизъяснимого поэтического наслаждения», — писал Шадринов. «Очарованный странник наших дней», поэт «не от мира сего» (Куняев Ст. – С. 121), он сразу познал великую тайну русской поэзии: «Не мни, читатель, средь бумажной пыли / Найти следы тебе знакомых дней. / Я верен весь туманящейся были, / Я к ней клонюсь и почиваю в ней» («Пилигримы»). Творчество Алексея Шадринова – это стремительный и ранний взлет от детской непосредственности к вершинам, большинство из которых, увы, ещё только предстояло покорить; уникальное явление в русской поэзии ХХ века.

Соч.:  Любимое и… безответное: поэтический сборник. – Сыктывкар, 1992;  Далекий плач. Стихи. Проза. Воспоминания. — Вологда, 1994; Стихи. Отрывок из поэмы «Оборотень» // Белозерье: краеведческий альманах. Вып. 1. – Вологда, 1994; Белые ангелы вод: Стихи // Наш современник. – 1996. — № 7; Из книги «Далекий плач» // Москва. – 1997. — № 10; Оглянитесь на годы… Стихи // Москва. — 1998. -№ 11; Из неопубликованного // Белозерье: краеведч. альманах. Вып. 2. — Вологда, 1998;  Вернусь со стаей перелетной… Стихи // Север. – 2000. — № 10;  Стихи  // Литературная Вологда: Альманах. Вып. 1. – Вологда, 2001. – С. 440 – 443; Стихотворения и поэмы. – М., 2001; Стихи // Всемирная литература (Белоруссия). – 2002. — № 11 – 12; Стихи молодых. Алексей Шадринов // Простор (Казахстан). – 2007.  — № 1; «Моя душа над родиной летит…»: Избранные стихотворения и поэмы. — Вологда, 2008; Уйти. Остаться. Жить. Антология литературных чтений «Они ушли. Они остались» (2012–2016) / Сост. Б.О. Кутенков, Е.В. Семёнова, И.Б. Медведева, В.В. Коркунов. – М.: ЛитГОСТ, 2016. – 460 с.; Алексей Шадринов. «Это было со мной, это вновь повторится…» Стихи // Подъём. – 2019. — № 1.

Лит.:  Цыганов А. Земное счастье // Шадринов А. Далекий плач. – Вологда, 1994. – С. 7 – 8; Щуплов А. «И слава Богу, сил моих хватило, чтоб одолеть нечаянный испуг…» // Кн. обозрение. — 1995. — 23 мая;  Бараков В. Далекий плач // Москва. — 1997. — № 10. – С. 176-179 ; Дорошенко Н. Тема // Российский писатель. – 2001. – сентябрь, № 16; Бараков В. «Слова лежат в глубинах русских рек…» // Зеркало. – 2001. – 28 ноября;  Куняев Ст. Очарованный странник // Шадринов А.Ю. Стихотворения и поэмы. – М., 2001. – С. 121-122; Огрызко В.В. Изборник: Материалы к словарю русских писателей конца ХХ – начала ХХ1 века. – М., 2003. – С. 268; Бараков В.Н. Шадринов Алексей Юрьевич // Русская литература ХХ века. Прозаики, поэты, драматурги: биобибл. словарь: в 3 т. / под ред. Н.Н. Скатова. – М., 2005. – Т. 3. – С. 674 – 676; Ерёмина О.А. «Моя душа над родиной летит…» О поэзии Алексея Шадринова // Литература. 11 кл.: поурочные разработки: книга для учителя. — М., 2006. – С. 107 – 116; Бараков В.Н. Шадринов Алексей Юрьевич // Вологодская энциклопедия. – Вологда, 2006. – С. 535; Левагина С.Н.»Смогу ль отдать земле — земное…», или «я этим жил…» (Грани одной темы Константина Васильева в лирике Алексея Шадринова) // Вестник Московского университета. Серия 9: Филология. — 2015. -№ 2. — С. 130 — 137; Валох Патрик (Австрия) Солдатами не рождаются (Об Алексее Шадринове). Перевод Стеллы и Бориса Кутенковых // Вологодский литератор. – Код доступа: https://literator35.ru/2016/12/theme/patrik-valoh-soldatami-ne-rozhdayutsya-o/; Яцкевич Л. «Радость – слишком царственное чувство» Поэтические прозрения вологодских поэтов // Вологодский литератор. – Код доступа: https://literator35.ru/2017/01/theme/lyudmila-yatskevich-radost-slishkom-tsar/; Яцкевич Л. Божия воля и русская удаль // Вологодский литератор. – Код доступа: https://literator35.ru/2018/03/writers-word/bozhiya-volya-i-russkaya-udal/; Яцкевич Л. «Как будто дитя из пожара, я душу свою выношу…» Тема покаяния в русской поэзии // Вологодский литератор. – Код доступа: https://literator35.ru/2018/10/writers-word/kak-budto-ditya-iz-pozhara-ya-dushu-svoyu-v/; Яцкевич Л. «Свете Тихий…» (Поэтические созерцания Божьего мира нашими поэтами) // Вологодский литератор. — Код доступа: https://literator35.ru/2018/01/writers-word/svete-tihij-poeticheskie-sozertsan/

Примеч. автора:

«Переработанная и дополненная статья из энциклопедии «Русская литература ХХ века» опубликована ко дню рождения (22.02.1973) и ко дню памяти поэта(23.02.1992)».

 

* * *

Там, где все кончается однажды,

И глаза безжизненно грустны,

Все проходит с утоленьем жажды,

С претвореньем радостной весны.

За чертой порога голубого

Будет все несбывшееся здесь.

Хриплый звук охотничьего рога

Разнесет отчалившую весть.

Если б знать нам, сколько нужно силы,

Чтоб шагнуть за голубой порог,

Бросить край, приевшийся, но милый

В желтизне дымящихся дорог.

Чтоб за жизнь устало не цепляться,

Как вцеплялась в дерево лоза,

Не гадать: к чему же это снятся

По ночам желанные глаза.

 

ВОЗГЛАС

 

Я увидел сегодня

Безумно красивый восход!..

Говорят, на востоке

Все небо ножами распорото.

И небесная кровь

С убиенного неба течет.

И с печальных березок

Стекает осеннее золото.

 

КАМЫШИ

 

Сквозь сон двойной, сквозь теплые оковы,

Под плеск волны, под северный орган,

От пенистого гребня и до крова

Поет и стонет камышовый стан.

 

Был зной, и день, немилосердно жаркий,

За лучезарным стражем на челне

Минул зенит, и вспыхнули огарки

В чаду бочаг на оголенном дне…

 

О Всеблагой! Твоею чудной силой

Наплыв желаний в солнечном огне

Тщетою выжгло и преобразило

Тоской мечты о безмятежном сне.

 

Ты ж милосерд! И вечер тенью птицы

Вспоил глаза. Далекий плач совы

Донес мне, что седою власяницей

Наплыл туман к угорам боровым.

 

Был каждый миг оценен и бесценен.

«Смежи глаза, чтоб на рассвете вновь

Расслышать неумолкнувшее пенье

За долгий плен, — мятущуюся кровь».

 

Всю ночь до моего немого крова

Поет и стонет камышовый стан

Сквозь сон двойной, сквозь теплые оковы

Про плеск волны под северный орган.

 

* * *

 

Приходит март, как сатанинский месяц.

Этап тревог и оптовых смертей.

Бесчисленных подножек скользких лестниц.

Разбитых душ, не собранных костей.

 

Пусть очарован звонами капели,

Обманут ты, как флейтой пастуха,

Но дни идут, и только лишь в апреле

Слетает с сердца эта шелуха.

 

Я жду врага, откинув благочестъе,

С настороженным каменным лицом.

Я вижу: этот сатанинский месяц

Грозит, как палицей, тринадцатым числом.

 

* * *

 

Этой ночи страшное начало

Память сохраняла все года,

Для меня такая ночь настала

И теперь, пожалуй, навсегда.

 

Зрение, вернись ко мне! Природа!

Я всего лишь твой заблудший сын —

То, что потерял я за полгода,

Не подарит добрый Аладдин…

 

Этой ночью выпала пороша,

И как вспомню, в прежние года

На лога просыпался горошек

Заячьего хитрого следа.

 

На окне, наверное, узоры,

Так и тянет с мерзлого крыльца,

Огласить бы зимние просторы

Ревом молодого выжлеца.

 

А потом усталою походкой

Возвратиться в свой обжитый дом

И хвалить веселую погодку,

И добычей хвастаться потом…

 

* * *

 

Отходит время прошлых изысканий,

И отнимает сердце от крестов —

Прямых и тонких, и волна желаний

Откатывает с пеною листов.

 

И вновь грядут слои других, как чуда,

Желающих свершиться в тишине.

Они берут начало ниоткуда,

Найдут конец желаемый во мне.

 

Но за концом, что за порогом ночи,

Руками стены гладят, как слепцы.

Уйдут и вновь проклятьем напророчат

Другим такие ж горькие концы.

 

Их тощий призрак кружится совою,

Их резкий шепот в топоте шагов —

По мостовой за теменью кривою,

В словах коротких, ржавых, как засов.

 

Безвременье, но в мизерном размере;

Трагедий безголосых плоский взгляд,

И в комнате, как в сомкнутом вольере,

Я отпевал их сорок дней подряд.

 

Я отпевал, но было незаметно.

Шли мимо люди, проходя сквозь сон,

И ни один букета рыжих веток

Не положил к порогу похорон.

 

* * *

 

Это было со мной, это вновь повторится

Не со мной, так с другим: на зеленом ковре

Обессиленно мечется пестрая птица,

Легкий пух поднимая, как снег в ноябре.

 

Что такое судьба? Две случайные встречи,

Просто случай и злость. Только крылья листвы

Так доверчиво гладят взведенные плечи,

Что ослабнет рука и скользнет с тетивы.

 

Этой силою можно пронять и утешить,

Можно душу свернуть на лирический лад,

Можно ввергнуть в смиренье. Но истины те же:

Две капризные стрелки не сдвинуть назад.

 

Но течет, как река, этих дней вереница,

Не оправдана кровь; на зеленом ковре

Обессиленно мечется пестрая птица,

Легкий пух поднимая, как снег в ноябре.

 

* * *

 

Свет звезд над нашей юдолью поник,

Уходит ночь. Залог всего, что будет,

Я сам с собой. Бумага — это лик,

Раскрытый множеству тягчайших судеб.

 

Я вижу: кот пушистый за окном

Встречает утро. Тень моя все ниже

Над ворохом склоняется. Я вижу:

Светлеет наш многострадальный дом.

 

Едва я слышу, — сон ее глубок, —

Мать спит, и сон ее перед рассветом —

В безветрии застывший огонек,

Дыхание поведало об этом.

 

Дыхание поведало о том,

Что дня минувшего тускнеют страсти.

Поет петух — о бытие, о счастье,

Пригрезившемся веке золотом.

 

           (Полный вариант подборки — в журнале «Подъём», 2019 г., № 1)