Вологодский литератор

ПИЛИЛ ДРОВА

Спилили дуб и липу уронили,

их кроны близко к дому разрослись.

Прошло лет сто, когда их посадили,

чтоб укрепить, украсить чью-то жизнь.

От пчёл – гудела липа, зацветая;

а дуб – шумел, под ветром не кренясь.

Но так бывает: люди улетают,

с родным гнездовьем прерывая связь.

И так бывает: что-то призывает

назад лететь и связь соединить,

где дуб и липа век свой отживают.

Чтоб дом стоял, их надо уронить…

И вот – два пня безмолвных в три обхвата,

им не поднять уж кроны в вышину.

И знаю я, что жизнь не виновата,

но за собою чувствую вину.

Два пня родных – свидетели немые.

От края к центру кольца отниму:

вот здесь мы все до одного живые,

вот здесь отец уходит на войну.

А дальше – он ещё не народился,

и мама позже явится на свет.

А дуб уж был, уже вовсю ветвился,

его сажали прадед или дед.

Но сколько лет им было, не узнаю,

а вот и центр. Я вижу тот росток,

с которым вместе предки подрастают.

Им всем, как дубу с липой, вышел срок.

Пилил дрова, ещё не сознавая,

что всякий раз я вспомню о былом,

когда они собой обогревают,

на много лет осиротевший дом…

КРАСНОЕ ПЛАТЬЕ

Были вы похожи на малину

в красном платье, красотой дразня.

Мысленно я рисовал картину,

как стоим мы с вами у плетня,

где-нибудь в заброшенной деревне,

где в ночи один лишь светит дом,

где сказал: «Люблю» своей царевне,

где влюблённо с вами мы живём.

Только это не осуществимо,

нет у нас коровы, нет коня.

Впрочем, это было б поправимо…

Нет у вас любимого меня.

В ИЗБУШКЕ

                             Александру Пошехонову

Хорошо сидеть в избушке

на угоре на крутом,

подкукукивать кукушке,

дирижируя перстом.

Заварить с душицей чаю,

ощутить в душе покой

и глядеть, как кот зевает

рядом с книжкой записной.

Сколько мыслей в этой книжке

собралось под переплёт!

Как семян в еловой шишке,

не отправленных в полёт.

Хорошо, когда, зевая,

есть что вспомнить, как коту,

в уголке земного рая

презирая суету.

ПОСЛЕДНИЕ ЛИСТЬЯ

Последние листья ноябрь обрывает

незримой холодной рукой.

Прощальные крики с небес долетают –

последние, скрытые мглой.

Последние листья, последние птицы,

мы с ними не встретимся вновь.

Их образ летящий в душе сохранится,

пока в ней гнездится любовь.

Последние листья вот-вот отделятся,

слетая под скорый мороз.

В покинутых ветках по ним затаятся

замёрзшие бусинки слёз…

«ДНЮХИ»

Стреляют и вчера стреляли,

ушам досталось и окну.

Всю овощь мобилизовали,

и даже лук ушёл в стрелу.

Томат, петрушка с пастернаком,

многострадальный огород

глядят, как дрон посадят на кол,

и неизвестно, чем рванёт.

На «днюхи» взрослые игрушки –

петарды, громовой салют –

как неигрушечные пушки

в артподготовке бьют и бьют.

О, сколько ж денег на забаву

без толку взвилось на распыл!

А на войне свой след кроваво

снарядный голод разместил.

И не понять, где скрыта совесть,

когда взрывается салют –

не в честь побед на поле боя,

когда за честь на смерть идут.

Что празднуем? Рожденье хама

здесь и сейчас под знаком «днюх»?

И чья внедряется программа

в сердца, где свет любви потух?

НА ПОЛЕ ЖИЗНИ

Ты целый год в чужой программе

провёл как белка в колесе.

И роль была в житейской драме,

как роль жнеца в чужом овсе.

А свой овёс не сжат томился,

как будто не зерно, а хлам.

И только птицам пригодился

да вездесущим грызунам.

В обличье бессловесной твари,

себя меняя на рубли,

всё ждёшь, что твой хозяин-барин

как с равным вдруг заговорит.

Но может статься, год за годом

«на дядю» будешь – до горба.

И вот: испорчена порода,

изгрызена твоя судьба.

На поле жизни – Божьем поле –

свой клин по срокам засевай

и по Его Всевышней воле

сам собирай свой урожай.

ЛАЙКОВЫЙ ПЛЕН

Ну вот, мой друг, и ты в «сети» замечен,

позабываешь мусор выносить.

А жизнь твоя давно вступила в вечер,

не лучше ль было тихо век дожить?

Но «старый конь» вдруг возмечтал о славе,

пусть виртуальной, пусть не на века.

И вот стучит, как в барабан, по «клаве»,

в «сеть» вылетает за строкой строка.

Дерзай, мой друг, терзай клавиатуру,

на старость лет пустой мечтой согрет,

в свою звезду, нет, в лайк поверив сдуру.

Бумага терпит – стерпит интернет.

Он – океан и сеть одновременно,

запавший – в нём и рыба и рыбак.

Здесь ловят кайф от лайкового плена,

но искры Божьей не поймать никак.

И не почуешь, как украли время,

заманчива успеха простота.

Неисчислимо лайковое племя,

не та мечта, и жизнь уже не та…