Вологодский литератор

ВЕСТЬ ОТ СЫНА

Пароход приходит. Потом уходит.  Для Тотьмы – это событие из событий. Особенно в годы Великой Отечественной войны. Мы, малышня   из Средней, №1, ни одного парохода не пропускали. Не пропускали и забав на Сухоне-реке. И удалых сорви-голов.   Запомнился    Вова Горынцев.  Даже не столько он, сколько мама его. О, как Вова потерянно  улыбался красивой, лет 35 женщине в алой блузке.     Это была его мама.  Та энергично  махала с пристани пароходу, сняв с головы кружевную панамку, уверовав в то, что сын уплывает не навсегда. Гладкое, тонкого склада  лицо ее было таким молоденьким, что казалось, прощалась она не с сыном, а с кавалером.

Вова невестой обзавестись, еще не успел. Потому и письма с фронта писал только маме. Иногда под влиянием чувств забавлялся  стихами. Опять же и их посылал только маме.  Два года общались  они. И вдруг сынок замолчал.

До конца войны оставалось совсем ничего. Мама поверила в то, что Вовочка  ранен, где-нибудь в госпитале лежит, лечит рану свою. Так она дождалась Дня победы.  Все лето 45-го каждый вечер ходила встречать пароход. Но сына, как не было, так и нет.

Последний из пароходов пришел  в ноябре, по первому льду. Закутавшись в шаль, мама  стояла на берегу и всматривалась  в ступавшие встреч незнакомые силуэты. И вот последний из них. Лейтенант с фибровым чемоданом. «Не он», — прошептала она.

Возвращалась мама домой. На лице у нее  была   стайка  думающих морщинок. И вдруг вместо стайки  – написанные стихи, строка под строкой,  которые написала маме война, сообщая ей весть о сыне.

 Мама, мама, как дальше-то ты?..

                                                    СПОКОЕН Я                                               

Поздний вечер. Лес. Осенняя дорога. Иду в соседнюю деревню.  Не знаю и зачем. Внимаю елям. Шепчутся игольчатые ветви. Льются запахи невидимой смолы.

Я  спокоен. Мне так мало надо. Слушать бы лес, да ощущать себя, как если бы я был не только на дороге, но и там, куда уходят хвойные макушки. Дорога.  Лес. И небо. Я – во всём.

                                                    БЕЛАЯ ДОРОГА   

Жизнь, как белая дорога. Именно во вторник, рано утром под веселый треск  январского  мороза, я  и  родился. Так началась моя  дорога. И куда она?

Остаются позади былые годы. А впереди? Всё та же белая дорога. Вдобавок к ней —  беспечный  женский  смех.  Он весел   и задорен, как колокольчик под дугой.  Ему, дорожному певцу, за двести лет, а он всё юн. Все напевает: динь-динь-динь.

Так  и  девчонка    из  Подлипного, которую      я провожал, идёт   туда, куда и я.   Как славно, что дорога не кончается, идет  к тем дням, которые зовут.   

                                      РОБКАЯ  НЕВИДИМКА

Задымила река. Заиграли первые льдинки. Отдыхает пастух. Барабанка его висит на плетне. Коровы молчат,  встречая утро в хлеву, где не дует, и сено с соломой само сваливается в кормушку.

Хозяевам можно не торопиться. Посидеть у окна, а там и выбраться на крыльцо, где весело  кружатся  бархатные снежинки.

Ты стоишь во дворе. Минуты не минуло, как уже  на плечо  садится кругленькая  синичка.

— Циви! – тут же к тебе на  перчатку перелетает, разглядев на ней корочку хлеба.

— Спасибо! – цивилькает, как человек.

— На здоровье! – отвечает ей чей-то голос.

— Кто бы это? – спрашиваешь  себя и улыбаешься, узнавая робкую-робкую невидимку, какую тебе послал сам хозяин небес

                                      . 

                                                 ГРУСТЬ И ДУМА

       Вечер. Зажженные окна. В каждом из них – вселенская грусть и домашняя   дума. Думе  зябко и одиноко. Словно где-то родная    душа. Зовет ее и зовет, как  заблудившегося ребенка.

     Ты сегодня  за городом.  Вглядываешься  в  дорогу. О, великий  творец. Подскажи: что меня  ждет впереди? Кто мне рад? Отчего  заоконная  даль  беспокоит меня, как ребенок, который ушел погулять и обратно не возвратился?

                                                      ДЕРЖИСЬ!..

Слышу, как в  редеющей  листве буянит  ветер. И  набирая силу, стремится повалить ближайший лес. Но тот стоит, не собираясь  прогибаться перед ним. Он, как и человек, спокоен и силён.

О, благородный лес! Ты, словно избранный  боец перед наглеющим  врагом. Вон скачут зайчики к тебе. И снегири – к тебе. Теперь Вы вместе. Зима Вам нипочём. Держись!..                               

                                                          СМЕЛАЯ ПТИЦА

Вьюга никого не спросит: можно ли ей к людям? Вот и носится по улице, заглядывая в окна, как беспардонный  хулиган.  Кто-то занавешивает окна. Кто-то включает радио и свет. А малолетний мальчик так и трепещет весь, прильнув к стеклу, через которое увидел бьющуюся  с вьюгой птицу, которая летит к гнезду, где ее ждут озябшие   птенцы.

О, как хотел бы маленький стать смелой птицей, чтобы лететь туда, где пропадает жизнь. Спасти того, кто должен жить!

 Охапки снега, свист, порывы  малыша, метнувшегося  к непогоде, —  всё как одно, соединилось — и туда, где голосит метель.   

                                                   В РЯБИНОВОМ ЛЕСУ  

Сегодня я  на старых вырубках в рябиновом лесу среди валежника и трухлых пней. На лыжах. Кажется, устал. Бросаю взгляд на ягоды, свисавшие кистями на кусты и пни.  Уселся, чтоб передохнуть. И сразу же поплыл, как в полусне.

Когда открыл глаза, то не поверил. Ягоды передо мной тихонько шевелились. А в них сидели  снегири. Пожалуй, даже не сидели, а мягко спрыгивали вниз, обедая рябиновым добром.

Я замер, предвкушая  трепетную встречу. Лесные летуны не видели меня. Вернее, видели, но полагали, что для них я не опасен. Не человеком я им представлялся, а чем-то деревянным, неживым, чего в лесу полно. Одна из птичек даже умудрилась сесть где-то около  меня, приняв мое плечо, наверное,  за пень.

Стараюсь, как могу, не шевелиться, даже не дышать. О, тихое блаженство!  Всё – как в одном – снег, ягоды и снегири. И сам ты, как снегирь. А может, и купец, кто раздает товар. Бесплатно. Кушайте, ребятки. Ну, а потом – ко мне!

— О, не-е! – взлетели птахи, теряя на лету снег, ягоды и алое перо. —  Расстаться со свободой  – извините.  Такое  не для нас…

                                                          ЗА ВЕКОМ ВЕК

Что на погосте? Легкий ветерок под скрип венков да трепетная память тех, кого любили да забыли, и теперь они оттуда всматриваются в нас, как ждут, когда и  мы приляжем возле них.

Былое и живое — друг против друга. Не прах земли, а легкий ветерок передает:

— Привет, привет.

Как если бы  у нас всё встало на свои места. Кому-то жить, кому-то отдыхать. Пусть будет так со всеми и всегда. Во все века.

                                                          СЫН РОДИНЫ      

Россия – это Вам не дедушка на печке, где сладко греют кирпичи. Россия – это бывший мальчик, кто рос и вырос, став сыном родины, отправившим в нокаут Гитлера, рискнувшего воткнуть над нами похоронный кол. Из мальчиков Россия и пошла, тех самых, что берут умением стоять на собственной земле. Единством душ она окроплена. И верой в красоту, которая везде, где женщина, природа и любовь. Еще она приметна  добротой и верой в тех, кому завещано  светить,  быть первой среди первых и верить в собственный народ.