Вологодский литератор

Лежит передо мной книга Гузели Яхиной «Зулейха открывает глаза». Я наслышан об этом авторе. Несколько раз на канале «Культура» выступала умная молодая женщина, обстоятельно рассказывающая, как она решилась описать откровения собственной бабушки.

Особого интереса к эпохе 30-х годов у меня не было, поэтому я не кинулся читать рекламируемый роман. Неожиданно эта книга всплыла, когда я приехал погостить к дочери. Жена прочла и настояла, чтобы я тоже прочёл, хотела услышать моё мнение. Особого желания я не испытывал, потому что несколько раз роман открывал, но мрачная печаль и трагедия не увлекали.

Прочёл и понял, наступила третья волна расправы над прошлым нашей страны. Первая была в 60-х, когда Солженицын, Аксёнов, Гладилин и прочие описывали культ личности, потому что было модно. Мэтры того времени: Шолохов, Симонов не особенно углублялись в эту тему, но мне были понятны их сдержанные описания беззаконий. Постепенно востребованность этой темы утихла, но в 90-х вспыхнула вновь. Солженицын стал классиком жанра, честно говоря, поднадоевший, но вызвали интерес откровения Разгона и Шаламова, которые описали жизнь континента ГУЛАГ, как граждане, основательно прошедшие через эту мясорубку. Описания лагерной жизни были ужасными, но из песни слова не выкинешь, ад существует пока только на земле, и создаём его мы, а не инопланетяне.

Гузель Яхина — это представитель третьей волны: в книге татары с одной стороны, а русские с другой. Красноордынцы – название, придуманное автором, а не её бабушкой, это обсуждению не подлежит. Хочется воскликнуть: «Ну как же вы, «золотоордынцы», допустили, чтобы вас притесняли какие-то русские мужики?». Средневековье национальной жизни в тридцатых я должен воспринять, как свободу, в которой Сулейха наслаждается жизнью с любимым мужем и «мягкой» свекровью, которую зовёт Упыриха, сдаётся мне, она же тоже была невесткой, и теперь мстит за свои собственные унижения. Я читаю: «Не мешайте нам жить, как мы хотим!».

– Не отдам! – хрипит Муртаза. – В этот раз ничего не отдам!

Получается – они труженики, а мы, русские, дармоеды, желающие всё отнять и поделить. Мой дед, насколько я его помню, без дела не сидел, но на свою жену никогда не кричал. Козы, куры, пчёлы и работа в котельной, чем не пример простой рабоче-крестьянской жизни, хотя женились они задолго до революции, и моя бабушка часто вспоминала приятные события жизни при царе.

– Куда же спрятать яйца? На морозе треснут… – пишет автор. В этом месте я улыбаюсь, вспоминая Джека Лондона, который описывал замороженные яйца, как величайший деликатес на Юконе.

Когда Зулейха укладывала последние яйца (в котёл), дверь со скрипом отворяется.

Муртаза! Руки сводит от неожиданности, скорлупа еле слышно хрустит. Сердце превращается в вязкий кисель, как треснувшее в руке яйцо, стекает по рёбрам вниз к похолодевшему животу.

Животный страх на протяжении всего романа: страх перед мужем, свекровью с именем Упыриха, переходит в страх перед красноордынцами и не понятно, какой из этих страхов унизительнее, ядовитее и смертельнее. Автор заявляет, что её предки воевали с татаро-монголами! Кто же тогда потомки Чингисхана? Жители Улан-Батора?

Пройдоха Горелов, прошедший через унижения от своих, русских, ставший офицером, всеми силами пытающийся унизить соплеменников, районный начальник НКВД Кузнец – из тех, кто пел: «Мы кузнецы и дух наш молод», готовый на любой подлог ради укрепления собственного могущества. Все персонажи несут определённый негативный смысл.

Зулейха выкармливает ребёнка собственной кровью, это «гениальная» находка, чтобы показать глубину любви матери. Может быть, так рождаются вампиры?

Невероятным образом среди русских негодяев появляется Игнатов, революционер-нигилист, преданный идеям революции, который иногда считает раскулаченный контингент людьми. Он, начальник поселения, один единственный персонаж, который совершает мужественные поступки и сочувствует вверенному отряду униженных людей. Он не обращает внимания на национальности, которых наверняка среди ссыльных множество, и всеми силами пытается вразумить народ на начальных этапах, когда голод и холод были невыносимыми. Он охотится, и очень хочет подстрелить медведя, но ему это не удаётся, а Зулейха стреляет первый раз в жизни и у неё получается. Чудо!

Интеллигенция представлена выживающим из ума доктором немецко-еврейского происхождения, который беззаветно верил своей служанке, Груне, а она его кинула, уплотнила и, естественно, подавилась отхапанным куском. Напрягает полоса раздела: с одной стороны угнетённые, трудолюбивые, культурные татары, а им в противовес растрёпанная русская голытьба, дорвавшаяся до власти и опьяневшая от дармовых подушек, ковриков и картофеля с яйцами, которые они конфискуют.

Мне напоминает это украинский беспредел, который сейчас творится в Киеве. Угнетённые, заморенные голодом украинцы напрочь забыли, как их «национальные герои» подчистую конфисковывали хлеб у собственного крестьянства и раскулачивали своих же родственников, лишь бы показать преданность идеям революции, а в награду получали жильё и пайки.

Россия виновата во всём? Я не против того, что в революционные годы творились беззакония, но при этом массово гибли именно русские, гибли и татары, башкиры, белорусы, украинцы, все остальные нации, которые собрались под защитой царской империи, а по наследству перешли в империю большевистскую. Хочу лишь подчеркнуть, что если изучить национальный состав тех, кто делал революцию, то русские фамилии там далеко не превалируют.

Сегодня антисоветизм превращён в одно из средств махровой русофобии. Не потому ли по роману Гузели Яхиной «Зулейха открывает глаза» уже написан сценарий и снимается фильм. Здесь, как говорится, без комментариев…

г. Краснодар

(https://denliteraturi.ru/article/4687)