Вологодский литератор

Золотят дорожки ивы

Отгудел пчелиный улей,
журавлям пора за море,
синеву хранит июля
увядающий цикорий.

Отцветая, мальвы бредят
об ушедшем тёплом лете,
у берёзы горстку меди
отобрал бродяга-ветер.

Золотят дорожки ивы,
и погожий вечер в радость,
на прощание красивым
пожелал остаться август.

Ты не верь, что осень судит,
что не выбраться из круга…
паутинки наших судеб
зацепились друг за друга.

И яблоком медовым надкушена луна

Синицей желтогрудой
с берёзы лист летит,
у сердца выбор трудный —
с кем в осень по пути.

На взгляд спешу бедовый,
потом найдёт вина,
и яблоком медовым
надкушена луна.

К чему нам помнить грозы
и годы на мели,
не стали мельче звёзды,
и мы не отцвели.

Ветрам оставит август,
всё золото листвы…
какая это благость —
друг друга обрести.

А время сквозь тебя течёт

Сверни с дороги в сквер пустой,
остановись и просто слушай,
как в сумрак золотой листвой
летят берёзовые души.

Погожих дней наперечёт,
похоже, осень будет ранней,
а время сквозь тебя течёт,
смывая пласт воспоминаний.

Цветущий луг, гудящий шмель
под шум метели будут сниться,
журавль — за тридевять земель,
с тобой останется синица.

Опавший лист стремится в высь,
надеясь, птичьи стаи примут…
пора домой — там заждались
попутчики в большую зиму.

И всё бы сложилось иначе

Молчим, что пора нам расстаться —
любое бессмысленно слово,
а божья коровка на пальце,
как алая капелька крови.

Запуталось солнце в трёх соснах
и светит всего вполнакала,
у каждой любви своя осень,
вот наша с июлем совпала.

Смиримся — всё лучшее спето,
нас просто судьба обыграла,
на память оставило лето
морщинки и бронзу загара.

И всё бы сложилось иначе —
будь мы с тобой вольные птицы…
а небо высокое прячут
для нас васильки за ресницы.

Лиловым облачком люпины манили бабочек и пчёл

Лиловым облачком люпины
манили бабочек и пчёл,
песочных замков не лепили,
но я тобой был увлечён.

Прозрачность голубого неба
несла на крыльях стрекоза,
гадали — у ромашки белой
от солнца, от луны глаза.

Меня целуя на вокзале,
шептала — чаще прилетай,
и ближе к осени узнали,
что мы с тобой из разных стай.

Трава запомнила, как вместе
мы шли по полю босиком…
и в летний день с тобой воскреснем:
ты — бабочкой, я — васильком.

И вдалеке раскаты грома пугали веточки герани

Собрались тучи возле дома,
и сумерки стирали грани,
и вдалеке раскаты грома
пугали веточки герани.

И монотонный стук баюкал,
и память прошлого тревожил,
а дождь на ниточках, как кукол,
водил по улицам прохожих.

Молчали мы и каждый помнил —
нас не любовь, а время судит,
а на окне изломы молний
чертили нам зигзаги судеб.

Пусть наша грусть не станет мукой —
прощальные слова в прихожей…
а дождь на ниточках, как кукол,
уводит в прошлое прохожих.

Шлют позывные светлячки

Прошёлся дождик и прохлада
прочь прогнала остатки сна,
а из листвы совиным взглядом
на нас уставилась луна.

Туман у изгороди виснет
большим жасминовым кустом,
ночное время — время истин,
и время — строить на пустом.

Наш шёпот слушает лужайка,
мы рядом, а две тени — врозь,
тебе, что не вернётся, жалко,
а мне — всё то, что не сбылось.

Вздохну — менять нам что-то поздно,
смеёшься — рано в старички…
а из травы далёким звёздам
шлют позывные светлячки.

Под шорохи ночных дождей уже отцвёл сирени куст

Твоё печальное лицо,
обходим острые углы,
а звёзды — золотой пыльцой —
на одуванчики легли.

Забудешь — в этом нет беды,
а вспомнишь — сильно не скучай,
где травы спрятали следы,
зацвёл на зорьке иван-чай.

Под шорохи ночных дождей
уже отцвёл сирени куст,
и как не плачься, не жалей,
в бумажный лист не спрячешь грусть.

В красивых снах всё, как вчера,
порошей одуванчик лёг…
не смотрит рыжая пчела
на увядающий цветок.

(Мазманян Валерий Григорьевич

родился 9 июля 1953 года в семье военнослужащего.

В 1975 году закончил

Пятигорский государственный педагогический институт иностранных языков.

Живёт в Москве.

Работает в системе народного образования.

Автор книги «Не спросишь серых журавлей»).