Вологодский литератор

За вагонным окном проносятся серые облака, сплошь затянувшие небо. Пасмурно, полутемно. День – одно название, что день. Деревья давно уже сбросили листву, она покрывает землю бурым месивом. Тёмно-зелёные ели выглядят настороженно и хмуро в окружении чёрного кустарника, напоминающего колючую проволоку. Всё это снова и снова возникает за вагонным окном – и снова и снова уносится мимо, вдаль. Чтобы снова и снова возникнуть за окном сидячего вагона поезда Москва – Воркута.

К нам подходит женщина в бордовой куртке.

– На Шиес едете? – обращается она к Михаилу, на груди которого значок с надписью «Шиес. Ни шагу назад!».

– Да.

Женщина протягивает Михаилу купюру. Тысяча рублей. Она ничего не говорит больше. Михаил говорит ей:

– Спасибо!

Полчаса. Час. Время тянется невыносимо медленно. Кажется, что оно вообще остановилось. За вагонным окном всё то же мелькание серого, тёмно-зелёного, чёрного. Серого, тёмно-зелёного, чёрного… Бесконечное мелькание серого, тёмно-зелёного, чёрного…

Но ничто не может быть бесконечным.

Разноцветная мозаика флагов на самодельных флагштоках за окном! Станционное здание. Высокие груды щебня. Люди, машущие поезду руками с вершины одной из этих груд. Гудок электровоза. Ещё один, ещё, ещё!

– Сюда не зарастёт народная тропа, – говорит Александр.

Шиес остаётся позади. Нам нужно выйти здесь, но мы не можем. Решением РЖД на этой станции отменена остановка поездов. Обычных, по крайней мере. Сходить с поезда нам придётся в двадцати километрах отсюда, в Мадмасе. Это уже территория Коми.

В Мадмасе нас никто не встречает. Моросит холодный дождь. Мы грохаем рюкзаки на землю, Александр берётся за мобильный телефон. Но буквально через пару минут к перрону подруливает «буханка».

– Заправляться ездил, – объясняет водитель, пожимая нам руки. – Не рассчитал малость.

И тут же начинается разговор о недавнем событии – прорыве бензовозов на Шиес.

– А сопровождение-то! – говорит водитель. – Четыре машины ОМОНа! Вояки! Все в масках, б… И сам замминистра Коми с ними!

– Это замминистра внутренних дел?

– Ну да!

– Тоже в маске?

– Не, тот без маски.

– Карнавальную надо было ему надеть, – говорит Михаил.

– Да уж… Главное, мы их с севера ждали, а они помаячили на севере, и ночью двинулись югом. Урдому оцепили, газовиков «построили», всё рассчитали!

– А как такое вообще возможно? – спрашиваю я. – ОМОН из Коми на территории Архангельской области?

– А у нас тут, б…, всё возможно.

– Но официально-то это как-то вам объяснили?

– Сказали – «проводится операция».

– Какая именно?

– Какая – не сказали. Операция.

Грузимся в «буханку». К нам присоединяются мужчина с собакой на поводке и молчаливый парень с обтрёпанной «одноразовой» сумкой вместо рюкзака. Через некоторое время, показав чудеса преодоления размытой дождями грунтовой дороги, «буханка» останавливается.

– Пересадка! – сообщает водитель. – Дальше на «Зырянине».

Я с изумлением смотрю на невиданное мною доселе транспортное средство. Больше всего оно похоже на большущий металлический почтовый ящик, взгромождённый на четыре колеса от «БЕЛАЗа». Мы передаём рюкзаки забравшемуся внутрь Михаилу и забираемся в металлическое нутро вездехода сами.

– Солидная техника! – говорит Александр, устраиваясь рядом с водителем.

– В Усинске делают.

– А движок какой?

– Вазовский. Захочешь – любой могут поставить. Держись крепче.

Напоминание не лишнее. Дорога – аж собаку начинает тошнить. Такое ощущение, что мы не едем, а карабкаемся куда-то. Примерно через полчаса выгружаемся у железнодорожной насыпи. В непролазную грязь, которая с первого же шага принимается измерять высоту наших резиновых сапог. Чавк, чавк, чавк… Пока сапоги, к счастью, выше.

Поднимаемся на насыпь. Первое, на что обращаешь внимание – громадные груды щебня вдоль неё. На одной из груд два человека в ярко-зелёных дождевиках. Рядом с ними красный флаг, воткнутый в щебень. Люди приветственно машут нам руками, мы машем в ответ.

И тут же – словно из ниоткуда возникнув – перед нами оказываются две фигуры в чёрном. Лица закрыты «балаклавами». Сотрудники ЧОП. Мы молча проходим мимо них. Одна из фигур поднимает руку, в руке небольшая видеокамера. Она неспешно нацеливается на нас всех по очереди: на Александра, Михаила, другого Александра, Юрия. И на меня.

Это действие выглядит каким-то зловещим ритуалом. Жутковато. Хочется показать объективу камеры язык. Но я напоминаю себе, что здесь, на Шиесе, не место мальчишеским выходкам. Здесь людей задерживали, штрафовали, избивали. Здесь – всё всерьёз.

Огибаем станционное здание из силикатного кирпича, проходя мимо ещё нескольких фигур в чёрном. И направляемся к флагам на высоченных самодельных флагштоках. Их множество – флаги разных стран, разных русских городов, разных партий. Совсем рядом друг с другом Спас Нерукотворный и флаг ВЛКСМ с ленинским профилем.

А за флагштоками – палатки всех видов (от маленьких летних до многоместных зимних), балкИ, сарайки, нетканка, брезент, фанера, полиэтилен, доски. Железные трубы, из которых идёт дым. По сути – целый своеобразный город.

– Пост «Ленинград», – говорит мне Александр. Он, в отличие от меня, уже бывал раньше на Шиесе. Потому и встречают его радостно, как старого друга. Радушно встречают и всех остальных.

– Хорошо, что приехали! – улыбаясь, говорит невысокая женщина. – А то народу сейчас маловато.

– Сколько?

– Человек тридцать. С вами – уже почти сорок.

– Сегодня четверг, – говорит Александр. – В выходные наверняка люди подтянутся.

– Конечно!

Относим рюкзаки в одну из палаток. Внутри печка: не замёрзнем. Палатка рассчитана на четверых, но я по походному опыту знаю, что поместиться в ней смогут и пятеро, и шестеро человек. А при необходимости и больше.

– Чем я могу быть полезен? – спрашиваю Александра.

– Дело найдётся. Печки топить, воду носить…

– А воду откуда здесь носят?

– Привозят: через пост «Костёр». Потом флягу на двадцать литров в рюкзак – и понёс. А так-то колодец есть в лесу.

– На посту «Крепость», – уточняет Михаил.

Пост «Ленинград», что вполне очевидно, центральный – он самый большой и непосредственно граничит с позициями сотрудников ЧОП. Я ловлю себя на мысли: городок активистов на первый взгляд напоминает нечто вроде бразильских фавел: лепящиеся друг к другу сараюшки, «удобства во дворе», вездесущая грязь под ногами… Припоминаю, как в интернете активистам злорадно пеняли на эту грязь: дескать, боретесь против свалки, а сами-то… Но за первым взглядом следует второй – и видишь, а точнее не видишь под ногами ни единого полиэтиленового пакета, ни единой консервной банки, ни единого конфетного фантика. Мусор здесь тщательно убирают, сортируют, вывозят. Городок активистов выглядит хаотично, однако организовано всё толково: дай бог в любом городе так организоваться, как люди смогли здесь, посреди тайги. И не грязь под ногами, а болотистая таёжная почва. Которую непрерывно заливают в эти осенние дни дожди. Какого комфорта тут требовать?

Постепенно начинаю ориентироваться: вот жилые территории, вот генератор и склад топлива, продуктовый склад, костровая зона, мусорная площадка, умывальник и туалеты (мужской и женский – отдельные строения), кухня, столовая. Столовая и кухня – самые вместительные постройки. Столовая одновременно является ещё и своего рода штабом. В данный момент тема номер один – прорыв бензовозов.

– Как это они шли вдоль газопровода?! Бензовозы! Ночью! А там «нитки» старые – случись что… По закону…

– Да е… они законы!

– В четыре часа утра! Двадцать второго июня, ровно в четыре часа…

– Вот ведь злыдни! Всё спланировали! Людям пятнадцати минут не хватило. В Урдоме спохватились – поздно…

– И интернет в Урдоме отрубили!..

– В четыре часа утра…

– Ещё огнемёты им раздать…

– Грамотно действуют, заразы! А ОМОНа-то сколько – целое войско…

– Ну, и что? И показали, что против нас целое войско нужно! Силовики, б… Всем теперь ясно, для чего эти силовики…

– Стравливают Коми и Архангельск…

– Ещё «операция» у них…

– АТО что ли?..

– АТО? А до чего они дойдут таким манером?..

– На сколько им топлива теперь хватит? На пару месяцев?..

– На три точно. Два бензовоза и прицепная цистерна. До конца января. А там зимники. Время тянут…

– Ну, хоть от вертолётов они отказались…

– Деньги считать начали – прижало, значит…

– ОМОН дешевле купить, конечно, чем вертолёт…

– Как в глаза-то людям будут смотреть?..

– А чё им смотреть, у них маски!..

Я грею озябшие руки у металлической печки, стоящей в столовой. Похожие печки во время Великой Отечественной войны называли «буржуйками». Думал ли я о том, что буду греть руки у «буржуйки» в Ленинграде? Словно страницу истории перелистнули назад.

– Из «Левого блока» здесь сейчас есть кто? – спрашивает приехавший с нами парень.

– Мы тут блоками не интересуемся.

– Только если бетонными…

Темнеет. Освещение есть: генератор работает. Но налобный фонарик, стоит сделать шаг в строну от «Ленинграда», тут же оказывается предметом первой необходимости. Под ногами грязь, с неба – дождь, лучи фонариков мечутся, скользят в холодной, влажной тьме.

– Мне в поезде деньги дали, – говорит Михаил.

– Завтра из Урдомы завхоз приедет, ему отдашь.

– Продукты кому отдать? – спрашиваю я.

– А что привёз?

– Сухари, тушёнку…

– На кухню отнеси.

На кухне готовится ужин. Две женщины хозяйничают у кастрюль и котлов: здесь и печка, и электроплитки. Вся кухонная утварь разнокалиберная, с бору по сосенке.

В столовой – в штабе – составляют график дежурств на постах. На посту «Гора» дежурные меняются каждые два часа, поэтому людей нужно много. Мы с Александром записываемся на дежурство с четырёх до шести утра.

Рядом со мною негромко переговариваются между собой юноша и девушка. Язык, похоже, польский. Двое мужчин утомительно долго обсуждают итоги сентябрьских выборов в московском Кунцево, в которых один из них, надо понимать, принимал участие, и, надо понимать, проиграл. Надо понимать, незаслуженно.

– Посуду моем за собой! – командирским голосом напоминает женщина с рацией в руке. И добавляет столь же строгим тоном, обращаясь сразу ко всем присутствующим:

– Закон «Ленинграда» помните?

– Это насчёт спиртного? – уточняю я.

– Вот именно!

– Пьяный на войне – хуже врага, – говорит кто-то, возясь у печки. – Про речку Пьяну не забывать надо.

– Когда татар проспали?

– Ага. Когда ж это было-то…

– В 1377-м году.

– Точно.

В половину четвёртого просыпаюсь: мобильник Александра сигналит прямо в ухо. В палатке тепло – печка-«пошехонка», которая топится древесными брикетами, греет добросовестно. А вот едва выбираешься из палатки – дрожь сотрясает тело. Двигаться, двигаться! Умываюсь ледяной водой из рукомойника. Ночь. Капли дождя непрерывно летят с тёмного неба. Флаги хлопают, бьются на ветру.

Глотнув кофе в столовой, надеваем ярко-зелёные дождевики и выходим под дождь, который становится всё сильнее. Шагаем к станционному зданию. У Александра шаги широкие, я едва поспеваю за ним. Впереди маячат фигуры в чёрном.

– Ку-ка-ре-ку!

– По-моему, я толком не проснулся, – говорю Александру. – Чудится, что петух кричит.

– Не чудится. Он в сарае с инструментами сидит.

– Из Урдомы привезли?

– Не знаю. Наверное…

Поднимаемся на гору щебня. Дежурные, которых мы сменяем, отдают нам бинокль, фонарь и рацию.

– Всё спокойно?

– Вроде бы да.

Отсюда, сверху, хорошо виден и пост «Ленинград» с его флагами, палатками и сарайками – и предполагаемая территория мусорного полигона. Она наполовину залита водой. Сбоку, освещённая по периметру прожекторами, на бетонных плитах разместилась база ЧОП: складские и хозяйственные блоки, двухэтажный жилой блок, грузовые автомашины. В лучах прожекторов различаю чёрные фигуры.

«Звёздные войны». Планета Шиес. Повстанцы против имперских штурмовиков. Только штурмовики не в белом, а в чёрном.

– В мае здесь жарко было, – говорит Александр. – Что творилось! Настоящая «горячая точка». Да и в июне тоже… Тогда и меня задержали. Вон, смотри – вон там стычка была! Я сейчас думаю, что спровоцировали людей всё-таки. Тут нервы крепкие надо иметь. Чопики что хотят, то и творят. А полиция… Говоришь ему: «А если тебе стрелять прикажут?». А он, знаешь, что в ответ? – «А мне пофиг!». Пофиг им, понимаешь? Вот и весь разговор. Да какой тут разговор… Люди говорят: «Полигона не будет!». А им говорят: «Полигон будет!». Что людям остаётся делать?

«А в самом деле – что? – думаю я. – Сопротивляться? – экстремизм. Смириться? – унизительно. Пожалуй, остаётся именно вот это, именно то, что люди сейчас и делают: стоять. Стоять лицом к лицу с незваными гостями, врастая ногами в родную землю. Становясь ею…».

Мимо с грохотом проносится длинный товарный поезд, электровоз несколько раз швыряет в окружающую тьму протяжный гудок. Я откидываю капюшон и подставляю лицо холодным дождевым каплям. Не спать…

Нас сменяют в шесть часов утра, минута в минуту. Забираемся обратно в тёплую – ох! – даже слишком тёплую палатку.

– Насовали брикетов в печку, организмы! – ругается Александр.

Проснувшись через пару часов, умывшись и отправившись в столовую, узнаём, что из Урдомы вот-вот должен прибыть «Зырянин» с грузом бензина и продовольствия.

Пьём кофе. Оживает рация:

– Пост «Гора» вызывает «Ленинград».

– «Ленинград» на связи.

– К вам направляются двое сотрудников полиции.

– «Ленинград» понял, спасибо.

Все невозмутимо продолжают прихлёбывать кофе. Потом женщина, строго напоминавшая вчера о законе «Ленинграда», выходит из столовой. Мы выходим вслед за нею. Полицейские вяло расспрашивают о чём-то (о ком-то). И удаляются. «С Дону выдачи нет», – припоминается мне.

– Пост «Костёр» вызывает «Ленинград».

– «Ленинград» на связи.

– «Зырянин» на подходе к вам.

– Принято.

Отправляемся вдоль железнодорожной насыпи туда, где вчера выгружались из вездехода. С собой забираем мешки с мусором. После ночного дождя сапоги ещё глубже, чем накануне, вязнут в грязи. Двое мужчин волокут по уходящему из-под ног болотному кочкарнику тачки. В тачки сгружаем из «Зырянина» канистры с бензином. Продукты – в рюкзаки. Рулон нетканки намотан на длинную жердь, которую поднимают на плечи два человека. И – потопали…

Сотрудники ЧОП исправно снимают нашу растянувшуюся вдоль железнодорожного полотна процессию на видеокамеры. Мы молча проходим мимо них.

Разгружаем продукты: частично на склад, частично на кухню. На кухне обеденные хлопоты в самом разгаре. Позже, за обедом обсуждаем свежую новость: на станции неожиданно остановился товарный состав. Слово «неожиданно» здесь не любят – оно не к добру. Вскоре появляется с подробностями «мэтр интернета» Оксана:

– С поезда сошли двое сотрудников транспортной полиции.

– Зачем?

– А кто их знает! К чоповскому переезду пошли.

– К незаконному? Так они что же, получается, за нас?

– Все против нас, – мрачно звучит у меня из-за спины.

– Да нет, тут дело такое… Надо бы разобраться, что у них на уме.

– Башли у них у всех на уме.

– Бима никто не видел?

– Кого?

– Собаку, которую в Мадмасе подобрали.

– Бима?

– Ну да, куда Бим подевался?

– На станцию ушёл.

– Сдаваться?

– Вот ведь чёрное ухо…

– Задержат как подозреваемого…

– А может инфоцентр пошёл обоссать?

– Не исключено…

Палатка информационного центра стоит на базе ЧОП неподалёку от станционного здания. Я наслышан, что внутри информационного центра размещены информационные материалы, информирующие о позитивности проекта, который сторонники называют экотехнопарком, а противники свалкой московского мусора. Информационный центр появился после майских и июньских столкновений на Шиесе, когда считалось, что вот-вот на происходящее отреагирует Путин. Может, даже появится здесь. Путин не появился, появилась палатка информационного центра.

Дождь, прекратившийся было, вновь принимается поливать раскисшую землю. Под ногами всё разъезжается, скользит.

Несколько человек с рюкзаками подходят к столовой попрощаться с остающимися. Им пожимают руки:

– Привет Нижнему Новгороду, ребята!

– Вы из Нижнего? – спрашиваю я.

– Оттуда.

– Я у вас был на Рождество. Красивый город. Только с жильём забавно получилось.

– А что?

– Прочитал в интернете рекламу хостела: «Из окон вид на Кремль, 500 метров до центра». А оказалось – пятьсот – только почти по вертикали.

– Это где?

– Почайна.

– А, Почаинский овраг! В хорошей физической форме нужно быть, чтобы наверх топать… Хостел-то хоть нормальный?

– Нормальный. И Кремль из окон действительно видно. Он внушительный у вас… гордый такой…

– Ещё бы не гордый! Ни разу за всю историю никому не сдавали! А ведь в 16 веке три раза штурмовали!

– «Зырянин» ждёт! – торопят нижегородцев.

Они уходят. Я смотрю на флаги – вот он, флаг Нижнего Новгорода – красный олень на белом фоне.

И флаг Архангельска – неподалёку от него.

– Мужчины! Воды надо принести!

Цепочка людей направляется в сторону леса. Я присоединяюсь к ним.

– А понесём-то в чём? – спрашиваю Александра.

– На посту «Баня» пятилитровки.

– Баня?

– Ну, а как без бани? Оборудовали.

Добравшись до леса, выходим на довольно широкую дорогу. Широкую – по местным меркам. Берёзы и ели тесно смыкаются вокруг.

– Видишь? – показывает Александр мне на обломки вагончика, притиснутые к одному из деревьев.

– Это тот самый – когда экскаватором…

– Тот самый. Тогда людей здесь здорово обозлили, конечно. А люди сами ещё и виноваты, вроде как, оказались.

«Нормальный человек под экскаватор не полезет!» – вспоминаю я реплику в интернете. И ответную реплику: «В Великую Отечественную были ненормальные, которые и под танки бросались…».

Подходим к небольшой речушке: вода тёмно-бурая, торфяная. Рядом пятилитровые ёмкости – некоторые пустые, некоторые заполненные бурой водой. Разбираем пустые бутыли, здороваемся с мужчиной, вышедшим из постройки, название для которой трудно подобрать. Не удивлюсь, если появится слово «шиесовка». Мужчина во «вьетнамках», даже смотреть на его почти босые ноги холодно.

– Здесь постираться можно, – говорит Александр. – Ну, если небольшое. А баня – вон. Сначала походная была, а сейчас уже всё основательно.

К бане ведёт дорожка, сооружённая из досок и брёвнышек. Но мы проходим правее и ступаем на тропинку, ведущую вдоль берега речушки. Неровная тропинка словно пытается стряхнуть с себя людей: ноги задевают о корни, съезжают то в одну сторону, то в другую. Потом начинается более ровный участок, но и более вязкий. Местами уложены жерди, местами просто приходится тщательно «целиться» ногами в кочки, чтобы не провалиться по колено. Или глубже? Проверять не хочется.

– Болот, они говорят, здесь нет, – ворчит один из идущих впереди меня мужчин. – Как же, нет… Прямо парк Горького…

Деревья расступаются, мы пересекаем высокие заросли пожухшей травы. Я вижу развалины двухэтажного здания из силикатного кирпича. Вероятно, именно здесь находился посёлок лесозаготовителей Шиес.

Как же быстро природа вернула себе свою территорию!

Проходим мимо здания, от которого осталась, по сути, одна стена, да груда кирпичей вокруг. Что это было? Администрация? Пожарная часть? Дом культуры? Что бы ни было – всё в прошлом.

Пост, открывшийся нашим глазам, встречает нас надписью: «Брестская крепость. Мы не уйдём!». Красные буквы на белом полотнище смотрятся так, словно кто-то сорвал белый флаг и вытряхнул из него всю капитулянтскую сущность. Между палатками и навесами проложены дорожки из кирпичей. Там, где они сходятся, табличка с надписью «Площадь Революции».

Приветствуем дежурных, которых предстоит сменить: они из Твери.

– Как у вас тут? Чопики не беспокоили?

– Бродят…

Круглый бетонный колодец закрыт аккуратной самодельной деревянной крышкой. На ней надпись: «Открывать нежно!». Используя ведро и воронку, наполняем бутыли и пускаемся в обратный путь.

Тверичи, которых на посту сменили архангелогородцы, идут вместе с нами. Проходим мимо столба с указателями расстояний от Шиеса до разных городов. На ходу читаю надписи на дощечках, потемневших от дождей. Бросается в глаза яркая наклейка на столбе: «Нет московскому мусору на севере!».

С бутылями воды в руках нащупывать ногами кочки ещё сложнее. И на неровной, скользкой, петляющей тропинке за деревья рукой уже не придержаться: сохранять равновесие удаётся с большим трудом. Наконец, выходим на дорогу.

– «Технической» воды прихватите, – говорит мужчина во «вьетнамках».

На берегу речушки к жерди привязан кусок нетканки с надписью «Джек Дэниэлс». Я с недоумением смотрю на эту совершенно инородную здесь надпись, потом догадываюсь, что кто-то пошутил по поводу цвета торфяной воды.

Шутки шутками, а закон «Ленинграда» соблюдается неукоснительно. Ни одного пьяного или похмельного, ни капли спиртного. Трезвость без всяких пропагандистских кампаний. «Веселие Руси есть питие»? Допустим. Но тут не до веселья. У меня мелькает мысль: власти были бы счастливы, если бы активисты накачались водкой. Нет. Приходится иметь дело с трезвыми людьми.

Оставив питьевую и «техническую» воду у кухни, присаживаемся под навесом вокруг потухшего костра. Здесь девушка и юноша из Польши (я уже знаю, что их зовут Моника и Анджей) разговаривают с урдомчанами.

– А у вас в Польше такой беспредел бывает?

– Но – да… Бывает… Но у нас это скандал, пресса… все возмущаются… Так Беловежская пуща было, когда там хотели стройка…

– Беловежская пуща в Белоруссии!

– На граница Белоруссия и Польша. Подляское воеводство у нас. Там хотели, чтобы стройка дорогих домов. Но это – пресса, сразу скандал… Невозможно стройка…

Александр принимается разжигать костёр. Бумага прогорает быстро, сырые дрова не схватываются.

– Бересту бы…

– А у нас тут какой только прессы не приезжало, – с горечью говорит пожилой мужчина в камуфляже. – И всё без толку…

– Но строительство – оно сейчас нет?

– Сейчас нет, а завтра да. Бензовозы вон не зря протащили. И всё рассказывают, как нам хорошо будет с этой свалкой.

– У нас в Урдоме, – вступает в разговор женщина, которую я постоянно вижу хлопочущей на кухне, – чужих никогда не было. И тут вот эти – в масках. Как будто прямо в дом к тебе вломились.

– Так и есть, – говорит пожилой мужчина. – И никакой управы на них не найти. Полиция вон ходит, их защищает. Их, а не нас. И в судах нас судят, а не их.

«Все против нас», – вспоминаю я. Все против простых людей. Всё сделано здесь для того, чтобы эти люди разуверились во власти.

И поверили в себя.

– Я так понимаю, – говорит Александр, – Урдома вся против свалки? И отступать не собирается?

– А куда нам отступать – со своей земли? Под землю если только…

– А Яренск как?

– Серединка на половинку. Там бюджетников много, а они – люди подневольные. Что в Архангельске-то слышно? Вроде хотят признать всё это полигонное хозяйство самовольной постройкой?

– Да, в Арбитражном суде. Но это долго может тянуться.

– Ужинать будете? – доброжелательно спрашивает нас подошедший к костру невысокий, приземистый мужчина.

– Да!

– Дак ведь печки-то сами не растопятся! – так же доброжелательно напоминает мужчина и удаляется.

После того, как печки растоплены и ужин приготовлен, принимаемся составлять график дежурств. Наше с Александром вчерашнее время на посту «Гора» – с четырёх до шести утра – уже занято. Записываемся на дежурство с двух до четырёх.

– Время-то сонное, – предупреждаю я Александра.

– А мне вахту во всякое время стоять приходилось…

– Посуду не забываем мыть за собой! – Илона как всегда строга. – Кто чашки днём грязные оставил? На кухне и без того работы хватает, ещё чашки за вами мыть?!

Оксана вносит в столовую большую картонную коробку.

– Из Красноборского района, – сообщает она. – Днём привезли. Сейчас давайте вскроем, да отправим в Краснобрск видео, что всё в порядке, всё получили. Кто тут у нас ближе всех?

Ближе всех я. Беру нож, вскрываю коробку, достаю оттуда продукты и медикаменты. Оксана снимает всё появляющееся из коробки на телефон. Машет рукой в камеру:

– Красноборцам спасибо!

– Лекарства, надеюсь, не понадобятся…

– Ну, мало ли что… А вот на экобессрочку в Котласе – у них там целая палатка для сбора продуктов – сегодня пришла свадьба и принесла бутылку шампанского. С ней что делать?

– Пригодится за победу выпить!

Никто не откликается на мою необдуманно брошенную фразу. Скорой победы здесь не ждут.

Но в победу верят.

Второе ночное дежурство даётся мне тяжелее, чем первое. Несмотря на дождь, всё время клонит в сон. Поневоле позавидуешь Александру, который бодр, как днём. Отгибая рукав дождевика, рукав свитера смотрю на часы – ещё только половина третьего. Лучи прожекторов прорезают дождевую завесу, фигуры в чёрном неспешно перемещаются между блоками базы.

«А если стрелять прикажут?» – «А мне пофиг!».

Не спать, не спать!

Фигуры в чёрном, начиная перемещаться чуть активнее, сбиваются в кучку неподалёку от станционного здания.

– Куда это они пошли?

– У них ведь тоже дежурство. Сменяются сейчас. Там вон курилка – туда и пошли, наверное.

«Курилка, – думаю я. – Они курят. Едят. Пьют. Разговаривают. Смеются. По приказу. Нет. По приказу они не смеются. По приказу они стреляют…».

– Тяжко что-то, – говорю я. – Спать хочется.

– Присядь, посиди, – предлагает Александр. На гору щебня кто-то втащил стул, рядом с ним самодельное кресло из деревянных обрубков.

– Если присяду – точно усну…

Наконец, нас сменяют. Я уверен, что засну, едва оказавшись в палатке, но сон внезапно отступает. Александр, лежащий слева от меня, давно уже спит. Справа посапывает другой Александр. Желание можно загадывать… Там, где улеглись Михаил и Григорий, кто-то из них невнятно бормочет во сне. Минута тянется за минутой. Дождь усиливается, принимаясь изо всех сил колотить по палатке. И ветер… Каково сейчас там, на горе? Для чего стоят там люди? Во имя чего? Люди… Люди, да. Я выбираюсь из спальника, достаю налобный фонарик, авторучку, блокнот:

У московской параши

Поморам не быть!

Земли строгие наши

Мы должны защитить

От столичной блевоты,

От тупой срамоты…

– Экий смелый ты! Кто ты?

– Человек. А кто ты?

Просыпаюсь. Разве я заснул? В палатке никого, кроме меня. Светло. Сколько времени? Ох ты! Почти полдень!

Торопливо складываю спальник и убираю его в рюкзак. Так, что ещё? Фонарик, шерстяные носки… В палатку просовывается голова Александра:

– Не спишь? Давай-ка поактивнее – тебе ехать скоро!

Ледяная вода в умывальнике. Горячущий кофе в кружке.

– «Зырянин» сегодня не придёт, – объясняет Александр. – Вологодский «каракат» починили, но он под завязку, сегодня много людей приезжает. Пойдём на пост «Костёр», я тебя провожу, оттуда уедешь. Собирай вещи.

– У меня всё собрано.

– Да? Отлично. Тогда сейчас и выходим.

И мы выходим – но я ещё успеваю попрощаться с Илоной из Сыктывкара, Оксаной из Архангельска, Татьяной из Урдомы, Сергеем из Твери. С другими людьми, имён которых не знаю.

Флаги, рядом с которыми мы с Александром проходим, бьёт ветром, раскачивает на флагштоках.

Словно корабельные паруса на мачтах.

* * *

В случае реализации проекта «Экотехнопарк» полигон на Шиесе площадью 3000 га станет самой большой мусорной свалкой в Европе. По планам устроителей на этом полигоне планируется к захоронению по 2,3 млн. тонн московского мусора ежегодно, то есть более 40 млн. тонн ТБО за 20 лет.

 Первая информация о проекте появилась в августе 2018 года. Тогда же начались строительные работы на месте размещения предполагаемого полигона. Никаких экологических экспертиз не было проведено и разрешение на строительство получено не было.

 В феврале 2019 года жители Ленского района, на территории которого находится Шиес, начали блокировать дороги, ведущие к месту незаконных строительных работ.

 В апреле 2019 года в Архангельске прошли демонстрация и массовый митинг против полигона на Шиесе. На сегодня осуждены 39 человек из участвовавших в этой акции протеста. Сумма наложенных на них штрафов составляет 1 082 400 рублей.

 С апреля 2019 года в Архангельске началась бессрочная акция протеста против полигона на Шиесе, продолжающаяся по сей день. Подобные бессрочные акции протеста продолжаются также в других городах Архангельской области и других регионов России.

 2-13 ноября 2019 г.

(https://denliteraturi.ru/article/4502)