Вологодский литератор

Продам родительский очаг,
нехитрый скарб раздам по вещи.
Лекарство выпив натощак,
сорвусь туда, где море плещет.
Там в октябре под двадцать пять,
там люди в ярком кормят чаек.
Там страсть не держат на цепях,
и виноградным привечают.
А здесь печурка в недогляд,
роняя головню на щепки,
нет-нет да треснет, коль палят
одну берёзу в холод крепкий.
И ты сидишь себе, следишь, —
сомлев лицом, — за огоньками,
колени обхватив руками…
… И никуда не убежишь, —
не пустит под порогом камень.
Его мой дед ещё, кажись…
…Какая ни на есть, а жизнь,-
…дарованная стариками…

***
Полюбила б я тихий жасмин,
Плач колодца под песню калитки,
Чай с лимоном, уютный камин
В украшенье ракушки-улитки.
Полюбила б я кроткий жасмин,
И ночник, и мерцанье лампадки,
И в подвале брожение вин,
Ореол абажурный, и грядки.
Полюбила б я нежный жасмин,
Целовала бы цвет недотроги.
Ворковала бы, тешилась с ним,
…Да репейник стоит у дороги…

***

В этой речке быстрой-быстрой
очень жгучая вода!
Серебриста… серебриста, —
а не впустит никогда!

Ты скользишь ногой по илу, —
ил и мягок и горяч, —
а по линии прилива
в берег бьётся красный мяч!

Это Таня обронила,
заигравшись между ив.
И теперь с подачи ила
до чего ж пейзаж красив!

***

Отдыхает река…  Отдыхает…
от буксиров, от страсти рыбацкой.
Всё-то лето над ней, злопыхая,
заходилась гроза смехом адским.

Отдыхает река от игривой
детворы, от купальщиц беспечных.
Волны пенились шёлковой гривой
и лизали горячие плечи.

Отдыхает  от праздничных гульбищ,
от тишайших и нежных свиданий.
Ночью  тёплые волны,  как губы,
ласки ждали с ответною данью.

Отдыхает река… Отдыхает…
Щепку в пене белёсой качая.
Жмётся к берегу, тихо вздыхает.
Может, статься, о лете скучает?

* * *
Ивняки да осины
средь белесых берез,
белена на трясине,
камыши да рогоз.
Вдоль дорог по пригоркам
разливной иван-чай.
От кострища прогоркло
одеянье плеча.
Будто вымазан сажей
грозовой небосвод.
Незабудку поглажу,
а вокруг — ни-ко-го! ..
Полежу меж ромашек
головою к реке.

…Проживу без промашек
этот день налегке…

***

Не спеши за меня извиняться
пред толпою чужих нам людей.
Разреши мне по-детски зазнаться
Божьим Даром — любовью твоей.

Пусть манеры мои безыскусны
и наряд не мудрёней иных, —
пью взахлёб, пью, смакуя, пью вкусно
… счастье пью и не чую вины.

Я, как глупая птица-синица,
та, что выжила чудом в мороз,
с гимном  к солнцу лечу веселиться
и не прячу под инеем слёз.

***

У нас всё дождь и слякоть. А у вас…
полно весёлой розовой душицы,
шалфея дух в сенях и хлебный квас
готов для сенокоса… Мне же снится,

как движемся мы вдоль седой воды
песчаным мысом. Справа дюны… дюны…
Любимые — заношены до дыр —
сандалии легки, а мы угрюмы.

Чего нам не хватало? Почему —
таким здоровым, юным и красивым —
нам не жилось в «супружеском плену»,
как будто нас вели туда насильно?

… Я просыпаюсь. Ноют комары,
пригрелась сбоку псина, — тоже ноет.
Какой в её душе болит нарыв?
Прошу – очнись, чудовище живое!

За паутиной тюля льёт и льёт…
Из бочки переполненной журчанье.
А может, чудо вдруг произойдёт.
И ты зайдёшь промокший…
— хочешь чаю?

***

Когда играет музыка в ночи
то тут, то там (играет и играет!), —
душа певуньей-девочкой звучит,
то женщиною взрослою рыдает
и память будит.
Школьный выпускной…
Неверный свет мерцает на ресницах.
К стене прохладной прислонясь спиной,
всем существом горю, — воды напиться!
Впотьмах бачок с белеющим чехлом, —
из крана вверх фонтанчик, — остуди же!
Раздавлен апельсин… Мне нелегко
шагнуть на свет и встать к Нему поближе.
На мне атлас лиловый краше всех,
а волосы, распущенные длинно,
щекочут шею. Я ли не Жизель?
Больное сердце бьётся сильно-сильно!
Мой Альберт!.. мы играем в «ручеек», —
над нами руки, — сомкнутые руки…
Вот так бы и не видеть ничего, —
лишь наша близость с музыкой разлуки.

Начало формы

***

Снег идёт по улице, ребята!
Снег идёт по улице моей.
Кто там настроение попрятал?
Доставай прекрасное скорей!

Снег идёт и на душе не больно.
Каждый будет с неба обогрет
безусловной божеской любовью,
именуемою — Белый Свет…

***

Колючий свет луны — величественный перст —
над мягким тёплым ароматом хлеба.
А млечный путь огромный — на полнеба —
вновь занесён над городом, как крест.

Куда спешу? Да, видно, никуда
по улице то длинной, то короткой.
Когда же первая покатится звезда
в прохладную отвязанную лодку?

Желание успеть бы загадать…
вот так же в реку скинув злую ношу.
Господь, яви мне волю указать
дорогу в мир, где буду я хорошей.