14.03.2017 
0 
151 
Валентин Распутин любил Вологду, приезжал в наш северный край не раз, помнил о том, что освоение Сибири началось отсюда, из Великого Устюга, Тотьмы и Вологды. И мы Валентина Григорьевича тоже считали своим, другом не только Василия Белова, но и всей нашей писательской организации.
Но особенно памятной была встреча с ним в декабре 1999 года. В Вологде проходил выездной секретариат Союза писателей России, и в филармонии, и в Вологодском кремле выступали и участвовали в обсуждениях Василий Белов и другие писатели из Вологды и области, наш земляк Феликс Кузнецов, а также Валерий Ганичев, Игорь Шафаревич, Станислав Куняев, Владимир Крупин, Александр Казинцев и, конечно, Валентин Распутин.
Писательская братия отличается от обывателей свободой духа, поэтому презирает «протокол», ставит в тупик чиновников, а иногда бывает и буйной, в меру, конечно. Валентин Распутин на этом фоне выделялся подлинной интеллигентностью, источником которой были не только образование и воспитание, а какая-то особая, глубинная, поражающая всех нежность души.
Он терпеливо отвечал на глупые вопросы газетчиков, никогда не обижался на них, не поучал, не «вещал», как классик, а скромно сидел в заднем ряду, ожидая своей очереди. И на трибуне он просто размышлял, советуясь с залом, подбирал нужные слова, будто извиняясь за то, что отнимает у слушателей их драгоценное время.
Валентин Распутин внутренне был весьма волевым человеком, несмотря на внешнюю мягкость. Он непрестанно боролся со злом в его современном обличье, предлагал такие лекарства для лечения общественных болезней, высказывал такие мысли, которые и сейчас многие остерегаются облекать в слова.
Я ни за что не подошел бы к Распутину просто так, ради любопытства или шапочного знакомства, меня каждый раз охватывал трепет, когда я видел рядом писателя, любимого с детства, поэтому держался на почтительном расстоянии. Но на просьбу коллеги, профессора Людмилы Яцкевич, не откликнуться не мог – она попросила передать Распутину альманах «Череповец», в котором была статья о его творчестве.
После банкета в юго-западной башне Вологодского кремля я притаился неподалеку от раздевалки, пропустил обтекающие потоки повеселевших гостей и, увидев Валентина Григорьевича, — он, наконец-то, был один, без назойливых сопровождающих, — подошел к нему с подарком.
Наша беседа длилась минуты две, не больше, но в эти мгновения свершилось то, чего я никак не ожидал. Валентин Распутин был со мною не просто вежлив, он был кроток и нежен, его глаза излучали такой добрый и ласковый свет, что я сразу почувствовал: он по-настоящему, искренне любит душу человеческую, любит ее как родную. Мне было легко и просто от его сердечности, в его словах не было ни одной фальшивой ноты, Распутин благодарил за книгу так радостно, по-детски, как не благодарил никто и никогда.
Потом, два года спустя, мы случайно встретились на Арбате, возле редакции журнала «Москва», и Валентин Григорьевич вспомнил тот вологодский эпизод, узнал меня, еще раз одарив теплотой своей голубиной души.