Вологодский литератор

НАЛЕГКЕ

Осталось век дожить свой налегке

спиной к берёзе и лицом к реке,

где проплывали льдины, облака,

и думать: жизнь – такая же река.

Она была когда-то глубока…

Но время намывало острова,

и растеклась река на рукава.

Они до синя-моря не дойдут,

в озёрах и болотах пропадут.

У них другой означился маршрут…

Но верится в пропащие места!

В них оживает Божья красота.

Поселятся в болотах кулики –

праправнуки красавицы-реки.

Настанут их счастливые деньки…

Рука Творца раздвинет гроздья туч,

земли коснётся. И забьётся ключ.

Заговорит на птичьем языке,

пророча русло будущей реке.

Всё начиналось в жизни налегке…

*  *  *

Почему, проклинают Россию?

Где осанна её доброте?

Почему долгожданный Мессия –

осуждён и распят на кресте?

В этом есть судьбоносное сходство,

верным сходством нельзя пренебречь.

Он явил нам Любви благородство,

без Любви – ничего не сберечь.

При дверях предвещаемый хаос.

Дни летят, жизнь летит в пустоту.

Не ждалось никому, не гадалось,

в кои веки распнут Красоту.

Почему так любезна Россия

всем, кто Божье узрел на Земле?

Не сюда ли вернётся Мессия,

если мир захлебнётся во зле?

*  *  *

Бог им судья – и лютым и нелютым –

у критиков суровая стезя.

Предпочитаю – рвать любые путы,

не рассуждая: «льзя» или нельзя,

легко сносить суды и приговоры,

они – удавка дерзкому уму.

Лети, поэт, в безвестные просторы,

Бог доверяет сердцу твоему.

*  *  *

Не посыпаю жизнь кайенским перцем

и пищу непомерно не перчу.

Сказало: «Хватит!» мне родное сердце.

И перца выше сердца – не хочу.

Пускай харчо останется грузинам,

а перец-чили – там, где снега нет.

Мне б – щец из русской печки, с солониной,

из гречки каши, с чесночком котлет.

И трапезу запить копорским чаем

иль клюквенным напитком завершить.

Чужой формат в желудок – не внедряю!

Хочу по-русски есть, по-русски жить.

Пускай от суши ловят кайф японцы,

китайцы жарят змей, мышей и глист.

Я не хочу чужой воды и солнца,

в своей стране питаться, как турист.

За чёрный хлеб всегда проголосую.

Свой, русский, хлеб ничем не заменим.

Навек запомни истину простую:

мы – то с тобой, что мы с тобой едим,

что слушаем и видим ежечасно,

что в нас с тобой внедрят исподтишка.

Не забывай: чужое нам опасно,

не дрогнут вражье сердце и рука.

ЭКРАН

Мир помнит, как летел Чапаев

с подъятой шашкой на коне.

«Даёшь!» – кричал он, пролагая

свободе путь в родной стране.

За ним лавиною летели

бойцы на резвых скакунах,

рубя свинцовые метели,

в самих метелях сея страх.

Прошли года, и войн – немало…

В кровавых схватках злела кровь.

Из-за бабла поубивало

в соседях братскую любовь.

Глядит Чапай с небес угрюмо,

ему на небе в толк не взять:

почто в соседях столько шума,

почто их тянет воевать.

С экранов льются реки крови,

замочат даже на дому.

Чапаев грозно хмурит брови,

сквозь зубы цедит: «Не пойму.

Свобода есть – для всяких гадов!

И наверху опять – оно.

Я не дивизию, бригаду

небесных войск пошлю в кино.

За род людской, за нашу землю,

союз рабочих и крестьян.

И возражений – не приемлю!

Верните совесть на экран!»

КОМАРИХИ

В лесах попадаются психи,

настроенные на любовь.

Слетаются к ним комарихи*,

которые любят пить кровь.

Они от рождения знают,

куда незаметней вонзить.

И с кровью любви улетают,

коль их не успеешь убить.

Но чаще, с украденной кровью,

от них остаётся пятно

в судьбе, на одежде, над бровью…

Расплата за жадность оно.

*Кровь пьют только самки комаров.