Вологодский литератор

Одной из самых ярких фигур в отечественной педагогике, бесспорно, является Антон Семенович Макаренко. Его педагогическая концепция – одна из самых любопытных и рассматриваемых с таким же интересом и внимательностью, как и идеи Марии Монтессори и Януша Корчака. Основа его педагогики – гуманизм, уважение к ребенку, коллективистское и трудовое воспитание. Его труды принесли плоды, и, как утверждается, «ни один из его воспитанников не вернулся к воровству».

Разумеется, это серьезный пример для подражания, который не мог не найти отклик в сердцах последующих педагогов… И литераторов! Владислав Крапивин – это и вовсе «два в одном»: и видный педагог со своим собственным подходом к ребятам, и известный детский писатель. То тут, то там в его интервью и статьях можно заметить упоминание Антона Семеновича: «Я перечитываю тома Макаренко десять раз…» [10]

Крапивинские мальчишки – особая категория главных героев в творчестве Владислава Крапивина. Они отличаются твердыми принципами, от которых никогда не отступают, обостренным чувством справедливости и прочным внутренним стержнем. Может показаться, что таких ребят не существует, что они полностью выдуманы автором. Изначально так и было – первые произведения Владислав Петрович писал для детей, чтобы у них появился пример для подражания. Но впоследствии, когда воспитание принесло свои плоды, новые произведения он создавал, уже основываясь на настоящих мальчишках и девчонках, которых знал и с которыми занимался в маленьком отряде «Каравелла».

Отзываясь о книгах А. С. Макаренко, он признавался: «С завистью думал о том, как же здорово, что у ребят-коммунаров все это есть… Мысль о том, что каждому мальчишке нужен такой крепкий, настоящий коллектив, появилась у меня именно тогда. И моя работа с ребятами, когда я стал взрослым человеком, первоначальный импульс получила оттуда, из детства» [6].

Интересно проследить, как «отпечатались» идеи Антона Макаренко в произведения Владислава Петровича. Из огромного многообразия его рассказов, повестей и романов, за основу для сравнения был выбран «Мальчик со шпагой» – без сомнения, самый известный роман писателя.

Стоит начать с самого главного – ядра. Ядро в учении Макаренко – теория воспитания коллектива как формы педагогического процесса, в котором происходит становление социальных ценностей и норм, стиля жизни [11]. Именно он призван сформировать личность благодаря особой атмосфере внутри себя: сознательной дисциплины, особых традиций.

В «Мальчике со шпагой» коллектив есть – это фехтовальный клуб «Эспада», созданный по подобию крапивинской «Каравеллы»: «В общем, на Красноармейской есть старый дом, вроде нашего. <…> Там какой-то детский клуб сделался. Название “Эспада”» [5. С. 80]. И в нем также есть свои, особые правила, и дисциплина, которой стараются сознательно придерживаться все участники клуба: «Совет собрался ровно в шесть. К точности привыкли и ею гордились» [5. С. 142], «Проветрить помещение – это была первая обязанность каждой вахты» [5. С. 224].

Кроме дисциплины, одним из важных условий в идее Макаренко является труд. Причем не какой-нибудь, а такой, который придется лично каждому колонисту по силам и по душе. Большое внимание он отдавал и творческому труду. Такой труд, считал он, возможен только там, где к работе относятся с любовью, где понимают ее необходимость и пользу, где труд становится «основной формой проявления личности и таланта. Такое отношение к труду возможно только тогда, когда образовалась глубокая привычка к трудовому усилию, когда никакая работа не кажется неприятной, если в ней есть какой-нибудь смысл» [12]:

«– …У нас никого не выгоняют, если не получается. <…> Можно вообще не заниматься фехтованием.

– А как тогда?

– Ну мало ли в клубе дел! Олег кинокамеру достал, будем, наверно, фильм “Три мушкетера” снимать» [5. С. 124].

В коллективе Макаренко определял три стадии развития: его создание, становление и, наконец, сплочение в единую организацию с системой самоуправления и сложившимися традициями [11]. «Эспада» проходит все эти стадии, и, более того, идет дальше – даже лишившись своего учителя, руководителя, взрослого Олега, отряд все равно продолжает существовать! Да, он переживает изменения, но не распадается. Сохраниться ему как раз-таки и помогают сложившиеся традиции и принципы, законы: «Не забывайте «Эспаду». Не теряйте друг друга. И все-таки… Все-таки! Берегите флаг» [5. С. 301], «В каждом еще жила “Эспада”. Они выпрямились и опустили руки» [5. С. 316], «Нас осталось так мало… Но мы же все равно есть. Нельзя же плевать на самих себя. Мы сами придумали наши законы, а теперь… ну, подождите, достанем маски, будем еще драться» [5. С. 317].

В противовес «парному воспитанию» Макаренко формулирует «метод параллельного педагогического действия», который предполагает, что процесс воспитания будет включать в себя как педагога, так и других воспитанников [11]. Все это также просматривается в «Мальчике со шпагой», где ребята назначались капитанами: знаменной группы и отрядов, воспитывались сами и воспитывали друг друга. Кроме того, отряд был разновозрастным – упоминались учащиеся как средней, так и начальной школы. Макаренко считал, что коллектив должен напоминать семью: так создается «атмосфера заботы о младших, уважения к старшим,
товарищества» [1].

Был у Антона Семеновича еще один метод, так называемых «перспективных линий жизни», по которому предполагалось, что в процессе воспитания личность сама учится находить перспективные пути, и медленно, но верно идет к самосознанию [11]. Сначала она подчиняется требованиям педагога, потом – общественности (или коллектива), а затем обретает требования к самой себе. Интересную параллель можно провести здесь с романом Крапивина. В нем складывается следующая ситуация: трое старших участников клуба бросают в беде самого младшего, четвертого. Сначала трусость порицается Олегом, затем и всем отрядом, что, в итоге, приводит к исключению троицы из отряда. Однако потом один из струсивших искупает свою вину, и возвращается в «Эспаду». Его никто не подталкивает к этому, он делает это из собственного желания, из взращенной требовательности к себе: «Мосин, видимо, вернется. <…> …пришёл в клуб. Записываться опять. – Надо взять, – сказал Серёжа. – Он все-таки парень хороший» [5. С. 196].

Макаренко подводит нас и к мысли о том, что воспитание призвано формировать человека, ответственного перед другими людьми, способного следовать общественному долгу [4]. Можно продолжить эту тему и отметить, что впоследствии так и поступил Сережа, оказавшись в ситуации (встрече с хулиганами), где он мог либо струсить, либо отстоять себя. И выбирает второе: он стоит сразу и за идею, и за отряд, и за себя, и за «тысячи веселых и справедливых людей»: «На что они надеялись? Ну да, они не понимали, что бывают вещи сильнее страха. Что можно бояться и все равно стоять прямо. Потому что есть эмблема с конниками и солнцем, есть друзья, рапиры, слова клятвы. <…> И красный галстук, который, выходя из школы, не прячешь в карман, как эти подонки. И золотой угольник капитана. В двух шагах от светлых домов, от тысяч веселых и справедливых людей из случайной темноты выползли эти поганки и думают, что они хозяева!» [5. С. 182]

Так как многие идеи Макаренко вложил в свои произведения, уместным будет и их сопоставление с крапивинским романом. В «Поэме» Макаренко утверждает педагогическую эмпатию, как ведущее чувство учителя. Педагог должен быть уравновешенным и эмоционально стойким в стрессовых ситуациях, а все реакции педагога должны быть продуманы, взвешены и целесообразны. В «Поэме», в ситуации совершенно дикой, герой молча стоял у дверей, хотя при этом был очень зол: «внутри меня самого закипают гнев и ненависть ко всему этому дикому миру. <…> Это ненависть бессилия, потому что я очень хорошо знаю: сегодня не последний день» [3].

Похож на героя Макаренко руководитель «Эспады» Олег – молодой педагог. В момент, когда он мог сорваться и накричать на своих подопечных, он ведет себя очень сдержанно: «Серёжа увидел, как у Олега потемнело лицо, острыми стали широкие скулы и презрительно сощурились глаза. Казалось, что Олег крикнет сейчас что-то беспощадное. Но он сунул кулаки в карманы брюк и пошевелил плечами… <…> – Давайте сядем, – вдруг предложил Олег» [5. С. 149].

Плавно эта тема переходит в другую – важность диалога, за которую ратуют как Макаренко, так и Крапивин. Хорошему педагогу, уверен Антон Семенович, не нужно прибегать к насилию, чтобы убедить в чем-то ученика – он настолько мастерски владеет словом, что одного морального доказательства учителя для подчиненного будет предостаточно [3]. Крапивин поддерживает эту идею, однако отрицает физическую силу, как метод воспитания, полностью – таких людей в романе Олег вовсе называет преступниками: «…поднимать руку на ребенка – преступление…» [5. С. 240] Читатель понимает это не только через речь педагога, но и через другие ситуации, в которых автор показывает неприемлемость физического насилия: «Недавно (отец) опять Стаську так изукрасил, у него все ноги и плечи в полосах», «Он его за каждый пустяк ремнем бьет. Он такой… ну просто негодяй какой-то! <…> Ой, а Стаська всегда визжит так: “Папочка, папочка!”» [5. С. 160], «В первую секунду мальчик замер от неожиданности: никогда в жизни ему не приходилось еще испытывать на себе злую силу взрослого человека» [5. С. 14].

Стоит сказать, что учение Макаренко в целом – это педагогика оптимизма, педагогика «завтрашнего дня». В ее условиях образование, воспитание, школа, педагогика здесь выступают как платформа, где старшее поколение и молодёжь сообща вырабатывают «новые формы жизни», создают более совершенную систему труда, социального управления и быта, человеческих взаимоотношений. Это становится реальностью в условиях трудового «воспитательного» коллектива, единого для детей и взрослых, всех сотрудников педагогического учреждения в целом [13].

Противопоставление концепции Макаренко — педагогика пессимизма. Она не выходит за рамки сегодняшнего дня, выражая интересы консервативных слоёв, которые не хотят потерять свои привилегии. Они настолько боятся воспитания (устремлённого в будущее), что готовы его «ликвидировать» и «закрыть» педагогику как науку.

Олег и родители главного героя в романе выступают на стороне первой концепции – работая с детьми, уважая их, ведя разговор на равных, как с таким же взрослым человеком. Но есть в «Мальчике со шпагой» и представители «педагогики пессимизма» –это «дзыкины» — сварливые соседи, которые не хотят, чтобы дети играли в общем дворе, потому что, видите ли, они могут сломать их клумбы, это люди из домоуправления, которые стремятся закрыть «Эспаду», чтобы самим использовать их помещение. Про последних жестко высказывается Олег: «Таким людям, как вы, нужно вообще, чтобы дети сидели, как мыши в норах, и под ногами не путались, а то жить мешают» [5. С. 242], и, на самом деле, оказывается прав – они не любят детей, они им «поперек глотки», о чем дальше, вновь устами положительного персонажа, говорит автор: «Люди, живущие скучно, тупые и недобрые, не терпят иной жизни – светлой и честной. Не терпят людей с прямыми мыслями и открытым взглядом. Даже взрослых не терпят, а уж детей тем более. Когда они встречают мальчишку, у которого чувство собственного достоинства сильнее слепого послушания, сильнее страха перед их окриками, они решают, что пришёл конец света. Их мысль работает трусливо и примитивно: “Эти люди не похожи на нас. Значит, они плохие! Запретить! Убрать! Искоренить!”» [5. С. 292]

«И надо признать: иногда это им удается. Запрещают», – невесело заканчивает свою мысль герой… И автор. Он не пытается написать произведение, в котором покажет оглушительную победу добра – нет, сначала вовсе можно подумать, будто он признает победу «тупых и недобрых» людей над светлыми детьми и педагогами. Но тогда на страницах книги появляется еще один персонаж. Его стоит рассмотреть отдельно. Это Виталий Александрович, или дядя Витя, как он сам просит себя называть.

Это археолог, приехавший погостить в семью Сережи. Сначала он кажется очень приятным и добрым человеком – уважительно говорит с Сережей, дарит книгу в подарок и даже зовет с собой в Севастополь, чтобы мальчик побывал на настоящих раскопках. Может даже показаться, что это человек вроде Олега – такой же горящий своей идеей, ласковый к детям… И, наверное, справедливый же!

Но нет. Дальше дядя Витя открывается нам как далеко не приятный взрослый. Он не любит суету, а именно в «Эспаде», как он считает, ее очень много: «Нахлебался ты горя с вашей “Эспадой”. Суета сует… <…> Я говорю, что много в жизни суеты» [5. С. 318].

Причем автор акцентирует внимание на том, что внешне он все так же остается приятным, однако его высказывания меняют мнение о нем: «Лицо у дяди Вити было такое, как всегда. Энергичное и добродушное. Но теперь оно стало неприятно Серёже» [5. С. 323].

Дальше дядя Витя активнее наседает на мальчика с неодобрением не только маленького отряда, в котором он состоит, но и самого мировоззрения Сережи: «Странно, что в свои двенадцать лет ты очень конфликтный человек» [5. С. 322], «Так же, как ты, показал, что ему плевать на общий порядок» [5. С. 323].

Из высказываний дяди Вити понятно, что для него коллектив общественный, школьный, гораздо выше маленького, «эспадного». Теперь он становится похожим на «дзыкиных» и на людей из домоуправления, которым «…нужно <…> чтобы дети сидели, как мыши в норах, и под ногами не путались, а то жить мешают» [5. С. 242]. Но между ними есть одно существенное различие – «домоуправленцы» и другие подобные им персонажи – отрицательные. Автор не наделяет их никакими положительными чертами, никакие их действия не вызывают у читателя ничего, кроме презрения и злости. Однако дядя Витя – другой случай. Несмотря на различия во взглядах с Сережей, он заботится о нем: «А я думал, ты успокоился <…> Пойми наконец, я же за тебя боюсь» [5. С. 332]. По ходу их разговора с Сережей, можно подумать, что он действительно прав: «Странный ты человек, Сергей… <…> в свои двенадцать лет ты очень конфликтный человек. Ты жить не можешь без разных стычек, споров и ссор. Они для тебя – как горючее для мотора. <…> Твои поступки всегда имеют благородные мотивы. Но ты ошибаешься в самом главном. <…> Ты так привыкнешь влезать в любые конфликты, что станешь обыкновенным склочником» [5. С. 322-324].

Итогом нескольких таких разговоров стало «стихшее эхо барабанов» внутри Сережи, что, фактически, является победой дяди Вити, а вместе с ним и всех других «педагогов». Может показаться, что Сережа отказывается от своих принципов, как автор – от идеи Макаренко, показывая триумф «обычного» и коллективного. Однако так только кажется, потому что очень скоро Сережа возвращается к своей модели поведения, и, несмотря на это, достигает тех же целей, каких мог достигнуть с дядей Витей, а именно – попал в Севастополь, и не один, а с лучшим другом. Там они случайно встречаются с Виталием Александровичем (о чем автор не говорит прямо, но дает описание человека, очень похожего на него), но даже не останавливаются, чтобы поздороваться, а просто проходят мимо: «…мальчишки встретили человека. Крепкий невысокий человек в зеленых шортах бодро шагал, будто катился, им навстречу. У него была коричневая лысина, круглый загорелый живот и курчавые плечи. Вздрогнув, человек остановился, изумленно посмотрел на ребят. Даже рот приоткрыл: собрался, наверно, о чем-то спросить. Но они обошли его <…> и побежали к морю» [5. С. 347].

Этим Владислав Крапивин ставит жирную точку в вопросе борьбы между «людьми тупыми и недобрыми» и «мальчишками со шпагами», в которой последние, пусть не без усилий и потерь, выходят победителями! Потому что Сережа, оставшись верным принципам, все равно исполняет свою мечту! Потому что «Эспада», даже лишившись своего основателя и педагога, все равно существует – и это после всех тех попыток закрыть ее и обвинить ребят во всех смертных грехах!

Это – уверенный голос надежды, говорящий о том, что, несмотря на лишения и беды, «тысячи веселых и справедливых людей» все равно одержат победу! Главное – бороться, быть требовательным к себе и своим товарищам, и никогда не предавать собственные моральные принципы.

Стоит закончить словами самого Антона Макаренко:

«Мне хочется в каком-то коротком движении мысли, и воли, и чувства обратиться к нашему будущему, страшно хочется войти в него скорее, увлечь за собой других, хочется работать, творить, жадно хочется реализовать небывало прекрасные наши возможности» [12].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Грибанова Н.А. Педагогические условия организации разновозрастного обучения // URL: https://cyberleninka.ru/article/n/pedagogicheskie-usloviya-organizatsii-raznovozrastnogo-obucheniya
2. Загвязинский В.И. Общие вопросы образования // URL: https://cyberleninka.ru/article/n/o-barierah-na-puti-vozrozhdeniya-otechestvennogo-obrazovaniya
3. Зязюн И.А. Кривонос И.Ф. Тарасевич Н.Н. Гуманистическая сущность мастерства А. Макаренко-воспитателя // URL: https://cyberleninka.ru/article/n/gumanisticheskaya-suschnost-masterstva-a-makarenko-vospitatelya
4. Казакова Т.А. А.С. Макаренко о воспитании // URL: https://cyberleninka.ru/article/n/sotsialnye-obschestvennye-potrebnosti-v-sisteme-potrebnostey-cheloveka
5. Крапивин. В.П. Мальчик со шпагой. Серия «Школьная библиотека». Москва, 2019. 350 с.
6. Крапивина Л.А. Особенность педагогического метода писателя Владислава Крапивина // URL: https://cyberleninka.ru/article/n/osobennost-pedagogicheskogo-metoda-pisatelya-vladislava-krapivina
7. Макаренко А. С. Детство и литература // URL: https://ru.wikisource.org/wiki/Детство_и_литература_(Макаренко)
8. Макаренко А. С. О личности и обществе // URL: https://ru.wikisource.org/ wiki/О_личности_и_обществе_(Макаренко)
9. Макаренко А. С. Педагогическая поэма // URL: http://az.lib.ru/m/makarenko_a_s/text_1935_pedagogicheskaya_poema.shtml
10. Мариничева О.В. Крапивин остается Командором // URL: https:// www.rusf.ru/vk/interv/980818.htm
11. Намлинская О.О. Макаренко Антон Семенович // URL: https://cyberleninka.ru/article/n/makarenko-anton-semenovich
12. Пахарь В.В. Интерпретация педагогического наследия А.С. Макаренко в современном контексте образовательного процесса // URL: https://cyberleninka.ru/article/n/interpretatsiya-pedagogicheskogo-naslediya-a-s-makarenkov-sovremennom-kontekste-obrazovatelnogo-protsessa
13. Фролов А.А. Методологические основы творчества А.С. Макаренко // URL: https://cyberleninka.ru/article/n/metodologicheskie-osnovy-tvorchestva-a-s-makarenko