Зимой, сразу после Нового года, пришло сообщение от бабушки. Неожиданную её новость внук никак не мог осознать до конца: на второй неделе января к ней должен приехать родной брат, о котором он, давно уже взрослый человек, и слыхом не слыхивал! Бабушка просила встретить брата Владимира на вокзале и привезти к ней в посёлок, окружённый северной тайгой.
Что за чудеса?! Ни один родственник, даже единственный до сего дня старший брат бабушки, за двадцать с лишним лет не проронил ни слова о «родном брате Владимире»! Откуда он взялся?
По скупым и обрывистым фразам можно было понять только одно: он учёный, кандидат наук, работал в Москве, но давно на пенсии.
Шли каникулы, внук был свободен, и через неделю стоял на перроне. Состав со скрипом и шипением остановился, к вагону бежать почти не пришлось, и он, предупредив проводницу, направился к нужному купе, в котором сидел новоиспечённый родственник. Выглядел бабушкин брат странно: живот неестественно выпирал из серого пальто, в тёмной шевелюре сверкали клочки седых волос, лицо казалось измождённым и слишком худым, а глаза с выцветшими зрачками смотрели куда-то в сторону.
Внучатый племянник представился, взял поклажу и помог дяде встать: и видно и слышно было, что Владимир серьёзно болен. Дышал он шумно, передвигался с трудом, отвечал односложно, мучительно подбирая слова.
Автостанция располагалась напротив вокзала, её расписание было «состыковано» с железнодорожным, и вскоре спутники уже сидели в мягких креслах междугородного автобуса.
Зимой вечереет быстро, выехали они из города при свете фонарей, а лесная дорога и вовсе погрузила в полнейшую темень, через которую изредка пробивались огни придорожных деревень.
Расспрашивать Владимира было бесполезно: он сидел, отстранённый от всего вокруг. Только раз встрепенулся, достал из кармана сувенирную фляжку и запил короткими глотками таблетку.
Племянник продолжал размышлять о загадочном родственнике… По какой чрезвычайной причине он был исключён из семейного предания, и когда это произошло? В каком времени всё оборвалось?..
Бабушка ждала гостей. Изба была натоплена, пироги, прикрытые полотенцами, занимали весь стол.
Владимир, перешагнув порог, стоял, не раздеваясь, и впервые смотрел прямо перед собой. В бабушкиных глазах внук разглядел всё: удивление, боль, сдержанную радость, нежность и непреклонное внутреннее достоинство.
Гости сели за стол, придвинув стулья, каждый на своё место, но разговор не клеился, и внук, почувствовав неловкость, ушёл в зал, лёг на диван и неожиданно быстро заснул, очнувшись ненадолго только к полуночи.
Разговор за дверью продолжался. Голоса звенели, перебивая друг друга, но вдруг оборвались, съехав на шёпот, а спустя минуту-другую вновь перешли на повышенный тон.
Утром внук не узнал родственников: морщины на посветлевших лицах словно разгладились, тоскливый и опустошающий страх исчез, брат и сестра вернулись к жизни. Будто и не случилось в прошлом размолвки и разлуки, — они обнялись на крыльце и долго так стояли, вполголоса переговариваясь, пока им не напомнили о рейсе. Дяде Володе надо было спешить, чтобы успеть к редкому поезду…
В автобусе он уже не молчал, а с интересом расспрашивал о работе, о городе, о дальней родне. И хотя продолжал шумно, даже со свистом, дышать и медленно шёл к вагону, взгляд его был иным, спокойным и сосредоточенным.
В следующем бабушкином послании, которое внук получил через месяц, он прочёл главное: Владимир скончался в подмосковном доме престарелых. У него был рак в четвёртой стадии.