31.08.2018 
0 
80 Сергей Багров ДВЕ РЕЦЕНЗИИ
НОША И КРЕСТ
Хоть и сжато, но задушевно сказал о книге Василия Ситникова «Созвездие волка» земляк его, прозаик Николай Алешинцев.
«Это стихи о нас с Вами. Это зеркало, всматриваясь в которое, можно снова пережить радость детства, испытать сердечное волнение первой любви и погрустить о скоротечности жизненного времени…»
Василия Ситникова вологжане знают, к сожалению, мало, тогда как большинство его стихотворений имеет звучание далеко не местное. Живет себе в великоустюгской деревне Морозовице задушевный певец родных рек, полей и небес, кому судьба счастливо благоволила, и он повёл голосом так щемяще, что его услышала родина.
На полях пробились всходы,
Лес очнулся ото сна,
И несет куда-то воды
Беспокойная весна.
То ли к небу,
То ли к морю,
То ли к серым островам.
Я своим дыханьем вторю
Песням, звукам и словам.
А когда промчатся птицы
Вдаль, захочется и мне
Неба чистого напиться
И растаять в тишине.
Скромные, негромкие слова, а вот ведь вторгаются в тайну того особого откровения, когда всё, что может тебя растревожить, разволновать и даже родить в тебе крылья, которых нет, но ты в такое не веришь, забирает тебя с собой, и ты ощущаешь полёт наяву. Как летящая птица.
Принимай, Россия, Василия Ситникова, как поэта оригинального, кому есть что сказать о всех твоих возвышениях и падениях, всех порывах твоих и чувствах, что ведут сквозь чисть и нечисть сегодняшнего разлома.
Стихи самые разные. Одно из них — о самой святой и доброй душе, которую может иметь только мать. Ночь над лугами. Где-то рядом твой дом. В нем кровать.Неслышными шагами подходит к кровати мать. Остановись, мгновение. Дай возможность почувствовать сыну, что с мамой его все хорошо, она улыбается. И ему хорошо. Как в детстве, которого так нам порою не достает.
Стихи — то о женах, благодаря которым стоят-держатся их мужья. То о последнем мужике деревни. То о тех, кто не верит ни в белых, ни в красных, ни в черных. То о зарытых в землю колоколах.
А вот уже что-то жестокое, с насмешкой, ввалившееся к тебе. Жестокого ты не хочешь, однако оно где-то рядом,и ты не знаешь, как надо избавиться от него. Об этом в свой час Лермонтов с глубочайшим презрением: «А вы, надменные потомки…» И здесь о надменных и бессердечных, потерявшихся в нашей жизни.
Откуда вы, жестокие,
Притворные, фальшивые,
Знать не одними роками
Вас время испаршивило.
Не с плясками, не с песнями,
А с отрицаньем совести
На вас запреты треснули
И растворились в подлости…
Сказано зло и резко, как о чем-то болезненном, нахлынувшем на Россию как нездешний кошмар. Гневается поэт. Гневается и читатель. И опять, как во времена Михаила Юрьевича, встает вопрос: а что же потом? После нас? Строки стихов заставляют задумываться, беспокоят трагическим положением в государстве, в котором так много циничного, мрачного, воровского. Всему этому поэт бросает суровый вызов. Одновременно осмысливает свой путь, который начинается от родного порога. Путь вынужденный, спотычливый, почти невозможный, когда в спину тебе глядит родная страна, которая есть, но которой скоро не будет, как и деревня, та, что недавно еще жила, а теперь умерла.
И все-таки, все-таки, несмотря на трагизм, окутавший нашу родину, не всё потеряно в бренном мире. Не зря же Василий Ситников так уверенно обещает: «Ни ношу я свою не брошу , ни крест свой медный не сниму…»
Родина в такие обещания верит. Верит своим сыновьям, ибо они ее не сдадут тем, кто нас и родину нашу с выгодой покупает.
Не пропусти поэта! Ведь пишущих стихи сегодня — через край. Из-за чего и страх — а вдруг зачислишь ты его в число обычных стихотворцев, тогда как он — сокровище, которое ты можешь полюбить. Пропустишь — все равно что потеряешь клад.
Говорю о Вере Коричевой, которой почти не знаю, но однажды заглянул в «Лад вологодский». Узнал, что ныне Вера вологжанка. Член литобъединения «Среда», которым руководит Ольга Фокина. Выпустила два сборника стихов.
Коричева не пишет, а набрасывает на лист бумаги шелесты и шорохи родной земли. Образы ее — как что-то из хранилищ, когда настало время их показать и этим удивить. Простота и мудрость присутствуют почти во всех ее стихах. Между собой они — как постоянные подруги. Оттого и прелесть прошлого и даже узнавание того, что было, но ты запомнил это плохо, и вот оно к тебе явилось, как напоминание о чем-то воскресающем и дорогом.
«Но лошадка чует стойло,
Значит, скоро будет дома».
Какой незаметный, в то же время очеловечивающий образ. Глядим на серую лошадку, а видим всё. Красивое перелилось в естественно необходимое, то самое, что не хватает нам, чтоб выразить себя в чем-то обыденно-житейском. Это и есть то нужное, чего нам часто не хватает, чтоб разглядеть прикосновение души к душе.
Россия, в которую вглядывается Вера Коричева, уже была. Но что-то важное мы в ней как будто упустили. Возможно, это называется свет-обаянием. Без него, без обаяния невозможно было бы сказать:
И шитый золотом кокошник,
И нитка бус пурпурно-круглых,
И сарафан под пояском.
Она умна и некрасива,
В её глазах живёт косинка,
Пряма осанка, полны груди,
Как два кувшина с молоком.
Простая русская крестьянка,
Всегда в кормилицах и няньках
При тороватом барском доме,
Всегда богата и бедна,
От деревенского запечья
Всегда скупа на праздноречье…
И, может быть, во время оно
Вскормила Пушкина она…
Образы у Коричевой — петые-перепетые. Богатыри, царевна-лебедь, грачи, сказочные медведи. Однако воспринимаешь их как нечто новое, неувядающее и вечное. Тем паче рядом с этими царями-лебедями идут к нам и знакомые, даже родные и непременно миловиднейшие барышни усадеб и имений. А в них мы узнаем то нашу бабушку, то маму, то еще кого-то, кто будоражит нас из всех времен. Все они, казалось бы, из прошлого, а вот ведь где-то возле нас, и все идут к чему-то предстоящему. Идут сквозь сумерки сегодняшнего дня. Куда они?
Вишни снова волшебно цветут.
Только призраки бродят меж ними,
Не они ли хозева тут?
Дома старого бледный фасад.
Тихо девушка в платье столетнем
Проскользит — не увидишь лица.
Цвета ягод — вишнёвая шаль.
Живы образы дальнего века,
И моя холодеет душа…
«Где жила ты и, бледная, шла,
Под ресницами сумрак тая…»
Заключая отзыв о лирике Веры Коричевой, скажу, что стихи ее забирают душу, побуждают к большому человеческому волнению. К летающему волнению, которое можно почувствовать только сердцем. Не всяким сердцем, а только распахнутым встречь надежде…
Живет надежда. Живет и сам поэт. Во всех трех временах.