25 июля – День рождения Василия Макаровича Шукшина
«…Шукшин – пульсирующая словом и чувством живая душа России».
Русский академик Александр Корольков
«…главным событием для русской культуры, по моим представлениям, стала его пьеса (В.М. Шукшина – А.Ц.), где сказочный Илья Муромец бросил сакраментальную фразу, давшую Шукшину название произведения: «Ванька, смотри!» Этим «смотри!» неожиданно и странно погибший Шукшин сказал свое завещание друзьям и всем, кто считает себя русским. Горестные размышления о последующих российских событиях лишь подтверждают, что как раз эти слова и есть подлинное завещание Макарыча».
Выдающийся русский писатель Василий Белов
Наконец-то на государственном уровне в полный голос заговорили о Василии Макаровиче Шукшине. В День народного единства глава государства отметил: «Василий Макарович нам всем своим творчеством напоминает, что в основе всего этого простой человек. Он и есть – суть России. Удивительно, как можно через образы простого человека ясным, понятным, доходчивым, но таким сочным языком показать, что такое душа нашего народа. Так мог сделать только гениальный автор – Василий Шукшин».
Действительно, сегодня – и это очевидно уже для многих, – яснее ясного, что Василий Макарович Шукшин как никто из современников наиболее полно и глубинно выражал наш национальный характер.
О судьбе самого В.М. Шукшина на сегодняшний день сказано и написано многое. Только по-прежнему остается тайной загадка его преждевременного ухода из жизни. Все чаще говорят о насильственной кончине Шукшина, об этом прямо заявляла на страницах печати и вдова писателя. Но дальше разговоров дело не двинулось. И потому именно сегодня особенно важно хотя бы немного приблизиться к этому невидимому порогу последних дней человека, который действительно является ярким и наиболее полным выразителем русского национального характера.
Опубликованные материалы и воспоминания его друзей и близко знакомых при пристальном их изучении заново открывают уже известные факты, выстраивающиеся в поразительно-цельную картину происшедшего.
«Последние месяцы Макарыч был больше обычного возбужден и очень напуган, – пишет в своей книге «Шукшин в кадре и за кадром» Анатолий Дмитриевич Заболоцкий – его друг и единомышленник, оператор-постановщик фильмов «Печки-лавочки» и «Калина красная», – человек, которому Шукшин доверял больше всех. Далее он объясняет причину такого поведения писателя. Дело в том, что в это время Шукшину уделял пристальное внимание один композитор, снабжая его разной информацией, в числе прочего он принес и книгу – тоненькую, напечатанную с «ятями» Нилусом в начале прошлого века, «Протоколы сионских мудрецов».
«Макарыч прочитал эти протоколы, и, улетая на последнюю досъемку в станицу Клетскую (где снимался фильма С. Бондарчука «Они сражались за Родину» – А.Ц.), намереваясь вернуться через неделю, – пишет А. Заболоцкий, – оставил их мне с условием – читать и помалкивать. Вечером, уйдя от него, я начал читать и не бросил, пока не дочел до конца. На следующий день Макарыч улетел во второй половине дня, мы еще перезвонились, он спросил: «Ну как тебе сказочка? Мурашки по спине забегали? Жизненная сказочка – правдивая. Наполовину осуществленная». Макарыч улетел, а вернулся в цинковом гробу» (с. 140-141).
Тот же А.Д. Заболоцкий сообщает: «Еще помню четко, когда несли гроб уже после прощального митинга на кладбище к месту захоронения, сбоку, через нагромождения могил, пробирался рысцой испуганный директор студии имени Горького Григорий Бритиков. Он походил на возбужденного школьника, совершившего шалость. И мне вдруг вспомнились слова Макарыча на кухне: «Ну, мне конец, я расшифровался Григорию. Я ему о геноциде против России все свои думы выговорил» (с. 139).
А до этого страшного события в квартире Заболоцкого, куда он недавно перебрался, и его адреса никто еще, кроме близких друзей не знал, раздался звонок. «… Я подлетел к телефону и услышал: «Умер Шукшин». Говорю: «Шутите вы очень зло». Голос повторил уверенно, с каким-то внутренним напором, близким к торжеству: «Нет. Его больше не существует». Я спрашиваю: «Кто говорит?» Он называется – Милькис – директор…».
Подобные факты далеки от какой-либо подтасовки, тем более что целенаправленная травля В.М. Шукшина продолжалась и на Дону, на съемках фильма. «Когда он был на съемках в Клетской и заговаривал о Есенине, Михаиле Воронцове, Победоносцеве, Столыпине, Лескове, об угнетении русских, то его клеймили националистом, славянофилом, антисемитом. «Только космополитом ни разу не окрестили», – успокаивал себя Шукшин (А. З. с. 184).
«Кто только не поносил его в любом застолье в Москве! А венцом подобных нападок была появившаяся вскоре после смерти Шукшина за подписью Фридриха Горенштейна (одного из соавторов Андрея Тарковского, который был сокурсником Василия Макаровича) публикация «Алтайский воспитанник московской интеллигенции» («Вместо некролога).
Настроения, выраженные в этом пасквиле «Вместо некролога», сопровождали последние годы Шукшина, а перед смертью, можно смело утверждать, захлестывали» (А. З. с. 184).
Как правило, в подобных делах, направленных на сознательную, планомерную травлю человека, может быть закономерным и страшный финал. Что же могло послужить поводом для окончательной расправы над Шукшиным? Вывод напрашивается сам. На корабле, во время съемок фильма, В. М. Шукшин работал – дорабатывал свою пьесу-сказку «Ванька, смотри!» (После его смерти она появилась в журнале «Наш современник» под другим названием – «До третьих петухов») (А. З. с. 180).
За внешней увлекательно-сказовой фабулой автором четко проводилась мысль о русском характере и вымирании народа, а также о возможных путях нашего объединения. Кстати, об этом, по воспоминаниям актера Г. Буркова, пытался поговорить В. М. Шукшин и в Вешенской на встрече у М. А. Шолохова: «…много говорим о русском характере, а народ вымирает, пора искать пути русского единства». Слово в пустоту упало». (А. З. с. 181).
Окружение, в то время там бывшее, не восприняло этого, хотя, разумеется, сам Шолохов всё понял как надо. Но – не для той компании были слезы Шукшина. «С тостом я там вылетел не застольным о гибели русской», – рассказывал об этом событии Заболоцкому Шукшин (с. 181).
Мысли писателя – суть его дел. Коль «расшифровался» Василий Макарович здесь, прилюдно, с ходу, – нет сомнения, что все его мысли и думы наболевшие находят или уже нашли свое место в рукописи, над которой писатель в это время и работал. Да и название пьесы-сказки «Ванька, смотри!» – само за себя красноречиво говорит.
Так вышло, что актер Г. Бурков был как будто последним, кто видел в живых Шукшина и рассказал А. Заболоцкому об их последней встрече так: «В каюте кофе попили. Поговорили, поздно разошлись. В 4 – 5 часов утра еще совсем темно было, мне что-то не спалось, я вышел в коридор, там Макарыч стоит, держится за сердце. Спрашиваю: «Что с тобой?» Да вот режет сердце, валидол уж не помогает. Режет и режет. У тебя такого не бывало? Нет у тебя чего покрепче валидола?» Стал я искать, фельдшерицы нет на месте, в город уезжала. Ну, побегал, нашли у кого-то капли Зеленина. Он налил их без меры, сглотнул, воды выпил и ушел, и затих. Утром на последнюю досъемку ждут. Нет и нет, уже одиннадцать часов – в 12-ом зашли к нему, а он на спине лежит, не шевелится» (А. З. с. 140).
Этот рассказ Г. Буркова полностью противоречит интервью актера А. Панкратова-Черного, опубликованному в «АиФ». Тот же Бурков поведал своему другу Панкратову-Черному совершенно иное: «Жора Бурков говорит мне, что он не верит в то, что Шукшин умер своей смертью. Василий Макарович и Жора в эту ночь стояли на палубе, разговаривали, и так получилось, что после этого разговора Шукшин прожил всего пятнадцать минут. Василий Макарович ушел к себе в каюту веселым, жизнерадостным, сказал Буркову: «Ну тебя, Жорка, к черту! Пойду, попишу».
Потом Бурков рассказывал, что в каюте чувствовался запах корицы – запах, который бывает, когда пускают особый «инфарктный» газ. Шукшин не кричал, а его рукописи – когда его не стало – были разбросаны по каюте.
Причем было уже прохладно, и, вернувшись в каюту, ему надо было снять шинель, галифе, сапоги, гимнастерку… Василия Макаровича нашли в нижнем белье, в кальсонах солдатских, он лежал на кровати, только ноги на полу. Но почему рукописи разбросаны? Сквозняка не могло быть, окна были задраены. Жора говорил, что Шукшин был очень аккуратным человеком.
Да и Лидия Николаевна Федосеева-Шукшина рассказывала о том, что когда они жили в однокомнатном квартире, было двое детей, теснота, поэтому все было распределено по своим местам – машинка печатная, рукописи и так далее. Разбросанные по полу каюты рукописи – не в стиле Шукшина, не в его привычках: кто-то копался, что-то искали. Такими были подозрения Буркова. Но Жора побаивался при жизни об этом говорить, поделился об этом со мной как с другом и сказал: «Саня, если я умру, тогда можешь сказать об этом, но не раньше».
Скорее всего, что второй рассказ Буркова своему другу был более откровенным, правдивым. Тем более что диагноз «сердечная недостаточность» не соответствует истине. «Перед самым началом съемок фильма «Они сражались за Родину» Макарыч лежал в клинической больнице в Кунцеве… Лечащие врачи опекали его. Это были два приветливых специалиста. Демонстрируя кардиограммы Макарыча, говорили (при мне это было): «Сердце у тебя – слава Богу…» (А. З. с. 141).
Из всего этого вытекает один-единственный вывод: у Шукшина в самом деле явно что-то искали в рукописях, кто-то в них старательно копался. Не пьесу ли о гибели русской «Ванька, смотри!»?.. Ведь именно над ней тогда как раз и работал В.М. Шукшин. «Писал он с жаром, несмотря на занятость и перерывы из-за поездок» (А. З. с. 180).
А этот кто-то – эта нечисть – будучи уверенным, что никого не окажется здесь в это время, спокойно делал свое дело, когда, вероятно, и появился неожиданно в каюте Василий Макарович Шукшин. Будучи застигнутым на месте преступления, убийца (или убийцы?) вынуждены были пойти на смертоубийство, пустив этот, по словам Г. Буркова, особый «инфарктный» газ. Всё это и могло произойти в течение пятнадцати минут, о которых упоминал актер. Но кто расскажет теперь всю правду?..
Тогда для чего же нужны были эти рукописи, что пришлось идти на такой страшный шаг? И где они теперь, если вообще еще существуют? Ведь по словам С. В. Викулова («НС» № 10, 1999): «К сожалению, в описи о рукописных материалах ни слова…».
Может быть, ответом этому в какой-то степени послужит тот факт, что на девятый день после гибели В. М. Шукшина из его квартиры (так мне лично рассказывал писатель Г. А. Горышин в 1985 году в Ленинграде, приходивший на девятый день в квартиру), – так вот, к этому времени каким-то образом исчезли из жилища Шукшина все рукописи.
И лишь спустя несколько лет в журнале «Дружба народов» появился роман-продолжение В. М. Шукшина «Любавины». До этого времени все мало-мальски интересное из творческого наследия писателя было уже давно опубликовано. А этот большой, объемный роман, вторую часть всероссийски известных «Любавиных», где повествуется о судьбах современного русского крестьянства, отчего-то «задержали» на несколько лет. В предисловии к изданию литературовед Л. Аннинский сообщал, что титульная страница текста оказалась от другой рукописи. Наивнее объяснения не придумать. Но главное, конечно, в другом.
В связи с этим возникают закономерные сомнения: а все ли идеологические акценты романа принадлежат авторству самого В. М. Шукшина? Иначе трудно найти нормальное объяснение с историей романа «Любавины». Ведь далеко не исключено, что те, кто копался в таинственно исчезнувших рукописях Шукшина в каюте, преследовали именно подобные цели. Потому и сейчас не покидают мысли: окончательный ли, авторский вариант пьесы «Ванька, смотри!» публикуется в настоящее время? К сожалению, на этот вопрос вряд ли кто сегодня ответит…
Кстати, судьба возможной постановки этой пьесы и тех людей, кто хоть как-то был с нею связан, – некоторое тому подтверждение. Известно, что первые ее варианты читал еще Товстоногов и изъявил желание поставить в своем театре, но после гибели в дорожной катастрофе не смог осуществить свою идею.
В. М. Шукшин хотел, чтобы ее поставил Г. Бурков: «Пусть поставит Жоржик «Ванька, смотри»! Посмотрим…». Дело в том, что Бурков был главным претендентом на одну из центральных ролей в будущем шукшинском фильме «Я пришел дать вам волю» – на роль народного заступника Матвея. Вот Шукшин и хотел проверить, на что годен «главный идеолог крестьянства Матвей», коль он поставит эту пьесу: «Вот Жора на два фронта жить давно научен. И нашим. И вашим. Бывает, еле сдерживаюсь, – говорил сам Шукшин, – Лешу Ванина в упор не видит, тот ему не пригодится никогда, а с Юрой Никулиным, Сергеем Федоровичем (Бондарчуком – А.Ц.), – ух, как преклонен… и находчив… Артистизм его нутро скрывает, но сколько веревочка не вейся…» (А. З. с. 181).
Об этом – уже открыто – говорил в своем выступлении и сам Анатолий Дмитриевич Заболоцкий 23 июля 1989 года на Шукшинских чтениях.
«Организовал фонд имени Шукшина Георгий Бурков. Он тут присутствует. И мне хотелось бы ему напомнить, что за несколько месяцев до смерти Шукшин написал пьесу, которую – как он сам говорил – задумал с тем, чтобы поставил ее Георгий Бурков. Она была напечатана посмертно в журнале «Наш современник» под названием «До третьих петухов».
Первичное ее, авторское название было – «Ванька, смотри!» Василий Макарович говорил: «Когда Бурков поставит пьесу хотя бы на любительской сцене, он проявится как гражданин, расшифрует себя, свою гражданскую позицию. И ставить ее не дам никому, кроме Георгия». Однако минуло уже 15 лет после смерти автора, а Георгий еще не поставил пьесу. Думаю, поставь он ее – вот и был бы самый настоящий фонд Шукшина, который организовал бы Георгий Бурков».
Неизвестно, поставил бы эту пьесу на самом деле Бурков: кажется, что-то его от этого шага крепко удерживало, но только и его жизнь оборвалась преждевременно. В одном из своих интервью режиссер Э. Рязанов рассказывал, что Бурков случайно сломал ногу. Ему благополучно сделали операцию, состояние было хорошее, и ему должны были сразу послать сценарий нового рязановского фильма «Небеса обетованные», где Буркову предназначалась главная роль. Но он неожиданно скончался. Жуткие, необъяснимые случайности… Между прочим, поразителен и тот факт, что пьеса-сказка «Ванька, смотри!» до сих пор публикуется не под своим названием. Раньше это было сделано из соображений цензуры, теперь же непонятно: кто или что мешает дать пьесе при ее переизданиях авторское название? Отчего всё это?
И почему так получается, что судьба этой пьесы-предупреждения, пьесы-предостережения, пьесы-предсказания до сих пор является как бы тайной за семью печатями?..
Василий Макарович Шукшин, вероятно, единственный из своих современников не просто увидел опасность дня сегодняшнего – он, думается, наметил в этой пьесе и пути выхода из того колоссального тупика, в который уже заходила, а теперь, как известно, и зашла окончательно Россия.
Работая над дорогим ему образом Степана Разина, Шукшин в своем постижении России видел через образ этого великого бунтаря и саму душу русского мужика, – таким образом, постигая суть такого понятия, как крестьянство – той, единственно верной силы, способной не только по-настоящему противостоять черной напасти, но и вывести русского человека на столбовую дорогу православной жизни.
И пьеса «Ванька, смотри!», где центральное место принадлежит обобщенному образу русского человека, – как раз и воплощала задуманное в современных, наших, так сказать, условиях существования. В эту пьесу автор вложил все свои думы сердечные, всю боль за родное отечество. Ведь недаром в его дневнике прорывается: «Разлад на Руси, большой разлад. Сердцем чую».
Конечно, по большому счету, дело здесь не столько в пьесе. Понятнее выражаясь, в лице Василия Макаровича Шукшина наш народ, того еще не ведая, в ближайшем будущем приобрел бы крепкого З а с т у п н и к а. То есть человека, способного конкретно влиять на наше духовное возрождение в грозном ХХI веке.
«Важно прорваться в будущую Россию», – сказано в одной из рабочих записей В. М. Шукшина. И это произнесено с полным осознанием собственных сил и возможностей человеком, который является непостижимым явлением нашей современности: крупнейшим, выдающимся режиссером, актером, сценаристом, драматургом и, наконец, непревзойденным, большим писателем. Воистину, современное искусство еще не знало такого неповторимого сочетания.
Тот, кто совершил злодеяние, ответит перед Богом. А в душе русского человека Василий Макарович Шукшин останется уже навсегда – навечно, потому что память народная исторически разборчива и безошибочна.