Сергей Багров КОКШАРОВ И ДРУГИЕ
Кокшаров Роман Александрович ( 1926- 2017)
Тотьма – Серов – Мытищи – Курск –Шталлупёнен… Такова далеко не полная дорога Романа Кокшарова, оказавшегося в лето 1944 года вместе с двумя бойцами в неубранном поле против десяти фашистских танков. Но сначала была тотемская деревня Черняково, где, считай, почти с самого детства он строил баржи под руководством родного отца, знаменитого на всю Вологодскую область плотника дяди Саши, который погиб в самом начале войны. Узнал об этом 17-летний Роман из письма матери. Смерть отца и стала главной причиной того, что Кокшаров пошел в местный военкомат. Написал заявление, чтобы его — добровольно на фронт. И вот тракторист Свердловского леспромхоза проходит срочные курсы военных водителей и уже зимой 43-го он — в составе автомобильного батальона уезжает на Курско-Орловскую сечу. Так началась для юного Кокшарова карьера шофера Великой Отечественной войны.
Будущие курсанты-воины, загрузив в Мытищах эшелон трехтонками, сразу же, не задерживаясь, — на Запад. Сначала – к Москве, а там и к Курско-Орловской дуге.
Автомобиль, громыхая дощатой кабиной, едва выехал из вагона, как тут же попал под обстрел. Осколками от снаряда были выбиты стекла. Вспыхнул и сам моторный отсек. Кто-то с платформы пугающим басом: «Сига-ай!» Роман вывалился из кабины и, скинув шинель, нырнул вместе с ней в метавшиеся огни. Хлопок за хлопком то ладонями, то шинелью, пока трехтонка не выбралась из пожара.
Появился откуда-то лейтенант. Вслед за ним и команда:
— За мно-ой!
Машины, одна за другой отправились в путь. По платформе, по пустырям, дворам, улицам и проулкам. Шли на склады, где загружались вооружением, и снова куда-то к линии фронта, где продолжались бои. Шли с боевыми припасами только ночью. «Зис» за «Зисом». Пробирались чуть ли не ощупью. Ориентир – линия обороны. Та шла по улицам как Курска, так и Орла. И менялась почти каждый день. Освободившись от ящиков со снарядами, , автоматами и прочим опасным добром, спешили в сторону тех укрытий, где спасались раненые бойцы. Забирали их – и назад, туда, где военные лазареты.
Болела душа Кокшарова, когда, обнимая раненного бойца, он нес его на руках. Нес к своей бортовой. Устроив в кузове одного, тут же спешил за вторым. За третьим. Казалось, сама война прикладывалась к нему, пачкая кровью, как, уговаривая его сделать нечто такое, чтоб бойцу на его руках было не больно, и тот мог бы вытерпеть до конца всё, что ввалила ему судьба.
Война. Честная и бесчестная. Чего на ней только не происходит! И отчаянная жестокость. И трусость. И даже скрываемая возня, когда в расчет идут личные интересы. Случалось Роману и с мародерами сталкиваться вживую.
Как-то вытаскивая из снега застрявшего в нем шофера, он встрепенулся, увидев троих, шаривших по чужим домам наших в шапках со звездами мародеров. Махнул шоферу, которого только что вытащил из сугроба, мол, двигай ко мне. Разберемся, кто есть тут кто? Водила, вместо того, чтоб к нему подойти, то есть по совести разобраться, снова — в свою кабину. Не влез в нее, а нырнул. И только видел его. Умчался, как вихрь, бросив Романа среди мародеров. Те, видя свое явное превосходство, — сразу к Роману. Руками – за горло. Вот-вот задушат. Да обожглись. Чего-чего, а драться Роман умел. Одного Кокшаров — саперной лопатой по голове. Второго – из пистолета. Ну, а третий – бочком, бочком — и куда-то во двор.
Страшно все-таки на войне. Особенно, если ты не надеешься на себя, или когда поддаешься робкому чувству. «Рискуй! – Кокшаров всякий раз приказывал самому себе, когда ощущал в себе осторожность, и она исчезала, сменившись вызовом и напором.
Быть на войне шофером – это не только риск, но и прощание с автомашиной, которую ты полюбил, но она взяла и вышла, как миленькая, из строя. Убежать на войне от снарядов и бомб – никому, пожалуй, не удавалось. Самому Кокшарову везло. Ни разу не ранен. В машину же то и дело врезался осколок, а то и снаряд, приговаривая ее быть разрушенной или мертвой. Шесть попаданий было в машину. Шесть груд железа, брошенных на дороге. Потому и военных профессий было у парня с лихвой. То Роман значится пехотинцем, то связистом, то пулеметчиком, то санитаром. А в последние годы он даже – артиллерист.
Под прусским городом Шталлупёнен схватка с немцами затянулась. День и ночь канонада. Как во время грозы. Только не в небе грозы, а в поле, где наливалась початками кукуруза. Со стороны нацистов тяжелые «тигры». В несколько плотных рядов. И десант. Издалека он похож был на черный горох, выкатывавший из танковых люков. Много было гороха.
Наводчик Мануилов вел себя бесшабашно. Послал по ближнему танку первый снаряд. Тот скользнул по броне, не причинив «тигру» ран. Немцы тут же ответили пушками из двух танков. Грохот, огонь, как бегом побежавшая где-то вверху по воздуху пушечная обслуга. Наводчик Мануилов – жутко было смотреть – кувыркался без головы, полетевшей отдельно среди осколков.
Было в расчете восемь артиллеристов. Осталось трое. Кокшаров, Янкович, Рябакобыла. Где-то возле шоссе, отделившись от «тигров», высыпался десант.
Артиллеристы молча переглянулись. Смертью повеяло с поля. Все понимали: бой будет страшный. Десант, как и танки, был в себе очень уверен. Артиллеристы смутились. «Сейчас раздавят!» — мелькнуло в глазах. И тут же, как провокатор, никто не сказал, но услышали все:«А лесок-то на что? Можно в нем и спастись». Однако никто — никуда. Ноги, как корни, вросли в податливый дерн.
И началось. Рябокобыла – весь в стрекоте пулеметных порывов. Не стрелял, а косил, отправляя десант вместе с початками кукурузы на задымившиеся комья земли.
Янкович таскал снаряд за снарядом.
Кокшаров наводил ствол на танк. Сжимая до боли зубы, Роман отмечал,что он не один. Втроем они. А это уже хорошая сила.
— Подстрахуй! – крикнул Рябакобыла.
Кокшаров его понял. Оставил Янковича вместо себя. Подсел к пулеметчику на тот случай, что если того убьют, то тут же он его и заменит.
Сумерки. Где-то за кукурузой выкрасило закатом. Виднелись, как памятники, разбитые танки. Девять «тигров» и одна «пантера». Неплохой урожай. Но и цена за него заплачена вместе с кровью.
Когда всё стихло, приехал взволнованный генерал. Всех троих в обнимку. Расцеловал. Тут же достал из кармана три тридцатирублевых купюры. Вручил их каждому и обещающе улыбнулся:
— Будете награждены орденом Боевого Красного Знамени.
Обещанный орден ни Кокшаров, ни Рябакобыла, ни Янковский не получили. Вместо него им выдали орден Красной Звезды. Оттого и было бойцам неловко, что вместо них орден Боевого Красного Знамени получили другие, как если бы 10 фашистских танков смахнули с лица не земли не они, а те, кто умел воевать лучше их.
Нехорошо, когда приходит на ум такое сравнение. Еще хуже, когда в солдатскую жизнь вмешивается необязательный генерал.