Вологодский литератор

*  *  *

Я – дитя с ума сшедшего века,

где машина важней человека.

Где любовь заменяется сексом,

песнь любви – Пугачёвой и Лепсом.

«Лепс» в обратную сторону – «спел»,

в палиндром записался пострел.

До Муслима не выорать Лепсу,

до любви не допрыгаться сексу…

Я – дитя с ума сшедшего века

и ушедшего в бой человека

за Любовь, за Народ, за Страну,

к нему душу, как руку, тяну.

А ещё бы у Бога-Творца

прослужить до конца.

До конца…

*  *  *

«Денег нет, но вы держитесь!»

Мы и держимся, премьер.

Передай привет элите,

в нас живёт СССР.

Тошно слушать ваши речи,

видеть чуждый интеллект.

Ваша совесть вас не лечит,

ведь её в помине нет.

Вы надолго задержались

у державного руля,

но покуда не добрались

до советских звёзд Кремля.

Нам они напоминают,

что и флаг, и герб не тот.

Не для вас они сияют,

эти звёзды – за народ!

*  *  *

Либералы, либерасты –

и не классы, и не касты.

Разлюли-люли малина –

в государстве это мина.

Либерасты колобродят,

на парад себя выводят.

И идут развязным шагом

с белой лентой вместо флага.

Их и в Думе привечают,

где свои права качают.

Толерантный либерал

право гнать их отобрал.

А народ, дойдя до края,

и уродов выбирает.

Сам, от выборов устав,

потерял остатки прав.

*  *  *

Хорошо горит бумага,

ей к огню не привыкать.

А вообще нужна отвага

книги старые сжигать.

Мы теперь их часто дарим,

так пытаясь сохранить.

Не стихи, душа – в прогаре,

рвя связующую нить.

Книги, книги… Чьи-то жизни,

чьи-то думы скрыты в них.

Мы сгорим на этой тризне,

на огне любимых книг.

*  *  *

Мы были бедными,

но были мы едины.

Из серебра – у нас

одни седины.

Богатыми не стали,

серебра

на головах прибавилось.

Ура!

Мудрее стали,

наше серебро,

то, что в сединах,

ценность обрело.

Своих

я узнаю по седине

и по прямой,

не согнутой спине.

*  *  *

Неужели те сказки закончены,

те дороги размыты бедой?

Бубенцы прежней жизни истончены,

да и звон совершенно седой.

Вон стоит на остывшем пожарище

что за дерево, я не пойму.

И бреду я к нему, как к товарищу,

за плечо перекинув суму.

Ой, сума ты моя перемётная!

Ты всё легче, а жить тяжелей.

Расскажу ему всю подноготную

не по времени прожитых дней.

То не крест ли стоит вместо дерева?

Кто сработал его, кто поднял

средь остывшего крошева-мелева,

указуя последний причал?

Здесь распахнута дверь в одиночество.

Чей ты ладно сработанный крест?

Не моё ли на нём имя-отчество?

И сгоревшая память окрест…

*  *  *

Тишина закладывает уши.

Господи, спасибо за покой!

Здесь ничто покоя не нарушит,

тихий снег ложится предо мной.

Не видны ни тропки, ни дорога,

обернулся – не видать следов.

Вот теперь и я дошёл до Бога,

мы одни, и нам не надо слов.