Вологодский литератор

Ах, какая она была доверчиво-юная, пылко верившая ему, как какому-нибудь кумиру, кто всегда её и поддержит, и защитит. В то же время была у Наташи и собственная гордыня. И ещё уверенность в том, что он её на другую не променяет. Уверенность эта была у нее во всем. Прежде всего, в её неусидчивой быстрой фигурке, чистом, всегда улыбающемся лице, смелой походке и, конечно, в прекрасных глазах, смотревших на жизнь, как на праздник, главную роль в котором сыграет она. Платье было на ней ручного шитья, с кружевами на рукавах, казеиновым поясом и подолом, игриво плясавшим, когда она шла, и эта пляска Андрея смущала, ибо он видел ее божественные колени, и хотелось ему целовать их и целовать.

И ведь что? Воспаляющая мечта оказалась осуществимой. Торопливые поцелуи. Шепот. Сбивчивое дыхание.

В свою очередь и она свои маленькие ладошки поднимала ему на плечи и, пройдясь по ним каждым пальчиком, говорила, любя:

— Никому не отдам. Ты – мой…

Андрей учился в 10-м. Она – в 9-м. Всё это лето она как бы перерождалась. А до этого что? Была подрастающей, незаметной. И вот обозначилась той, какой её порода и назначала. Чувствовала каждой клеточкой тела, что не только её одноклассники, а, пожалуй, и все кавалеры города ловили её глазами, дабы понравиться ей, настолько была она зазывающей и прелестной. К тому же она очаровывала своими зелёными, что-то скрывающими глазами, в которых пряталось нечто такое, что достижимо бывает только в мечте.

Вечер. Зыбкие тени от тополей. Где-то рядом река. Как всегда, они были на берегу.

— Ты никуда от меня не уедешь! – сказала она.

— Почему? – Он не понял и даже чуть испугался, учуяв в её мягком голосе женский напор, словно она ему что-то вдруг запрещала.

— Потому, что там будет другая. Не такая, как я, и ты меня бросишь.

Андрей снисходительно улыбнулся.

— Даже если и так, всё равно ты её будешь лучше. Они обнялись, и он услышал её ладошки, лежавшие на обоих его плечах. Казалось, они ему и сказали:

— Буду ждать каждый день!

Они расстались на берегу. На пристань они не пошли специально. Наташа могла бы при всех разрыдаться, и ему от этого стало бы неприятно.

Шёл пароход по вечерней реке. Все пассажиры на палубе. И Андрей среди них. И тут он услышал голос ее:

— Андрюша-а!

Она стояла на берегу, под текучей листвой березы. От платья, панамы на голове, туфелек с ремешками — вся белая-белая, как невеста. Махала ему сначала панамой, но та от порыва ветра вырвалась из руки и полетела следом за пароходом, вызывая в толпе пассажиров дружный восторг.

Андрей смутился. Все, кто на палубе был, переводили глаза с неё на него и умилялись, завидуя им. И тут он услышал всплеск многих рук, с каким пассажиры весело отправляли Наташе свой солидарный порыв. За что? За самое молодое. За то, что она сбросила туфельки с ног и стала ими махать, посылая всему пароходу своё горячее: «До свиданья-я!»

Андрей чуть померк. Полагал, что Наташу он больше уже не увидит. Как ни странно, однако стало ему в последние дни с ней немного однообразно. Неужели она ему надоела? Он и сам был этому удивлен. Еще неделю назад испытывал к ней влечение. И вдруг как-то сразу и поскучнел. И стала казаться ему она слишком, слишком простой, слишком, слишком провинциальной. Он считал себя выше ее. Разумеется, и умнее. И в эти минуты, пока её видел с палубы парохода, он был расстроен и напряжён. В то же время внутренне рад. Впереди ожидала его свобода.

Разлуки не было для него. Уплыл, принимая всем своим существом длинный ряд новых дней. Хотя нового в них и не было ничего. Всё банально, обыкновенно. Общежития. То одно, то другое. Служба в армии. Институт. Работа на производстве. Девушки. О, как много их было. Выбирал самую-самую среди них. С выбором обманулся. Узнал об этом, когда погрузился в семейную жизнь. Супруга с характером оказалась. Капризным и вздорным. Пришлось разойтись. И вот он один – свободный, скептический, перспективный. На ум приходило то, что он еще молодец хоть куда. 39 неполных лет. Так что есть у него и запас, тот, что можно пустить еще на одну семейную жизнь, где будут и дом, и жена, и будущее, и дети. В думах вспомнилась и Наташа. Вспомнилась сладко, ласково и легко, и он ощутил её пальчики, как лежали они у него на плечах. Казалось и не Наташа, а сами пальчики спрашивали его:

— Ты помнишь? Помнишь, как ты меня целовал?

Десять пальчиков. Столько же и вопросов. А сколько ответов? Ни одного.

И вот он, тусклый и одинокий, опоздавший к той самой пристани, без которой и человек – да не человек. Оставалось в душе, однако, упрямство. Оно Андрею и подсказало: потеряно, да не всё.

В конце концов, появилась идея – вернуться туда, где прошла его юность. Кто его встретит? Некому встретить. Мать с отцом он еще в юные годы похоронил. Дом перешел к дальним родственникам, кого он не знал даже, как и зовут. Но дом – это дело седьмое. В крайнем случае, можно его и купить. И ввести в дом хозяйкой кого? Почему б не её, Наташу, вновь вернувшуюся к нему.

Решил послать срочную телеграмму. Пусть придет, опять же на тропку под тополями, где когда-то они проводили свои вечера.

Потерял Андрей чувство меры и времени. Да и такт потерял. Не надо бы было ему телеграмму. Кто знает, как сейчас обстоят у Наташи дела. Может быть, она замужем. Семья у нее. А он туда, как незваный варяг?

Телеграмму отправил он в тот же день, когда сел в пассажирский автобус.

И вот он, старенький городок. Нет, не старенький. Андрей не сразу его и узнал. Среди ветхих домов там и сям стоят, как на выданье, молодые многоэтажки.

Куда Андрею идти? Пошел туда, где высокие тополя.

Однако не было тополей. Вместо них – огромные свежие пни. Кое-где на них – доски. Садись, отдыхай. Что и сделал Андрей.

Взгляд налево. Потом – и направо. Глаза мелко засуетились. Отчего они так? Словно кого-то он обманул, и сейчас предстоит отвечать.

Вон какая-то девушка, стройная, быстрая, в белом, с дамской сумочкой на плече. Приподнялся Андрей. Хотел встать, но опять уселся, от волнения ощутив, как всё его тело отяжелело. Неужели она? Наташа? Какой была, такой и осталась. Нисколько не изменилась. Вот она подошла. В двух шагах от него. И нежным, однако, насмешливым голосочком, как своему знакомому, кто причинил ей что-то плохое, иронически изрекла:

— Пришли?

Андрей снова попробовал встать. Но снова отяжелело.

— Наташа? — сказал он испуганно.

Девушка усмехнулась.

— Вспомнили маму?

Прошибло Андрея сверху донизу, так что ноги его ожгло, и он переставил их рядом, на новое место.

— Я и не знал.

— Что – не знал?

— Ничего.

Похожая на Наташу красавица заговорила так, как если бы совершил Андрей тяжкое преступление, и надо за это его наказать:

— Вы её бросили.

— Так уж вышло, — буркнул Андрей.

Девушка чётко растолковала то, чего мог Андрей и не знать:

— Она ведь в школе училась. И снова хотела туда. Хотела учиться в десятом. И вот — никуда. Беременная. А беременных в школу кто пустит? Исключили её за аморальное поведение. Одна она и воспитывала меня. Думала, вы приедете к ней. А у вас там своя, видно, жизнь…

Изумился Андрей:

— Она чего? И замуж не выходила?

— Вас ждала! – В глазах у девушки раздражение.

— Но я, — продолжил, было, Андрей.

— Не надо. Лучше не объяснять. Понятно и так.

— Может, можно еще… — добавил Андрей.

— Напрасно приехали. Мама не пустит. Зачем ей такой? – Это был уже грубый вызов, с каким девушка отвернулась от собственного отца. От него же и маму отгородила, дав понять, что не нужен он здесь никому.

— Дочка, — чуть слышно сказал Андрей, — как хоть звать-то тебя?

Но дочка уже уходила. Заметила возле школы высокого юношу, в светлом. К нему и пошла.

Андрей побито вздохнул и остался сидеть, глядя, как среди летних кустов, в свете поздней зари шли, обнявшись друг с другом, дочка его со своим женихом. Оба могли бы быть и роднёй. Могли бы, однако не будут уже. Шли, пожалуй, туда, где ждала их сейчас Наташа. Ну, а он оставался на берегу. Станет думать: куда ему? И зачем?

Сидел, весь какой-то истратившийся, пустой. «Поплыву», — сказал самому себе, разглядев под берегом стаю пасшихся на воде лёгких лодок. Спустился к реке. Подошел к шалашу. Увидел сторожа.

– Покупаю корабль…

Отдал сторожу деньги. Уселся в одну из долблёнок. Подождал, пока сторож его выводил на речную струю. Бухнул вёслами и поплыл. Сначала к купающейся вехе. После – к бакену. Ну, а там и к небесному ходоку, опускавшему вдоль реки серебрящуюся дорожку.

«Ну, куда я? – спросил у себя. Сам же себе и ответил: — А не всё ли равно. Главное, всё на родной стороне, как было, так и оставить. Хватит с меня и одной Наташи. Упустил её. И себя упустил…»

Андрей поднял голову, прислушиваясь к чему-то. Но было вокруг тихо-тихо. Лишь капля за каплей падала с вёсел вода.

Целую ночь, просидел он за веслами. То плыл, то не плыл. Иногда поднимал вверх глаза.

Там, вверху — глубокое звездное небо да очищающая луна. Тогда как хотелось грозы и темнеющих туч, в глубинах которых кто-то кого-то подстерегает.

— О, небо, небо, — молвил Андрей, — ну, почему ты такое беззлобное? Почему не меня ты подстерегаешь?..

Рано утром он был на автобусной остановке. Купил билет и поехал туда, откуда хотел убежать. Сидел и слышал, как на плечах его пальчики шевелились. Он узнал их по шепоту, с каким они спрашивали его:

— Ты помнишь? Помнишь, как ты меня целовал?

Десять пальчиков. Десять раз и спросили его об этом.