ПЕРЕПОЛОХ
Ночь. Луна. Силуэты коней.
Неожиданно сверху рыдающий плач. Встревожились кони. Кто — на дыбы, кто — вскачь, кто – к конюшне.
Стая белеющих птиц. Словно демоны, вот-вот усядутся на коней. И помчатся туда, где хаос.
Беспокойство внизу. Тревога вверху. Птицы летели на корм к болоту. Да разглядели коней, приняв их за мрачную силу.
Два встревоженных косяка. Тех, кто скачет, и тех, кто летает.
Было лето. Пахло не только овсами, но и гривами лошадей. Сверху летели легкие перья. Стоял 1963 год. Тогда еще были живые кони. Был живой и Рубцов. Сейчас кони новые. Не живые, а как живые, к тому же умеющие летать. Их для нас сохранил бессмертный поэт.
ЖДУ
Земля на отдыхе. Солнечно и тихо. Пахнет хлебными полями. Хочется идти куда-то к горизонту, откуда поглядеть на все миры и, улыбнувшись, осознать, что ты живешь. Отдать и чувство благодарности тому, кто тебя вывел в жизнь. И в глубине души почувствовать дорогу, которой ты идешь. Услышать и волнение в груди. Как если бы в ней вместо сердца – бодрый колокольчик. Звенит и обещает рай.
СМУЩЕНИЕ
Дорога, пыль и стук копыт.
Нет никого, а кто-то скачет из прошлого сюда, где ты.
А вон и девушка с изящной цинией в руке. И тот, к кому метнулись её талые глаза.
Ты где-то в стороне, смущенный оттого, что разглядел соединение двух душ.
ТАИНСТВЕННЫЙ МУЗЫКАНТ
Земля остывает. Летят последние листья. Кто-то из нежити, выбрав ночь потемней, рвется в лес, где спокойные ели протягивают, как руки, шершавые лапы, чтобы ими занять за городом ивовые поляны, где, словно фонарики мерцают стремительные щуры.
Рядышком, в хлюпающем болоте топчутся цапли, собираясь лететь на вторую родину, где три моря, тёплые дюны песков и, как бревна в воде, зубастые крокодилы. Жить им целую зиму среди коренастой арчи, шевелящихся скал и хмурых гиен.
И у нас сегодня за Вологдой неуютно. Солнца нет, словно кто-то его потихоньку увел, отчего среди голых стволов слышится шорох теней, убаюкивающий зверей, где уже задремал перед тем как уйти в чуткий сон , еле видимый лось.
Осень. Медленные снежинки. И тоскливая скрипка, которую вывел сквозь лес таинственный музыкант, от кого подальше держатся даже волки.
НАШ ОПТИМИЗМ
Душа рассматривает небо. Хотелось, чтоб оно не посылало черных туч, а вместе с ними и беды, с какой глядит на нас всё то, что ненавидит жизнь.
Нет ни войны, ни боя, а люди, как уходят в никуда. Болезнь и эпидемия, как две подруги, таращатся на нас, как на врагов. А мы? Не растерялись же. Тогда чего? Что можем мы?
Жить, как и жили. Мы, даже пропадая, не поверим в собственный конец. Мы, разумеется, не боги. Но и не хуже их. Наш дух к чужим ногам не припадет. Он где-то против сердца — твоего и моего. Да здравствует великий русский оптимизм!..
АУ-У?
Ночь надела на себя и звезды, и луну. Стало чисто, празднично и высоко.
Ликуй, мой друг! И радостно прими улыбку неба, с какой глядит на нас, наверное, сам Бог, еще не выбрав самой горестной души, которую он обязательно полюбит и спасет.
Ау-у? Душа несчастная? Открой себя! К тебе идут…
СТИХИЯ
Убежать! От всего, что рычит и ворчит, пугает, злится и ненавидит. Оказаться, как ветер, в широкой степи, где когда-то рождал поэзию мудрый Тютчев. Стать стихией, и никому на свете не поддаваться. Только стуку в груди, какой тебя приведет к роковой тишине, перед которой склоняются все народы.
ДУНУЛО И ВЗДОХНУЛО
Треснуло где-то за огородами. Засвистело в лесу. Где-то свет загорел. Вдоль по улице, как на крыльях, повалил мягкий снег. Осень уже на исходе. Скрипя дырявыми сапогами, ушла бродить в мрачный сумрак полей. В деревне – покой. Застучали мостки. Кто-то шел с бадейками на колодец. Снова дунуло. Снова треснуло за оградой. На все улицы, раздышавшись морозами, входила молоденькая зима.
В ЗЕМЛЕ И НА ЗЕМЛЕ
Друзья когда-то приходили и ко мне. Теперь они лежат в гробах. Среди усопших — те, с кем я учился в средней школе, работал в лесопункте, гулял по вечерам, писал рассказы, плакал и смеялся и даже, опьянев от возбуждения, летал, то вверх, то вниз. Я был для них, как свой. Да и теперь их вспоминаю, как своих. Все они ныне там, в объятиях земли. Но я воспринимаю их не как погасших, а как пришедших в незнакомый мир. Пускай они не около меня, но я их чувствую особым чувством, которое объединяет мертвых и живых и сострадает тем, кто всеми позабыт.