Вологодский литератор

Экзотика,  она же и — работа     

           Как много красивейших мест на земле, которые, раз  увидев, не забываешь! Одно из них – за Печорой, в отрогах Северного Урала. Вспоминается 1958-й год. Оказался я  в полевом отряде Уралгипролесбумпрома.  Так называлась контора проектного института, занимавшаяся  изысканием  лесовозных дорог в Уральской тайге.

           Как сейчас вижу большую северную реку с ее эстакадами, ка̔тищами, мостами через овраги. На реке, как в бурливом городе, многоголосо и многолюдно. Кто —  пешком по правому берегу, кто – водой на сплавляемой ма̔тке, стометровом плоту, на котором  живут сплавщики целый месяц, а то и два, пока гонят к устью Печоры сплавляемый лес. Лес на экспорт в Англию, Швецию, даже дальше.

Мы,  изыскатели, тоже с этой же целью движемся на восток, чтобы  выбрать  средь множества вариантов приемлемую дорогу, по которой бы можно  было возить вырубаемый лес.  

Сколько  было у нас  в этой местности общих знакомых, с кем  мы плыли, с кем разводили костры, с кем ночевали!

Плоты идут исключительно самосплавом.  На матке всегда и шумно, и многолюдно.  Чтоб тащил ее пароход – это редкость. Тащило течение да багры, которыми с одного выбирались из мелководья, зачастую срываясь  с плота, при этом, калечась и простужаясь.

 На матке не только  бывалые   плотогоны, но и попутчики по дороге.  Едут, пользуясь тем, что бесплатно. Кому-то надо успеть на завод, кому-то  – в гости, кому-то –  домой.

Это у нас, изыскателей, попутчиков нет, потому как дорога идет сквозь тайгу, вплоть до Северного Урала, где нетронутый лес, и его предстоит  превратить  в выгодную для всей   промышленности валюту.

Где-то около Дутова расстаемся. Плотогонам – дальше, к устью Печоры.  Ну, а нам – нанимать лошадей, чтоб — на них ( хотя  чаще пешком)   по квартальным просекам и визиркам к тем местам, где пойдет изысканная     дорога.

Идем и идем. Целый день. Целый вечер. Наконец, и начало намеченных изысканий —  тригонометрическая опора, откуда пойдут все наши  реперы и  пикеты.  

Ночь. Раскидываем палатки.  Где-то тихонечко протащило по воздуху гласную «О-о!».  От кого она? То ли от дерева, то ли от зверя?

К оконцу палатки, словно живая, придвинулась темнота. Нет в ней, кажется, никого, а мы слышим шаги. Кто бы это мог быть?

Спит еловое государство.  Ну, а мы? Только что думали: не заснем. Сон, однако, как родственник, взял и увел нас куда-то к себе. Из-за чего и зорьку чуть было не пропустили.

Но вот бережно-бережно осияло. Зеленое утро!  Мы поневоле зашевелились. Вылезли из палаток. Кто у костра. Кто у ручья. Я же с другом-теодолитом по лестницам вышки топ-топ  – и вверху.

Теодолит на столе. Устанавливаю его.  Труба сама предлагает: «Взгляни!»

         Я – вверху. Выше, чем елки. О, как  взволнованно ходят макушки деревьев!  Ей Богу, водят еловые   хороводы, выбирая из всех макушек ту самую, что будет всеми  руководить.

         Солнце вылезло, как разведчик, и давай гулять  по  земле. И земля, как, блаженствуя, прошептала: «А-а-а…» Этот шепот запомнился мне на всю   жизнь. Даже дольше. Пожалуй,    и там, после жизни, он будет вливать в меня свое будоражащее: «А-а-а…»