Вологодский литератор

Исход лета

Прошло время, когда всё кругом тянулось к солнцу. Больше, выше, крупнее, зеленее… Пришла пора умиротворённого относительного покоя. Стихли птичьи песенки. Люди и звери жируют на ягодах да грибах. Тепло и сытно всем. Хорошо пройтись в августовский денёк по берегу лесной речки, высматривать в кувшинковых заводях уток. Щипать по пути рубиновые ягоды лесной смородины. Хорошо прилечь в луговую отаву, подставить лицо ещё не скупым, но уже не жгучим лучам светила. Напитанная солнцем земля сродни доброй печке-лежанке. Высоко-высоко редкими белоснежными ладьями плывут куда-то облака по голубому океану лета. Тяжёлыми и тёмными опустятся они потом к земле, наколются на пики елей на слудах и прольются на мир холодной моросью. Но это уже другая страница бытия.

Ласковый ветерок пропитан ароматом уложенного в копны сена. Аккуратные островерхие копёшки там и сям расставлены на приречных лугах. Которые-то из них твои. От этого на душе радостно и покойно.

Да, лето созрело: вон уже на некоторых берёзках листочки зажелтели… Так у пожившего человека отчего-то появляются седые волоски. Вначале редкие и незаметные, как эти листочки… А осознать не успеешь, как в жизнь ворвётся осень. Как быстра ты, река Времени!.. Чувствует ли предосенний лес грядущие перемены? Иногда кажется, ему тоже не всё равно. Грустинка так и остаётся где-то в сердечном закоулке. Только впереди ещё многие часы этого чистого дня, и так много ждёт тебя речных излучин…

                                             С большой буквы

Нам же знакома погода последних дней октября: сыростно, мерзостно, пакостно. Это если смотреть на осень из окна, а это еще – по дороге в магазин, в сарай за дровишками. Бр-р-р!.. В лесу же – восхитительно, превосходно, радостно. Да, капнет с еловой ветки за шиворот, и не раз; да, будет поступать за голенища сапог «забортная» влага; да, может запятнать твою ветхую суконную тужурку, со стажем лесных скитаний в четверть века, снежной безрадостной слякотью…

Но ты знаешь, что вполне можешь сковырнуть с лёжки прыткий белый мячик и отсалютовать ему громом своей одностволки. Ты можешь услышать не раз чистейший в мире звуков свист «петушка», самого ловкого в деле маскировки. Тебе малознаком звон дорогих бокалов, но ты можешь попытаться сымитировать хрустальную трель серенького певца и посадить его на мушку. Возможно, ты вздрогнешь от ударов могучих крыльев, поднявшегося с «пола» (земли) крылатого «мамонта» и проводить его бесшабашным выстрелом из «ижевки». Впрочем, вполне возможно, что на этот раз ты не выстрелишь ни в прыткого белого мячика – зайчика, ни в рябчика, ни в глухаря…

Сегодня ты пришёл за уединением. Оно стало важно, к нему было стремление. Ты его получишь. Ты в лесу. Лес в тебе. Ты пришёл на приём к лесу-доктору лечить душу. Скорее, сбежал оттуда, где душа наполнилась тоскливой слякотью.

Надоело слыть блажным, приставучим, озабоченным, – влюблённым. Да, одиночество – вещь скверная, но чтобы избежать женских игр с собственной персоной, – иночество, отшельничество будет, пожалуй, предпочтительнее. Уж эти пресловутые женские души! То их люби и люби, а то не подходи, не прикасайся. Крайне капризные растеньица, эти женщины! Не в тот грунт посадил, не в то время, не полил (а полил, так чрезмерно, окажется), не подкормил… — всё негоже. А если расслабишься, допустишь в сердце нежность, попытаешься погладить листочек, то тут же получишь крапивный ожог, тут же по тебе пройдутся стеблями шиповника: «Такой, сякой…озабоченный…». Известно: посади растение под названием женщина в золотую вазу с «грунтом» из американской «зелени», так всё равно будет недовольна. Мы же помним сказку о золотой рыбке, ну, про ту старуху, пушкинскую? Но одно дело над сказочной глупостью потешаться, и другое – испытать на своей житухе-бытовухе. Никогда женщина не покается в своём непостоянстве, и вечно будет мужик терзаться вопросом: «Хрен знает, что ей и надо?!

И вы, женщины, ещё твердите: «Куда, мол, мужчины делись?!» «Что это они повымирали?» — недоумеваете вы. Ответ прост. В устроенном вами «концлагере» рабы-мужики долго не живут. Да и не желают!

Ты знаешь способы лечения душевной тоски… Физическая работа – незамысловатая вещь, зато дурь выбивает хорошо; застольная компания – бесконечная и, в итоге, бесполезная, бессмысленная; сочинительство – мучительно-сладкое дело и отвлекающее…

Но ты выбрал сегодня лесное отшельничество, охотничье одиночество. Осень, однако! А лесная осень топит иней на сердце, греет душу, съедает тоску-печаль. Такой опыт уже обретён, наработан. Накоплен – и не в противостоянии с женщинами, не в борьбе. Надо вновь побродить по лесам своей памяти и любви, попытаться взвесить свинец одиночества.

Нет, не для того, чтобы стать записным женоненавистником. Ненавистником вообще быть не надо. Просто набраться смирения и терпения. А лесное уединение не озлобит!

У костра обязательно снизойдёт нечто светлое, тёплое, радостное, благодатное, простое и понятное. И какими же никчемными покажутся тебе прежние обиды и переживания! И позовёт опять дорога к покинутому порогу… Обиды и непонимание будут выброшены и забыты, словно изношенные до дыр портянки в лесных скитаниях…

В конце концов, очень важно для охотника, чтобы его добыча была «освящена» женским восхищением. Ведь он зовётся добытчиком ради неё – Женщины! С большой буквы.

Праздник

        Был праздник. Нет, он не был отмечен на календарях «красным». Это был ни религиозный, ни юбилейный, ни семейный праздник, но это был Большой день. Долгожданный.

Чтобы ничего не пропустить в предстоящем торжестве, из дома вышел рано. Принарядился, конечно, надев подходящий случаю костюмчик, но подарка не взял. Он «хозяину» был просто не нужен, а гости, зачастую, сами бывали, одарены его щедротами. Шёл не торопясь, любуясь округой, изредка салютуя из прихваченной «хлопушки». Настроение-то праздничное!

Встретили гостя приветливо. Вообще-то меня здесь хорошо знали, я был частым посетителем. Усадили в кресло, обитое зелёным бархатом с причудливо изогнутыми подлокотниками. Я сидел, вытянув ноги к камельку, и любовался «развешанными» картинами. Это были пейзажи Великого Мастера, которому впору расцвета своих талантов наверняка завидовали Левитан и Шишкин и пытались подражать Ему в своих полотнах. Органично вписывались в антураж оружие и висящая дичь.

Просторные «хоромы» «хозяина» не тяготили своим объёмом и не подавляли великолепием. Наоборот, здесь было уютно и душевно, откуда-то ненавязчиво лилась негромкая музыка. Будучи завзятым музыкантом, всё равно было бы, наверное, трудновато определить композитора этого шедевра. Тут слышались и шёпот осинки, и бегущие струи лесного ручья, и поскрипывание дерева… Иногда звучали протяжный крик канюка – «пи-и-ить, пи-и-ить», жизнерадостный стрекот кузнечика и печально-прощальный голос куличка, задержавшегося с отлётом. В украшенные «витражами» своды «помещения» щедро лилось августовское солнце, но лёгкие дуновения воздуха слегка колыхали раздёрнутые зелёные гардины и приятно остужали разгорячённые ходьбой щёки. Работающий «кондиционер» был чудом: от создаваемого им ветерка пахло букетом растений чуть ли не из всей ботаники.

Потом был пир, услада желудка. Я ел с деревянных шампуров горячие ломтики шпика, причудливо размежёванные кольцами лука, помидоров и грибов-подберезовиков. Закусывал хрустящим огурчиком. С ленцой тянулся за черникой или брусникой и запивал всё это божественным напитком – чаем со смородиной. Спиртного «хозяин» не уважал. Правду сказать, голова кружилась и без того…

Я отдал должное застолью, а потом засобирался домой. Деликатный «хозяин» ни малейшим намёком не дал понять, что пора, мол, гостю и честь знать. Напротив, он готов был оставить меня ночевать. Но дома ждали, и с глубоким сожалением пришлось попрощаться. Правда, я не сказал «прощай», а просто «до свидания», до скорой встречи.

Возвращался я с «подаренной» дичью. За неё, за чудесно проведённый день, за праздник, в груди теснилась благодарность «хозяину», коим выступал Лес. Это был день открытия летне-осеннего сезона охоты, праздник охотничьей  души.