20.06.2020 
0 
176 
Святая Русь и в XX веке не погибла! Она жила в глубинном самочувствии русского народа, душа которого осталась живой, несмотря на все адские перепутья новейшей истории. Произведения наших писателей свидетельствуют об этом.
Александр Александрович Романов в 90-е годы с возмущением
протестовал против огульного очернения нашей жизни советского периода: «Это было в эпоху коммунизма» — так, похихикивая, говорят уже о годах, прожитых нами». И далее писатель поясняет, почему он против осмеяния этих лет: это было время, когда жили и творили наши писатели-подвижники русской литературы, смелые и мужественные люди: «…О годах, прожитых вместе с Шолоховым и Твардовским, а если взглянуть поближе к нам, то вместе с Фёдором Абрамовым, Александром Яшиным, Сергеем Орловым. Уж этих-то мужественных и талантливейших людей никак не упрекнёшь в раболепии или в слабости духа. Они были из кремнёвой породы. Жили своим умом. Горели своим огнём. Шли к людям с добром. И рано оборвались их жизненные пути …» [1: 282-283].
Слов «Святая Русь» почти не встретишь в поэзии второй половины XXвека, однако многие поэты относились к России как к самой главной для них святыне.Александр Александрович Романов вспоминает начало эпохи чудесного воскресения Руси:
«Вспомнилось мне, как однажды вечером (10 июня 1988 г.) слушал я по радио праздничный концерт из Большого театра, посвящённый 1000-летию крещения Руси. Какая музыка, какое пение! Больше трёх часов сидел, не тронувшись с места, всё слушал, слушал, — и всё было мало! Кажется, впервые душа соприкоснулась с музыкой веков и обрела простор милосердия, покаяния и небесной чистоты. Как я жалел, что моя мать не дожила двух годов до этого дня, когда голос Русской Православной Церкви зазвучал по всенародному радио, и вся Россия на эти три часа превратилась в немыслимо огромный и образно засиявший храм нашей тысячелетней Веры! Как бы счастливо плакала мать и крестилась, и замирала исстрадавшейся душой своей от света долгожданного праздника!..» [1: 284].
В те торжественные минуты возвращения к Богу А.А. Романов глубоко проник в самую суть православного самосознания русского человека:
«Да и сам я, уже седой человек, слушая духовную музыку, проникся неведомой дотоле глубиной и высотой нравственного самопознания, ощущая, как теснятся во мне сумерки заблуждений и как пресветло – радостно вливается взамен откровение земли и неба, человека и Бога, мига и вечности» [1: 284].
Не забыл писатель и самого важного в нашей православной вере – покаяния и исповеди, без которых невозможно очищение души и её возрастание, и без которых у нас нет возможности приобщиться к Святым Христовым Таинствам. А.А. Романов пишет:
«Во мне возникло страстное желание покаяться в ошибках, которые уже были забыты, а тут вновь открылись во всей своей неприглядности; стать добрее, терпимее, милосерднее к людям …
И подумалось мне: христианская исповедь и молитва – это вечное развитие души к лучшему своему состоянию, это бесконечное самоусовершенствование человека, его каждодневный духовный рост в высоту добра, совестливости и житейской праведности …
Я слушал духовную музыку и плакал радостно, просветлённо, самоукоризненно…» [1: 284-285].
В древнюю Вологду в эпоху возрождения Православной Веры вернулся колокольный звон. А.А. Романов посвящает этому событию своё стихотворение «Колокола»:
Звон вечевой, извечный
Замкнули на замки
И ложью, как увечьем,
Связали языки.
Но время шло… Расторглась
И расточилась мгла.
Слышь – будто правды возглас –
Гудят колокола1
В сознанье нашем тусклом,
Как вихри в тупике,
Поют на древнерусском,
Забытом языке.
В порыве удивленья
Кипят у стен седых
Людские поколенья,
Не слышавшие их.
… [1: 109]
Поэт создаёт поэтический образ родной Вологды как города святорусского, основанного в древности преподобным Герасимом:
Изначальная Вологда
Над рекою взросла.
Из секиры и молота,
Топора и весла.
У монаха Герасима
Крест потел на груди:
Что ни ель, то орясина —
В небо храм возводи!
Он с мужицкойупрямостью
Выбивался из сил
И с молитвенной радостью
Подвиг свой завершил.
Вот по зареву красному
Выплыл с церковки звон.
Шли молиться к Герасиму
Люди с разных сторон.
Осенял их двуперстием
И молиться учил.
И в оконца божественно
Проливались лучи.
Стихли черти и лешие,
Освятились пути.
По всему побережию
Стали избы расти…
Так и ширилась смолоду
Над рекой слобода,
Чтобы вырасти в Вологду
Для молитв и труда.
… [1: 110]
Лики Святой Руси поэты прозревают не только в истории отечества, не только в природе, но и в людях – своих современниках. Вологодские писатели создали целую галерею образов простых тружеников-крестьян, сохранивших в своих характерах и судьбах православные нравственные основы. Это терпеливые, мужественные, правдивые герои Василия Белова, Ольги Фокиной, Александра Романова, Александра Цыганова и других. Так, в героине стихотворения А.А. Романова «Божатка» мы узнаём своих родственниц старшего поколения – жительниц вологодских деревень, которые, сами не зная того, являлись хранительницами Святой Руси, её нравственной чистоты, бескорыстия и сердечной открытости:
Есть в деревне у нас божатка –
Так мы родственницу зовём –
Приезжай хоть ночью, хоть днём,
С кем угодно – накормит сладко.
Удивляться не перестану:
Голова уж белым-бела –
Столько стужи пережила,
А в глазах, конечно, усталых
Неизбывно ещё тепло.
…. [1: 149]
* * *
Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн Снычёв свою книгу «Самодержавие духа. Очерки русского самосознания» начал словами святого Иоанна Кронштадтского: «Перестали понимать русские люди, что такое Русь! Она есть подножие Престола Господня. Русский человек должен понять это и благодарить Бога за то, что он русский». И далее митрополит Иоанн Снычёв продолжил мысли святого: «Эти слова всенародного российского пастыря, святого праведного отца Иоанна Кронштадтского как нельзя более злободневны сегодня, когда решается судьба Отчизны. Наше будущее зависит от того, сумеем ли мы ныне восстановить историческую преемственность русской жизни, осознать себя продолжателями великого русского дела, хранителями и защитниками духовных сокровищ тысячелетней российской истории» [2: 7].
Поэт Александр Романов один из тех, кто глубоко осознал себя продолжателем этого великого русского дела. Он был уверен, что мы не сможем обрести себя без духовного единения с народом, с его самосознанием в прошлом и настоящем. Его стихотворение в прозе так и называется — «Обретение себя»:
«Я вскинул взгляд в надвратное пространство алтаря и замер от пронзившего меня взора Богородицы. Огромные глаза, таившие счастье и муку материнства, казалось, вопрошали с высоты: понимаю ли яжертвенную благодать жизни? И неотступно ширясь передо мной и во мне, эти глаза видели всю мою потайную сущность, и я, может, впервые так тревожно цепенел, стоя перед неотвратимым ясновидением.
И белые блики, всё более сиявшие из глубины тёмных зрачков, и задумчивая молитвенность лица, обрамлённого лиловым хитоном и склонённого с живым участием ко мне, как и к любому, входящему в храм – вся эта озарённость Богоматери с младенцем Иисусом на руках была пронизана тёплыми кругами восходившей во мне радости.
И я жарко перекрестился. И сразу услышал голос моей покойной матери, словно бы очутился вблизи неё. Я оглянулся вокруг себя на молящихся женщин и понял, что все истово молящиеся страдалицы похожи на мою бедную мать. И лицо её пригожее, чистое, сиявшее от молитв, которые я слышал с детства, из памяти обернулось как будто въявь, и я увидел свою мать, стоявшую перед иконой Божьей Матери с зажжённой свечкой в руках. И воскрес во мне её голос, и слышал я, как она поминала всю нашу родню – начиная с моего отца, убиенного на Отечественной войне, родителей своих, и всё шире и далее охватывала поимённо наше великое крестьянское родство …
Так смала я запомнил свою молящуюся мать, от неё запали мне в душу и в сознание родственные имена вплоть до третьего колена с отцовской и материнской стороны.
И любо мне было чувствовать себя в таком широком и добром круге родства. И сам с годами, и мои сыновья, а теперь и внуки – все мы обретаем в нём своё место[1: 158].
Мысль о духовном родстве людей пронзила сердце писателя в храме. Такое случается в храме со всеми, кто пришёл туда с чистой душой.
***
В современную эпоху разорения деревни и крестьянской культуры народные поэты считают своим главным поэтическим долгом напомнить об исконном соборном единстве русского крестьянства и стать его хранителями. Поэтому тема духовного родства является для них самой главной. А.А. Романова прямо об этом заявляет в своем стихотворении «Тыщи лет»:
Я – писец опустевшей деревни,
Но лари моих дней не пусты.
Чем древнее слова, тем согревней,
И стихи ткутся, будто холсты.
Я искатель своих родословий
И туда сквозь века проберусь,
Где на пашне Микула весёлый
Обнимал краснощёкую Русь.
И в земле неторёной, раздольной,
Петухами ещё не воспет.
Воссиял из мужицких ладоней
Над холмами тесовый рассвет.
Я в пути с тех времён и доселе –
Тыщи лет моя память жива.
И в лукошке моём для посева
Золотого отбора слова.
[1: 71]
А.А. Романов считал, что беды XX века в России связаны с тем, что крестьяне утратили «вековую власть мужицкого родства». Эти горестные мысли пришли к поэту при чтении романа Василия Белова «Год великого перелома»:
РАЗДУМЬЯ
над романом Василия Белова «Год великого перелома»
Оглянусь и знобко стыну:
Век двадцатый позади…
Мне, земли российской сыну,
Брать ли поприще судьи?
Упрекать ли Русь родную
За её разбитый путь?
С ней беду перебедую,
Не сбегу куда-нибудь.
Память родины нетленна!..
Широко у нас росло
И до третьего колена
В семьях правило родство.
Девок сватали не с ходу –
Не за голый батожок,
А к значительному роду
И на хлебный бережок.
А, случись, беда какая,
То с надеждой на Христа,
Выручала вековая
Власть мужицкого родства.
…Эти древние уставы
Мы, отступники, сожгли.
Мы предателями стали
Святоотческой земли.
И чужая власть и нежить
Всю Россию растрясла…
Где же Родина? И где же
Колесо того родства?
А оно, попав под выброс,
Выбилось из борозды
И, ломаясь, покатилось
Мимо поля и избы.
Покатилось с громом, с треском
Из родимых палестин
В причитанье деревенском
В раскулаченную стынь…
И поныне те злодеи
Рвутся к власти неспроста.
Что ж мы в горе холодеем?
Встанем,
Встанем в круг родства!
[1: 88-89]
Услышит ли этот призыв поэта нынешнее поколение? Будет ли для них дорога соборность, основанная на православном единстве русского народа и его любви к Отечеству?
Народные писатели – «вещие Бояновы сыны» (Н. Клюев),несущие своим православным словом благую весть о том, что сила народа заключается в его соборном единстве. Следуя этому правилу, русское искусство созидает нетленную Россию. Об этом А.А. Романов написал такие пророческие слова [1: 81]:
…Летят всё круче годы,
Туманами струясь.
Куда же Русь уходит?
А Русь уходит в нас!
Сквозь бури революций,
Сквозь оттепель и стынь
Уходит, чтоб вернуться
На свежие холсты. …
Литература
- Романов А.А. Последнее счастье. Поэзия. Проза. Думы. – Вологда,
- – 263 с.
- Митрополит Иоанн Снычёв. Самодержавие духа. Очерки русского
самосознания. – СПб., 1994. – 349 с.
Людмила Яцкевич,
доктор филологических наук, член Союза писателей России.