Вологодский литератор

ДАЧА И СВЕРХЗАДАЧА

Что, писатель, смотришь грустно,
стало некогда писать?
Чтобы выросла закуска,
её надо поливать.

А ещё рыхлить землицу,
сорняки таскать в компост
и проветривать теплицу –
труд простой не так-то прост.

А ещё есть сверхзадача,
от которой сам не свой:
в государстве, как на дачах,
нарастить культурный слой.

Может, в этом сверхискусство:
среди вечных бурь и бед,
как бы ни было нам грустно, –
возрастить не пустоцвет.

И «рыхлить» литературу,
удаляя сорный хлам,
чтобы русскую культуру
не точил жукастый хам.

Чтобы в громогласных залах,
где витии держат речь,
долго эхо повторяло:
что нам надобно беречь.

Что в основе недорода
коренится недотруд;
что не портится порода,
если портить не дают.

В огороде непорядки
могут статься не со зла.
Нам нельзя к российской грядке
прозевать поход козла.

С родников берут начало
Волга, Кама, Ангара…
Чтоб закуска не пропала,
поливать пришла пора;

с кем попало – не дружиться,
а, смахнув горячий пот,
выжать майку, поклониться
на российский огород.

ПРО СЕНЬКУ

Это не просто. Ох, это не просто,
если и жизнь и судьба − не по росту.

Мудрый народ говорит неспроста:
шапка, мол, Сеньке досталась не та.

Сам ли он ли шапку не ту захотел,
или ему её кто-то надел?

В шутку ли, с умыслом? Пуст разговор,
голову клонит тяжёлый убор.

Скажут, судьба оказалась горба;
скажут, такого искала раба.

Может любовью в капкан заманить,
где от неё вдруг расхочется жить.

Вот и пойми эту жизнь и судьбу,
если не то и не та на горбу.

Сани ли, «тачку» тебе подают,
глянь, не в чужую ль любезно ведут.

Сенька ты Сенька! Дивится народ:
что ж ты проехал родной поворот?

Едешь и едешь к чужому двору,
станешь игрушкой во вражьем пиру.

Чашу позора осушишь до дна,
хватишь похмелья. А чья в том вина?

Знал ведь про сани, про пряник и кнут,
шапку не скинул, не сбросил хомут.

Жизнь пролетит, довершится судьба.
Что ж я жалею такого раба?..

ЗАВЕТ

«Пиши, как Бог на душу положит.
Если положит…».
(Из дневника)

Как Бог на душу положит,
так, родимый, и пиши.
Ну а если не положит,
душу мучать не спеши.

Пусть слова и даже буквы
от терзаний отдохнут.
Походи, дружок, за клюквой,
не сочти за лишний труд.

Не для денег, с Божьей мерой,
зная, чуя наперёд:
вдруг за пасмурным, за серым
день другой тебя найдёт.

Бог увидит, чем ты занят,
скажет: «Надо пожалеть.
А иначе ум увянет,
перестанет сердце петь».

Закружится мыслей стая…
Клюквой что ли их вскормил?
Между строчек завитает
чем Господь вознаградил.

ВОЛНЫ

Солёные волны, вас кто посолил
и так расплескал по планете?
Над вами летит альбатрос белокрыл,
у берега плещутся дети.

Рождённые плавать однажды уйдут
на поиски дальнего счастья.
Случается, волны корабль разобьют,
ревнуя к безудержной страсти.

Бессчётно пучина взяла навсегда
отважных людей – мореходов.
В себя обратила стихия-вода
посланцев времён и народов.

Солёные волны качают суда,
как люльки, при тихой погоде.
И снятся тогда миражи-города
навек просолённой породе.

В солёности слёз и в солёности волн –
извечные привкусы крови.
Потомок Синдбада, бесстрашием полн,
к удаче команду готовит.

БРОДЯГА-ДОЖДЬ

Куда-то дождь
весь день идёт.
Я жду, ты ждёшь,
а он – не ждёт.

В окно стучит,
как пилигрим.
Он не молчит,
а мы – молчим.

Дождь смыл пути
и снёс мосты.
Как нам найти:
где я, где ты?

В ночном бреду
лелеем ложь,
что я иду,
что ты идёшь.

Глядим на дождь,
а жизнь идёт.
Я жду, ты ждёшь.
Любовь – не ждёт.