К 60-летию Вологодской писательской организации Николай Дегтерёв И ВЕЧНАЯ УЧАСТЬ ДУШИ!..
* * *
Поведай грядущему миру
про светлое детство твое,
про муки призванья, и лиру,
и чем ты рискнул для нее.
Поведай о Родине, или,
вернее, о старом дворе,
где дерево в солнечной пыли,
с зарубками на коре.
Влюбленности воздух бесплотный
и трудный любви перегной
пусть в стих проникают свободный,
пусть выскажутся тобой.
Поведай о смерти, о горе,
о том, как печальны кресты,
о том, как не скрыться от боли
в присутствии пустоты.
Поведай о внутренней битве,
о самом тебе дорогом:
о вере скажи, о молитве,
о Боге, незримом, благом,
о том, что вот это – основа
и вечная участь души!..
…но только о главном – ни слова,
ни слова не напиши.
* * *
Наваливалась тишина,
и воздух становился гулким.
Тревогой вся окружена
ходила мать по переулкам,
стучалась в двери. Только стук
молчаньем отзывался сиро,
как резонирующий звук
богооставленного мира.
А я сидел в своем дому
и материнский голос слышал.
Никто не отвечал ему,
никто на стук и зов не вышел.
Тогда я женщину позвал:
«Вернуть ты сына захотела?
Я так же точно мать искал,
но мать моя давно истлела.
Увы, предел любви таков,
предел любви, закон разлуки».
Я смолк. Мне не хватало слов
для этой нашей общей муки.
И вдруг внезапно я постиг,
что с нею мы теперь стояли,
как сын и мать, что в этот миг
сквозь боль друг друга узнавали.
Автобиография
Как справиться с этим вихрем, с таким
Чудовищным вихрем дней?
Идет этот вихрь по моим родным,
Уносит родных людей.
Так был у меня отец, но он
Однажды ушел во тьму,
А может быть, за небесный кордон
К Господу моему.
И маму, и многих-многих других
Земля в себя приняла.
А жизнь шла по земле без них,
Как бы по их телам.
И время шло, стучали часы,
Стучали мои поезда.
И, будто звезды, склонялись весы
В сторону смерти. Да,
Я думал, что близок и мой конец,
И я принимал конец.
Но вдруг я увидел, что жив отец,
В ладони сжимая крест.
И в доме моем расступился мрак
Перед новой семьей,
Перед другими родными, как
Те, что слились с землей.
И в доме моем голоса звучат,
Машинка стирает белье,
Скрипит коляска, сердца стучат –
Сына, жены и мое –
Для новой жизни, для нового дня,
Которому нет конца!
А из коляски глядят на меня
Глаза моего отца.
* * *
Мой друг, мне снится иногда
Мой двор и детские качели.
Они качаются тогда,
Поскрипывая еле-еле.
Дорога снится в шуме дня.
И каждый раз так происходит –
Дорогой той, забыв меня,
Мои родители уходят
И пропадают без следа.
Качель застонет и споткнется.
И никогда, и никогда
Мне их догнать не удается
* * *
Ах, зачем надо мной шелестели
То ли ивы, березы то ли,
Я не помню – в мае, в апреле,
В сентябре, в феврале, в июле?
Там речушка во тьму бежала,
Ручеек, может быть, канавка,
И хрустальные брызги бросала,
Как цветок, от паденья камня.
Я бросал их с моста, конечно,
Впрочем, это не мост, мосточек,
Восхищаясь игрой нездешней
Раскрывавшихся водных почек.
Время шло, может быть, летело,
Может быть, и ползло, не знаю,
Холодало и вечерело,
Я не помню, я все бросаю.
Камни все покидал я к ночи,
Без следа их вода поглотила.
О, душа моя так же точно
Безразлична и терпелива.
* * *
Когда-нибудь, в тяжелый жизни час,
Меня, как саваном, накроет сном.
Так иногда Господь спасает нас,
Когда не знаем мы, как мы живем.
И будет поле, поле в этом сне,
И будет обязательно весна,
И вся природа, верная весне,
Вся будет к небесам вознесена.
И детство, детство будет там мое,
И будут там родители мои,
Но все мы будем – только часть ее,
Большой Земли, одной большой семьи.
Тогда и мы преобразимся вдруг,
И будем к Славе Божьей причтены!
И я проснусь. Но я пойму, мой друг,
Что дни мои еще не сочтены.
Жене
Нету сил. Опускаются руки.
Но держись, моя радость, держись,
Эти слезы, обиды и муки –
Это все называется жизнь.
Мы учились не этому зренью,
А достоинству, воле, борьбе,
И совсем не учились терпенью –
Слишком сложно – и мне, и тебе.
Ничего, что мы это не знаем –
Наверстаем, изучим, поймем,
Книгу жизни еще полистаем,
И параграф искомый найдем,
Посидим над учебником этим,
Мудрость каждого зная листа,
Как послушные малые дети
На уроке Иисуса Христа.