Вологодский литератор

23 ноября – день рождения Людмилы Григорьевны Яцкевич. Работы Людмилы Григорьевны неоднократно появлялись на страницах нашей газеты. Мы сердечно поздравляем нашего постоянного автора и публикуем ее замечательную статью из журнала «Берега» (№ 2 (14). 2016)

Людмила Григорьевна Яцкевич (Калачёва) — доктор филологических наук, профессор. Родилась в Череповце в 1944 году. Училась в Череповецком педагогическом институте, аспирантуре и докторантуре Ленинградского педагогического института им. А.И. Герцена. Работала в Гомельском университете в Белоруссии, затем в Вологодском педагогическом университете. Автор 170 публикаций по языкознанию и вологодскому краеведению, в том числе девяти книг («Структура поэтического текста», «Поэтическое слово Николая Клюева», «На золотом пороге немеркнущих времён: Имена собственные в поэзии Н.А. Клюева», «Слово о родной деревне» и другие). Подготовила словарь «Народное слово в произведениях В.И. Белова» (2004). Участвовала также в составлении «Словаря вологодских говоров», школьных словарей «Вологодское словечко» и «Золотые россыпи», «Поэтического словаря Николая Клюева». Её книга «Очерки морфологии вологодских говоров» (2013 год) на областном конкурсе «Книга года» признана лучшим научным изданием. Автор сборника рассказов «Вологодская нива», на которую В.И. Белов откликнулся рецензией «Книга с вологодским характером» (Газета «Красный север» 2005, сентябрь)

«Слова лежат в глубинах русских рек…»

В наше время все жалуются на утрату смыслов, на пустоту и никчёмность наших речей. Но эта беда настигла нас не сейчас. Русский мыслитель о. Иоанн Шаховской ещё около пятидесяти лет назад с горечью замечал: «Люди создают вокруг себя пустыню слов и отгораживаются ею друг от друга, уходят друг от друга в эту пустыню». Беда пустословия ведёт за собой другие беды: с одной стороны, так называемый «плюрализм» понимания самых ключевых для жизни слов, а с другой стороны — тиранию их толкования. Распространённое в наше время модное словечко плюрализм фактически обозначает такую ситуацию, в которой беснование смыслов не допускает взаимопонимания и согласия в обществе. В связи с этим К. И. Вальков, наш земляк, ныне живущий в Петербурге, пишет: «Знания и способности все парализованы изнурительной, бесплодной взаимной борьбой». Этот автор посвятил разоблачению данной болезни языка книгу «Азбука для самых грамотных» (СПБ., 2006). Пожалуй, самыми поражёнными болезнью плюрализма словами являются СВОБОДА и ДЕМОКРАТИЯ. Сколько крови пролито из-за них! А внутри пустота! Инфернальная пустота! Другая болезнь нашей речи — тирания понятий и слов, их обозначающих. Проще говоря — навешивание словесных ярлыков. В свое время А.А. Блок в статье «Краски и слова» с большой иронией писал: «Критика очень много толкует о «школах» символизма, наклеивает на художника ярлычок: «символист»; критика охаживает художника со всех сторон и обдергивает на нем платье; а иногда она занимается делом совсем уж некультурным, извинимым разве во времена глубокой древности: если платье не лезет на художника, она обрубает ему ноги, руки, или — что вовсе неприлично — голову». Особенно вредоносно и болезненно навешивание ярлыков в научной, социальной и политической сферах. Сколько «выдающихся учёных», «заслуженных художников» «вождей народа», «героев» с одной стороны, и «неудачников», «сумасшедших», «врагов народа» и «террористов», с другой, со временем поменялись местами!  Словесная пустота разоблачается перед лицом смерти, а «все, истинно ценное, значительное и священное, утверждается перед лицом смерти, победоносно выходит из огненного испытания и является в своем истинном сиянии и величии» (И. А. Ильин). Это особенно ярко проявилось в истории христианского мученичества, когда люди не боялись назвать себя последователями Христа даже перед угрозой мучительной смерти. Иначе относятся к пониманию слова и заключённого в нем знания люди постхристианской культуры, проповедующие плюрализм знания и слова. Ницше считал: «Чем больше чувств говорит нам о какой-либо вещи, чем больше глаз, разных глаз мы умеем направить на эту вещь, тем полнее наше «понятие» этой вещи». По мнению философа, такой способностью в полной мере может обладать только сверхчеловек. Близкие мысли высказывает современный его последователь М. Эпштейн: «Не держаться определённого взгляда на вещи — это, пожалуй, и есть подлинное мировоззрение. Видеть — значит менять точку зрения. Один взгляд на вещь — почти что слепота». В конце XX века, в перестройку, многие и многие прыгали с одной точки зрения на другую. Разве нашли они истину в этом прыгании?! В христианской традиции существует установка на соборное единство и простоту знания и слова, которые основаны на единстве мира в Боге как его Творце. Истинное знание о мире человек получает только по благодати Божией — как откровение. Поэты и писатели это знают. Поверим А.С. Пушкину, который, в отличие от Ницше и Эпштейна, считал: «Гений с одного взгляда познаёт истину». О соборности русского слова, его сокровенной глубине и слитности «с могучим Словом, зиждущим Дела», писал наш молодой вологодский гений Алексей Шадринов: «Слова лежат в глубинах русских рек. Они не умерли, они заснули. Их разбудить лишь может человек, И оживет тотчас стозвонный улей. Певучих, тяжких, как колокола, Как монолиты каменные слитых С могучим Словом, зиждущим Дела … Пусть не молчит полуистлевший свиток, Что молодость у Леты обрела». Да, пусть не молчит искреннее русское слово! Но сколько мучений и боли душевной нужно перенести, чтобы отринуть беснование плюрализма и пустоту ярлыков и штампов: «Когда в трудах бессмысленных горю, Я, ежечасно исторгая стоны, Себе ли в утешенье говорю: Минует день, печалью населенный!.. Хоть для меня слова мои — не бронь, Пощада их ко мне неудержима, Но боли несмолкающий огонь Горит в моей душе неистребимой». (Алексей Шадринов)

Это хищное слово «проблема»

Известно, что существуют хищные животные и хищные растения. Например, когда ты путешествуешь по нашему любимому отечеству, твой взгляд повсюду печалит вид ужасного, могучего борщевика. Это хищное растение-мутант агрессивно захватывает территорию других совершенно мирных и красивых растений, оттесняет их и уничтожает. Но оказывается, в наше время появился и ещё один вид хищников — слова-мутанты, агрессивно уничтожающие наши природные русские слова.  Речь пойдёт о вездесущем слове «проблема», которое в последние годы в речи наших современников стало употребляться на каждом шагу, о чём бы мы ни говорили. Приведу лишь некоторые примеры из бесконечного множества подобных: У меня проблемы со здоровьем. В переводе на русский: Я нездоров. Я болею. Слово проблема заменило слова нездоровится, болен, болею. На работе опять проблемы у него. В переводе на русский: У него трудности на работе: не справляется. Или: Он не может управиться со своей работой. Или в другой ситуации: Он не ладит с начальством на работе. Слово проблема здесь употребляется вместо слов не справляется, не ладит. Проблем с английским у неё не было. В переводе на русский: Она хорошо владеет английским языком. Уничтожается слово владеет. Гардеробщица отказалась взять головной убор у посетителя, и он, обиженный, в ответ ей: «Я не знал, что у вас такие проблемы!» В переводе на русский: «Я не знал, что у вас такие странные порядки!» Уничтожается словосочетание странные порядки. У моей кошки опять проблемы! Куда теперь котят дену! Почему бы хозяйке кошки не сказать прямо: Моя кошка скоро окотится. «Вы довезёте меня до Череповца?» — спрашивают таксиста. — «Без проблем» — отвечает он. В переводе на русский: «Конечно, довезу!» «Свари мне борщ!» — просит муж жену. И она ему гордо отвечает: «Не проблема!» В переводе на русский: «Обязательно сварю!» Вслед за словом проблема начинает набираться повадок хищника и слово проблемный, которое идёт напролом и уничтожает подряд многие другие имена прилагательные. Посудите сами: У нас в классе есть проблемный подросток. Вместо — трудный, шаловливый, озорной, хулиганистый подросток. У неё проблемная кожа. Вместо — кожное заболевание, или -чувствительная кожа. Продаётся обувь на проблемные ноги. Вместо — больные ноги, опухшие ноги и т.п. Это хищное слово проблема пришло к нам издалека. Сначала оно было заимствовано латинским языком из греческого. Затем немецкий язык взял это слово в свой лексикон из латинского. Потом полякам это слово приглянулось, и они тоже его стали употреблять. И, наконец, из польского оно попало в русский язык. Сначала оно вело себя скромно и использовалось лишь как синоним к русским словам задача, вопрос, загадка, требующие исследования (см. В. Даля). Употреблялось ограниченно — только в научном, публицистическом и деловом стилях. Пушкин и Лермонтов прекрасно обходились без этого слова, как и многие другие истинные поэты и писатели, даже и в XX веке. Например, в поэтическом словаре Н.А.Клюева его нет, в произведениях Н.М. Рубцова это слово только один раз встретилось в стихотворении «Фальшивая колода» и то в ироническом контексте. Ещё слово проблема похоже на людей, которые считают, что они всё всегда знают и понимают, и всегда правы, что обычно говорит об их глубоком невежестве. Дело в том, что это слово самонадеянно вытесняет сотни, а скорее тысячи русских слов, но по существу не заменяет их. Ведь трудных ситуаций в жизни бесконечно много, и все они разные, неповторимые. И на каждый случай в русском языке есть своё точное слово или словосочетание. А слово проблема все нивелирует, стирает все оттенки смыслов, упрощает, извините, до идиотизма. Как хорошо! Думать-то и выбирать слова не надо! Это словечко тут как тут — само лезет на язык! Короче, на наших глазах хорошее слово проблема видоизменяется в свою противоположность. Этакий волк в овечьей шкуре! Отрадно, что, кроме людей — носителей и распространителей этой «проблемной» заразы, есть и те, кто с ней борется, правда, пока робко. Так, в Интернете некие доброжелатели опубликовали список слов, которые помогли бы любителям упрощённой речи, минуя слово проблема, кратко, одним словом, выразить возникающие в жизни различные затруднения. Приведу этот список, распределив его по стилям русского языка. Для книжных стилей это такие слова: альтернатива, апория, дилемма, материя, криптография, предмет обсуждения, предмет внимания, тайнопись, тема, теорема, узкое место, урок. Для нейтральной речи возможны слова: вопрос, дело, загадка, задание, задача, затруднение, осложнение, переделка, переплет, положение, препятствие, рана, трудность, засада. В разговорной бытовой речи, как известно, даже и такие словечки используются: закорючка, загвоздка, закавыка, закавычка, заковырка, заколупка, заморочка, сложнячка, геморрой.  Конечно, это только полумеры. Так хочется приобщиться к точной и не двусмысленной речи! Ведь все подмены в нашей жизни — от лукавого. Не об этом ли писал Н.М. Рубцов в своём стихотворении «Фальшивая колода»: «Четыре туза И четыре внимательных дамы Со мной завели, Как шарманку, глухой разговор О хлебе, о ценах О смысле какой-то проблемы … — Эй, что ж ты, паромщик? Затей свою песню, затей! Терпеть не могу Разговоров на общие темы Среди молодых, Но уже разжиревших людей!»

«Как бы русский как бы язык»

Не в силе Бог, а в правде. Таково издавна наше русское самосознание. Настоящие мужчины в России — всегда правдоискатели, а русские женщины отличаются искренностью. Но в конце ХХ века налетело новое смутное время и принесло с собой новое поветрие, заразившее души мутными образами и словами. Одним из таких мутных словес, заслоняющих правду, является частица как бы, прилипшая, подобно репейнику, к речи многих наших соотечественников. Словно болезнетворный микроб, эта частица делает бессмысленным любое высказывание, в которое она проникает. Посудите сами, читая следующие записи услышанных нами фраз: — Он как бы депутат теперь. Что имеется в виду? Он депутат или только играет в депутата? — Она как бы замуж вышла. Так вышла или нет? Ага! Наверно, «гражданский брак». — Поехали как бы на рыбалку, выпили да как бы и утонули. Поехали на рыбалку или куда-то в другое место и за другим делом? Утонули или все-таки вынырнули? Извините за резкость, но ведь фраза эта бессмысленна! Над бессмысленностью этой вредоносной для нашего языка частицы довольно цинично смеются в Интернете: опубликовали повесть под названием «Как бы женщина и как бы беременная». Но горько делается от того, что ходят по русской земле эти как бы женщины, забывшие женское обличие и женские обязанности! Да и как бы мужчин что-то многовато мелькать стало. Частица как бы прицепилась в основном к речи простого народа, обычно молодёжи. Больна этим словечком речь учащихся школ, колледжей и даже университетов. Вот некоторые образцы высказываний наших студентов: — Татьяна Ларина как бы написала письмо Онегину. — Моя как бы любимая современная как бы писательница — Улицкая. Вздохнем горько: откуда на нас такая напасть — этот как бы русский как бы язык?! Не влияние ли это компьютерных игр и Интернета, где всё понарошку, все как бы, а не в действительности? Ведь уже и многостраничный труд издан в Петербурге бывшим профессором МГУ, а ныне граж- данином США М. Эпштейном — «Философия возможного: модальность в мышлении и культуре» (СПб, 2001). В книге на основе сложных философских построений возводится в ранг нормы это мутное сознание, выраженное частицей как бы. В статье нашего известного отечественного философа В.А. Кутырёва «Философия иного, или небытийный смысл трансмодернизма» идеи этой книги были критически рассмотрены и разоблачена их ложность (см. журнал «Вопросы философии», 2005, № 12). Теперь обратимся к другому такому же прилипчивому выражению — «на самом деле». Оно встречается часто в языке людей солидных — чиновных, образованных. Часто в радио- и телепередачах слышим подобное: — Запад, на самом деле, проявляет толерантность к нам. — На самом деле, сельское хозяйство в северных регионах в последнее время активно развивается. — ЕГЭ, на самом деле, предотвращает коррупцию в сфере образования. Чувствуется, что авторы таких речений не верят в то, что говорят, но пытаются убедить слушателей, что все, что они вещают, чистая правда — на самом деле. Но постоянно повторяемое, это словосочетание только выдает фальшь говорящего, а не прикрывает её. Поэтому только на первый взгляд выражения как бы и на самом деле противоположны по смыслу. Оба они — враги правдивой и ясной речи. Известно, что болезни языка отражают болезни общества. Мы утрачиваем чувство духовной реальности: всё зыбко, неопределённо в наших мыслях, чувствах, желаниях. Мы теряем под собой родную почву … И эту духовную смуту выражают, в том числе, и фальшивый обороты речи как бы и на самом деле. «Мы живем, под собою не чуя страны…» — писал когда-то О. Мандельштам. А ведь её чуять надо, надо … Как чуяли под собой родную русскую землю наши вологодские писатели и поэты В. И. Белов, В.П. Астафьев, Н.М. Рубцов, А.А. Романов. Потому и были великими мастерами слова.

Живая и мёртвая вода слова (Читая Николая Рубцова)

Человеку дан священный дар Слова не столько для общения, сколько для понимания Божьего Промысла о нем. Особенно остро это чувствуют поэты и философы. Однако нередко мы зарываем этот дар — талант в землю и равнодушны ко всему, кроме страха за свою жизнь. Да, мы много общаемся, при этом много говорим и пишем — но наши слова, как мёртвая вода, часто убивают все живое в душах и сердцах. И настигает нас расплата: «Я забыл, что такое любовь, И под лунным над городом светом Столько выпалил клятвенных слов, Что мрачнею, как вспомню об этом. И однажды, прижатый к стене Безобразием, идущим по следу, Одиноко я вскрикну во сне И проснусь, и уйду, и уеду… Поздно ночью откроется дверь. Невесёлая будет минута. У порога я встану, как зверь, Захотевший любви и уюта. Побледнеет и скажет: — Уйди! Наша дружба теперь позади! Ничего для тебя я не значу! Уходи! Не гляди, что я плачу!.. И опять по дороге лесной, Там, где свадьбы, бывало, летели, Неприкаянный, мрачный, ночной, Я тревожно уйду по метели…» (Расплата. Н. Рубцов) Расплата и страдание пробуждают нас от смертельного сна равнодушия, и мы тогда начинаем слышать живое слово других и сами вдруг начинаем говорить по-настоящему — искренне, с покая- нием и болью сострадания. «Но если нет Ни радости, ни горя, Тогда не мни, Что громко запоёшь. Любая тема — Поля или моря, И тема гор — Всё это будет ложь!» («О чём писать …». Н. Рубцов) Живое слово не умирает. Даже произнесённое более полувека назад, оно по-прежнему живо, и тогда мы говорим о таком человеке — пророк. Речь идёт о Николае Рубцове, который написал в 1960 году стихотворение «Видения на холме», где есть слова, которые, как мы думали, относятся к прошлому, но оказалось — к будущему. Они жгут нас сейчас — в 2015 году: «Россия, Русь! Храни себя, храни! Смотри, опять в леса твои и долы Со всех сторон нагрянули они, Иных времен татары и монголы. Они несут на флагах черный крест, Они крестами небо закрестили, И не леса мне видятся окрест, А лес крестов В окрестностях России. Кресты, кресты… Я больше не могу!» Около пяти тысяч убиенных в окрестностях России — в Новороссии! Голоса погибших — громче голоса живых! Они нас пробуждают от сна равнодушия, раскрывают фальшь мёртвых слов, которые рекой льются на всех конгрессах, ассамблеях и бесконечных заседаниях важных чиновных людей, множатся в газетах, на радио и телевидении. А поэт чутко слышит: «Кто-то стонет на тёмном кладбище, Кто-то глухо стучится ко мне, Кто-то пристально смотрит в жилище, Показавшись в полночном окне.» Да, тревожно и страшно! Но поэт знает тайну России, её сокровенную благодатную силу и утешает нас живым словом своей поэзии: «Чудный месяц плывет над рекою», — Где-то голос поет молодой. И над родиной, полной покоя, Опускается сон золотой! Не пугают разбойные лица, И не мыслят пожары зажечь, Не кричит сумасшедшая птица, Не звучит незнакомая речь. И откуда берется такое, Что на ветках мерцает роса, И над родиной, полной покоя, Так светлы по ночам небеса! Словно слышится пение хора, Словно скачут на тройках гонцы, И в глуши задремавшего бора Все звенят и звенят бубенцы …» (Тайна. Н. Рубцов)  Каждое слово этого стихотворения живит, открывает правду истинной русской жизни. Но слышим ли мы это живое слово? За грохотом и шумом мертвых слов мы утрачиваем слух, перестаем понимать живые слова правды и поэзии. Нас тянет или к бесплодному многословию, или, наоборот, — к резким движениям и словам: Короче! Супер! Не проблема! Реально! Круто! Блин! Все эти слова — прелюдия к мату, смертельному оружию тёмных сил, которое разрушает чистоту нашей жизни и губит её. Ведь на целомудрии стоит мир: все неестественное губит нас. Удивительно: сквернословие так дорого некоторым современным деятелям культуры, что без него им и книгу не написать, и фильм не снять, и спектакль не поставить! «Коротенькие люди» — так метко назвал Ф.М. Достоевский тех, в кого вселились бесы, несущие духовную смерть. Это их мертвый язык! А нам нужны слова Истины и Вечной Жизни. И ведь мы знаем, где их услышать. Стоит только немного помолчать в тишине и послушать собственную совесть, понять собственное сердце… А когда услышим, то поймём: за такие слова и умереть не страшно. «Всё я верю, воспрянувши духом, В грозовое своё бытие И не верю настойчивым слухам, Будто всё перейдёт в забытье…» (Мачты. Н. Рубцов)

Слова, которые пора вспомнить

«Когда душа припоминает звуки, Неслыханные прежде на земле, То зарастает след от чёрной муки И зеленеют травы на золе.» (Н.П. Сидорова). Во времена политического, а главное, духовного смятения человеку нужна твердая опора. Иначе он летит в пропасть, по пути цепляясь за сиюминутные мысли, слова и дела. А поскольку человек — существо словесное, то всё в жизни начинается со слова и кончается словом, ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься (Мф. 12:37). Ещё древние изрекли: «Смерть и жизнь во власти языка» (Притч. 18:21). Не пора ли нам вспомнить те спасительные слова, которые так бережно хранили жизнь Святой Русь? Это, конечно, молитва, Священное Писание. Именно из них русский человек черпал духовные силы и обогащал свой язык словами, нужными для полноценной жизни, а не для выживания кое-как и как бы… Напомним далее некоторые из этих слов.

СОБОРНОСТЬ. Во времена буйства «прав человека», которые уничтожают человека как Бо- жие творение, давайте вспомним слово соборность, которое обозначает единство людей по своему естеству и в Боге. Оно проявляется во взаимопонимании, в сочувствии, в умении человека жить не только в себе, но и в других так же, как в себе. На соборности основаны семья, церковь, государство. Литературное творчество человека возможно только благодаря остаткам в нем древней соборно- сти в её высшей грани. К сожалению, соборность нынче начинает подменяться толерантностью, то есть терпимостью, снисходительностью к кому-либо другому, как определяется значение этого слова в словаре. Всего лишь терпимость и снисходительность к неравным себе! Разве это можно сравнить, например, с тем чувством теплого единения и взаимопонимания с родными, которое ис- пытывает ребёнок, носитель соборности, в дружной семье!

ЦЕЛОМУДРИЕ. В древнерусском языке это слово представляло собой симфонию смыслов. Оно обозначало и благоразумие, и чистоту помыслов, и телесную чистоту, и непорочность. Слово целомудрие служило для обозначения гармонии духовно совершенной личности. У нас, к со- жалению, нет этой внутренней гармонии: ум с сердцем не в ладу, слово не соответствует мысли, а дело — слову. Это духовное переживание внутреннего разлада с удивительной силой выражено в поэзии А.А. Блока и стало основной его поэтической темой:  «Вздымаются светлые мысли В растерзанном сердце моем, И падают светлые мысли, Сожженные темным огнем.» На смену целомудрия пришло в наше время модное слово креативность, образованное от латин- ского корня creo, что значит — творю, создаю, произвожу что-либо. Слово креативный применяет- ся сейчас часто по отношению к людям предприимчивым, очень умным, рассудочным, но с холодным сердцем и душой. Еще в своё время Николай Рубцов пытался вразумить такого креативного философа в своих «Философских стихах». Привожу здесь в сокращении диалог между ними:» — Пускай всю жизнь душа меня ведёт! — Чтоб нас вести, на то рассудок нужен! — Чтоб мы не стали холодны, как лёд, Живой душе пускай рассудок служит! — Как в трех соснах, блуждая и кружа, Ты не сказал о разуме ни разу! — Соединяясь, рассудок и душа Даруют нам светильник жизни — разум!» Лишенная целомудрия креативность способна создать Вавилонскую башню, свидетелями чего мы и являемся теперь. И тогда — забудем совсем о соборности. Ведь именно креативные лично- сти, в современном понимании этого слова, разрушают семью, церковь и государство — все то, что стремится к соборности. Семейные обязанности им не нужны, в церкви они погружаются в еретические (зато новые, креативные) измышления, а из государства они просто эмигрируют.

БДИТЕЛЬНОСТЬ. Это слово в современном нашем языке сохранило только одно значение — настороженность, неослабное внимание. Бдительный — крайне внимательный, настороженный. И применяют теперь эти слова в основном различные органы государственной безопасности, что вполне естественно и закономерно. Вопрос — всегда ли они бдят? Однако исконно слово бдеть также, как и слово целомудрие, о котором говорилось ранее, по смыслу тоже было симфонично, то есть совмещало в себе несколько значений. Бдеть значило бодрствовать в самых различных смыслах: не спать, хранить, беречь что-либо, а беречь себя — значит жить благочестиво, праведно. Удивительно, как все это чувствовал писатель Василий Шукшин. Ведь мы хорошо помним его восклицание: «Ванька, не спи!». Поэтому мы не верим модному ныне и глупому выражению: Все под контролем! Мы не внемлем круглосуточному призыву телевизора: Расслабьтесь! Нет, нам пора вспомнить о старых русских словах — соборность, целомудрие, бдительность! Если вспомним — спасемся!

Тотальное — это не всенародное

У моей деревенской бабушки была такая поговорка: «Дело — делай, да два — не гадь!» Сказано строго, но справедливо: если делаешь какое-то дело, то постарайся не навредить другим. Последние годы эта поговорка приходит мне на память весной, когда начинается кампания проведения «всемирного» тотального диктанта. Ведь на первый взгляд, дело хорошее — обратить внимание тысяч людей на собственную без- грамотность и призвать их к постижению русского правописания. Но, к сожалению, одновременно наносится вред культуре русской речи, поскольку предлагаемые из года в год для написания тексты притупляют языковое чутье к живому русскому слову. Думаю, что организаторы делают это неосознанно, а поэтому, уразумев собственный просчет, не обидятся на мою критику. Во-первых, обратим внимание на название «тотальный диктант», которое, благодаря масштабности мероприятия, широко распространяется в народе и делается привычным, входит в обычай, что крайне нежелательно. Слово диктант давно используется в школьной практике и само по себе нейтрально. А вот слово тотальный отнюдь не безобидно. Сравнительно недавно, в XX веке, оно было заимствовано из французского языка. Французское total соответствует русским словам всеобщий, всеохватывающий и произошло, в свою очередь, от латинского слова totus , что значит весь, целый.  Таким образом, никакой необходимости в заимствовании слова тотальный не было: в русском языке соответствующие его значению слова есть. Получив распространение в газетных текстах, это слово сразу «полюбило» сочетаться с хищными и неприятными по содержанию словами: тотальная война, тотальный контроль, тотальный надзор, тотальный запрет, тотальный досмотр, тотальный пересмотр, тотальный кризис, тотальный дефицит, тотальный недостаток, тотальный гнет, тотальный развал, тотальный страх, тотальный грабеж, тотальный обыск, тотальный хаос, тотальный деспотизм, тотальный шпионаж, тотальный разгром. Этот вывод мы сделали на основе изучения данных Национального корпуса русского языка, размещенного в Интернете. Таким образом, у слова тотальный появилось какое-то отрицательное эмоциональное поле. Это следовало бы учитывать организаторам всеобщего, всенародного диктанта и не называть его тотальным. Однако действительно ли данное мероприятие является всенародным? Дело не только в коли- честве участников. Чтобы быть народным, текст диктанта должен был составлен писателем или публицистом, творчество которого известно народу и любимо народом. Действительно, с 2004 по 2009 год участникам предлагались для диктанта тексты писателей-классиков. Но потом ситуация резко изменилась. В 2010 году диктант был составлен хорошо известным писателем — Борисом Стругацким. Однако удивительно, как этот текст назывался — «В чем причина упадка русского языка и есть ли он вообще?» Кого хотел уколоть и кого рассмешить Стругацкий таким названием?… Правда, в этом произведении, где автор рассуждает об извечно ущербном и циничном характере русского языка и об его постепенном исчезновении, он совершенно неожиданно в самом конце с пафосом заявляет, что русский язык, сильный, могучий, никогда не умрет. Такой прием называется на воровском жаргоне: и концы в воду. После этого сигнала с 2011 года на поприще тотального диктанта вышла плеяда писателей так называемой новой формации: Дмитрий Быков (2011), Захар Прилепин (2012), Дина Рубина (2013), Алексей Иванов (2014), Евгений Водолазкин (2015). Это писатели — имитаторы русской речи и русской жизни. Об их творчестве не скажешь словами Пушкина: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет». В понимании некоторых из них, визитная карточка русского языка — это мат, который в их произведениях звучит нередко. Кроме этого, эти авторы любят смаковать в художественной форме различные физиологические подробности, к которым у настоящих русских писателей нет творческого интереса. Да и читателям это противно читать. Всему своё место должно быть. К счастью, соответствующие матерные и физиологические отрывки из своих произведений они пока не предлагают для тотального диктанта. Горькое чувство вызывает тот факт, что единомышленники организаторов тотального диктанта, в частности упомянутого выше Бориса Стругацкого, публично издеваются над теми, кто писал этот диктант и обнаружил свою безграмотность. Так, например, в бесплатной информационно-рекламной газете «ВА-БАНКЪ», которую без спросу забрасывают в каждый почтовый ящик, действительный член Международной академии общественных наук Михаил Скляр досыта посмеялся над результатами тотального диктанта и над русской безграмотностью в своей статье «Истчо немного, истчо чуть-чуть …». Что же, видно, вся эта тотальная кампания взялась доказать правоту Сергея Довлатова, который ещё в 1982 году в своей рецензии на книгу Наума Сагаловского «Витязь в еврейской шкуре» высказал мысль о том, что писатели новой формации «возвращают российской словесности забытые преференции — легкость, изящество, тотальный юмор». Довлатов даже сравнивает этого неизвестного в России малоталантливого поэта с Пушкиным. Упаси нас, Господи, от такого тотального юмора!

О русской удали и чужеродном слове адреналин

«Что-то слышится родное В долгих песнях ямщика: То разгулье удалое, То сердечная тоска.» (А.С. Пушкин) . Удаль — слово чисто русское, его нет даже в родственных славянских языках. Даже там несколько иные представления о жизненной силе и молодечестве. А удаль — наше, родное, как сказал А.С. Пушкин в приведённых выше строках из стихотворения «Зимняя дорога». О русской удали создано много народных песен: Поют про Волгу-матушку, Про удаль молодецкую, Про девичью красу. (Н.А.Некрасов. Кому на Руси жить хорошо») Удаль, как национальная черта нашего характера, воспета русскими поэтами и писателями от Пушкина до Рубцова. А.К. Толстой в стихотворении «Ушкуйник» поэтически изображает её как непомерную жизненную силу, которая требует обязательного освобождения, выхода, применения: «Одолела сила-удаль меня, молодца, Не чужая, своя удаль богатырская! А и в сердце тая удаль-то не вместится, А и сердце-то от удали разорвется! Пойду к батюшке на удаль горько плакаться, Пойду к матушке на силу в ноги кланяться: Отпустите свое детище дрочёное, Новгородским-то порядкам неученое …» Но сила эта не только физическая, но и духовная. Народный поэт И.С. Никитин именно так её понимал, противопоставляя заботе, то есть многопопечительности и бессильному унынию:

УДАЛЬ И ЗАБОТА

«Тает забота, как свечка, Век от тоски пропадает; Удали горе ― не горе, В цепи закуй ― распевает. Ляжет забота ― не спится, Спит ли, пройди ― встрепенется; Спит молодецкая удаль, Громом ударь ― не проснется. Клонится колос от ветра, Ветер заботу наклонит; Встретится удаль с грозою ― На ухо шапку заломит. Всех-то забота боится, Топнут ногой ― побледнеет; Топнут ногою на удаль ― Лезет на нож, не робеет. По смерть забота скупится, Поздно и рано хлопочет; Удаль, не думав, добудет, Кинет на ветер ― хохочет. Песня заботы ― не песня; Слушать ― тоска одолеет; Удаль присвистнет, притопнет ― Горе и думу развеет. Явится в гости забота ― В доме и скука и холод; Удаль влетит да обнимет ― Станешь и весел и молод.»

Удивительно, как поэт смог высветить все многогранные смыслы этого ёмкого слова, вместившего в себе духовный опыт русского народа. Смысловая и эмоциональная многогранность слова-символа удаль заложена подспудно в этимо- логии этого слова. Оно образовано от слова удалой, происхождение которого связано с глаголом удаться, что значит — завершиться успешно. Следовательно, прилагательное удалой (или удалый) обозначало черту характера удачливого, счастливого человека. Ф.И. Буслаев, выдающийся наш филолог, живший в XIX веке, подчеркнул это первоначальное значение данного слова, когда характеризовал былинного героя так: «Не зрелое суждение и опытность руководят его действиями, а удаль и надежда на удачу; потому он удалой, удача-добрый молодец» [Ф. И. Буслаев. Русский богатырский эпос (1887)]. Только удачливость, или по-современному — успешность, раньше на Руси понимали иначе. Она предполагала мужественную силу, храбрость защитников отечества, которые приводят их к победе над врагом, то есть к воинской удаче. Об этом свидетельствуют и герои наших былин — удалые добрые молодцы, богатыри Илья Муромец и Добрыня Никитич. Именно поэтому в дальнейшем за словами удалой, удаль закрепились соответственно значения — храбрый, смелый и храбрость, смелость. Однако этические грани русской удали многолики. Удаль иногда переходит в вольность, а вольность в озорство, своеволие и буйство. Фольклорным воплощением такой удали был былинный герой Василий Буслаев, а затем и персонажи народных песен Степан Разин и Емельян Пугачёв, второй, правда, реже. Их удали сочувствовали иногда и наши поэты и писатели: Пушкин, Шишков, Цветаева (Да за удаль несуразную ― / Развяжите Стеньку Разина), Есенин в поэме «Пугачёв» (Пусть он даже не Пётр, / Чернь его любит за буйство и удаль). Да и лирический герой Есенина, как и сам автор, обладал этой удалью: «Золотая, словесная груда, И над каждой строкой без конца Отражается прежняя удаль Забияки и сорванца.» Даже тишайший Николай Клюев в бурные годы молодости в начале XX века задумывался над разбойной удалью: «О матерь-отчизна, какими тропами Бездольному сыну укажешь пойти: Разбойную ль удаль померять с врагами, Иль робкой былинкой кивать при пути?» Подчеркнем, что с этим вопросом Клюев обращается к матери-отчизне и, видимо, к своей совести. В результате он не избрал ни судьбу разбойной удали, ни судьбу покорной робкой былинки. А выпала на его долю сердечная тоска по Граду Китежу, святой Руси. Эта же дума мучает и некоторых современных поэтов и писателей. Но что-то стали забывать в русских городах и весях и удаль молодецкую, и сердечную тоску. Всё заботы и заботы о хлебе насущном … Да ещё о собственной плоти, о престиже, о власти. Без радости, без воли и удали! Вместо этих живых чувств души всё шире распространяется их имитация, заменители-фальшивки. Затопило молодцев пьянство с его лживой удалью и тоской. А непьющим — в качестве компенсации вдруг в изобилии потребовался адреналин в сочетании с экстримом, кайфом, шоком и стрессом, а иногда и наркотиком. Слова-то какие всё чужеродные! Да и не жизнью от них веет, а попахивает какой-то медициной. И действительно, адреналин — заимствование французского слова adrenaline, которое в свою очередь образовано от латинского adrenalis, что значит припочечный. Этот первоначально медицинский термин, обозначающий гормон надпочечников и соответствующее лекарство, теперь часто употребляется и в устной речи, и в современной литературе, и в публицистике для обозначения острых ощущений, как правило, вызванных нарочито, искусственно в определённых ситуациях. В «Национальном корпусе рус- ского языка», опубликованном в Интернете, представлено значительное количество примеров по- добного использования этого слова в газетах. Обычно речь идёт о получении острых ощущений: — у спортсменов (Мода на экстремальный спорт выводит из строя профессионалов и косит ряды любителей выплеснуть адреналин. [Наталья Барановская. // «Известия», 2003.02.03]; Короче, это чистый адреналин, особенно учитывая, что травматизм на таких скоростях гораздо выше, чем у всем привычного скейта. [Николай Ванин. Летние покатушки // «Хулиган», 2004.07.15]; — всевозможных игроков (Причиной этих чувств является стимулятор адреналин, тот самый, который наполняет кровь играющих в казино. [Артем Тарасов. Миллионер (2004)]);  — сыщиков (Ни один наркотик и рядом не стоит с ощущениями, которые дает сыскная работа. Вот где настоящий адреналин! Исаев был опером молодым, на Петровке служил недавно и не по- терял еще чувства новизны. [Александр Хинштейн. Бригада // «Московский комсомолец», 2003]) — и у других людей, озабоченных поиском острых ощущений, часто не отходя от телевизора (в сериалах) или от компьютера (в социальных сетях). Самое печальное в нашей современной культуре, что с помощью слова адреналин писатели новой формации пытаются изображать всевозможные «сильные чувства». Конечно, тон задают тексты самых тиражируемых ныне русскоязычных авторов. Вот отдельные примеры: «А может быть, горе выбрасывает в кровь адреналин, а счастье― расщепляет и выводит из организма.» [Токарева Виктория. Своя правда // «Новый Мир», 2002]; «Весь адреналин переместился теперь в их нижние этажи». [Василий Аксенов. Таинственная страсть (2007)]; «Предвкушение драки. Адреналин начинает бурлить. Будто врубился в розетку.» [Евгения Пищи- кова. Пятиэтажная Россия (2007) // «Русская Жизнь», 2008]; «― Меня вчера трое сняли, ― щебетала Ниночка, блестя глазами, ― такой адреналин!» [Дарья Донцова. Уха из золотой рыбки (2004)]; «― Ты себе представить не можешь, какой кайф, ― воодушевленно рассказывал Юра, ― чистый адреналин!» [Дарья Донцова. Уха из золотой рыбки (2004)]; «― Охота на леммингов. Адреналин под кожу, это не то…» Ледовое настроение… [Людмила Петрушевская. Город Света // «Октябрь», 2003]4 «В десятом классе любовь ― это адреналин, гормоны и обязательный разлад с окружающим миром.» [Татьяна Устинова. Большое зло и мелкие пакости (2003)]; «Тебя сейчас отпустило, но потом станет хуже, когда схлынет адреналин.» [Татьяна Устинова. Подруга особого назначения (2003)]. Какие скука и холод начинают тяготить душу от этой пристальной заботы о собственной физиологии, от нарочитой жажды острых ощущений! А мне так по сердцу стихи И. С. Никитина, которого вдохновляли не гормоны надпочечника, а душевный порыв: «Явится в гости забота ― В доме и скука, и холод; Удаль влетит да обнимет ― Станешь и весел, и молод». Духовная чужеродность некоторых современных писателей препятствует им проникнуть в русское народное самосознание, поэтому слово удаль вызывает у них злую иронию, как, например, у С. До- влатова в «Заповеднике» (1983): «Между делом я прочитал Лихоносова. Конечно, хороший писатель. Талантливый, яркий, пластичный. Живую речь воспроизводит замечательно. И тем не менее, в основе — безнадежное, унылое, назойливое чувство. Худосочный и нудный мотив: «Где ты, Русь?! Куда все подевалось?! Где частушки, рушники, кокошники?! Где хлебосольство, удаль и размах?! Где самовары, иконы, подвижники, юродивые?! Где стерлядь, карпы, мед, зернистая икра?!». Другое дело — наши великие писатели, которые высоко ценили удаль как национальную черту ха- рактера русского народа. К их словам нам надо бы прислушаться, а не к лепету мнимо русскоязычных. Николай Васильевич Гоголь не только к своим современникам, но и к нам обращался, когда писал: «Удаль нашего русского народа — то чудное свойство, ему одному свойственное, которое дает у нас вдруг молодость и старцу и юноше, если только предстанет случай рвануться всем на дело, невозможное ни для какого другого народа, ― которое вдруг сливает у нас всю разнородную массу, между собой враждующую, в одно чувство, так что и ссоры, и личные выгоды каждого ― все позабыто, и вся Россия ― один человек» (Н. В. Гоголь. Выбранные места из переписки с друзьями). В защиту веры в жизненные силы русского народа, в его удаль Федор Михайлович Достоевский писал: «Такая вера в себя не безнравственна и вовсе не пошлое самохвальство. <…>Вера в то, что хочешь и можешь сказать последнее слово миру, что обновишь наконец его избытком живой силы своей, вера в святость своих идеалов, вера в силу своей любви и жажды служения человечеству, — нет, такая вера есть залог самой высшей жизни нации …». На том и стоим, тем и спасаемся даже в смутные времена русской истории.