Вологодский литератор

* * *

Возниц в потемках перебранка,

Храпенье чуткого коня,

И от ночного полустанка

Везут убитого меня.

 

Ну вот, меня нет и в помине,

Под сердцем холод от штыка,

И голова на мешковине,

Неловко согнута рука.

 

И мне теперь, пока по свету

Везут сквозь ночь, сквозь темноту,

Терпеть и слушать ругань эту,

Дороги тряской маяту.

 

Небес бездонное зиянье,

Над головой звезды качанье,

Храпенье чуткого коня…

Еще далеко до отчизны.

И, может быть, не хватит жизни

Ничьей, чтоб довезти меня.

 

* * *

Едет мужик на колхозной телеге,

Думая думу о позднем ночлеге, –

Прямо беда.

Еду и я, непонятно откуда

И неизвестно куда.

 

И не чахоточный этот румянец,

Поздних лесов поредевший багрянец,

Скрасит безрадостный путь.

Хлюпает грязь, или чавкает глина,

Так и плетемся, все мимо и мимо,

Боком, трусцой, как-нибудь.

 

Нам и досталась в удел эта строгость,

Осени поздней печаль и убогость,

И прозябанье в глуши.

Поздней природы смиренье и сирость,

Как подаянье, как вечная милость,

На покаянье души.

 

Эта неясная мысль мирозданья,

Звезд невысоких скупое мерцанье

Средь бесприютных небес.

Эта покорность судьбе и страданье,

И ожиданье чудес.

 

Поздняя осень снежком посыпает,

Грач над картофельным полем летает

И никуда не летит,

И на земле, и на небе дорога

Есть лишь одна.

Никакого другого и не бывает пути.

 

Так и лететь над пустым косогором,

Не опускаясь к промерзшим озерам,

Над придорожным кустом,

Над дорогим беспредельным простором

Крылья раскинув крестом.

 

ОТЪЕЗД

Деревня стихла для ночлега,

И всё задумчиво молчит,

И гулко старая телега

По тряской гребле простучит.

 

Густой туман ложится низко,

Темнеет сумрачно река.

Нам до района, в общем, близко,

Час с небольшим до городка.

 

На этой тряской колеснице,

По этим гатям и мостам.

А завтра поезд до столицы,

И через день я  буду там.

 

Гляжу в поля: ночное небо,

Звезда, что теплится едва…

Здесь все в себе, как будто небыль

И жизнь иная, и Москва.

 

И мне бы что там, за полсвета,

И что я только там забыл?

Я б хоть сейчас с предсельсоветом

Коня назад поворотил.

 

Но председатель сельсовета,

Попутчик мой, взмахнет кнутом,

Он – как никто, он знает это:

Зачем мы едем с ним по свету,

Зачем на свете мы живем …

 

И вот клубится там, за мною,

Печаль и пыль родных полей,

И остается за спиною

Судьба с судьбой, звезда с звездою

Печальной юности моей.

 

* * *

Горит негасимое пламя

Горит, полыхает в лесах,

И вверх золотыми столбами

Летит ослепительный прах.

 

Летит в беспредельных просторах

Душа – паутинки клочок,

Все счастье – в далеких озерах

Лазури скупой лоскуток.

 

Вся радость – над милой отчизной

Гореть на холодном ветру

И плакать над горькой осиной

На самом высоком юру.

 

Над самой последней дорогой,

Прохожим махая крылом,

За них в этой жизни далекой

Уже не просить ни о чем.

 

ЮНОСТЬ

Юность моя, ты прошла.

Ты совсем как чужая,

Ты боялась меня,

и недетские слезы глотая,

Виновато глядела

и следом брела, как попало,

И в каких ты краях, я не знаю, пропала.

 

Ты маячила где-то потом под Ростовом,

Провожала тайком и украдкой за мною следила,

И в нелепом пальто отошла от вокзала ночного,

И наверно любила, наверно любила.

 

Там где вьюга над полем снегами свистела,

Там, где стыл я на лютом ветру под осиной,

Ты высоко меж звезд надо мною летела,

Я ведь знаю, я слышал твой крик журавлиный.

 

Юность моя, ты далеко, и как, я не знаю,

Ты прошла. На земле так пустынно и тихо.

А по небу, меж звезд, на серебряных крыльях, чужая…

Сколько воли ей там,

сколько там ей простора для крика!

 

* * *

Как свеча на столе горит,

И со мною мой гость сидит.

Моего он вина не пьет,

Песен он со мной не поет.

 

Он своих не подымет глаз.

Белый день на земле угас.

Белый день угас на земле,

Да свеча горит на столе.

 

Исподлобья глянет в окно –

За окном все темным-темно.

И как будто соринку в глазу

Отвернувшись, смахнет слезу.

 

Дрожь пройдет по моим плечам

Что за жуть бредет по ночам! …

Гляну я в поднебесный свод,

Помяну всех, кто нас там ждет,

И ему:

– Авось ничего!

И светлеет лицо его.

 

* * *

В пыли пропадает дорога,

Истаяли в зной облака,

Старуха бредет хромонога

И древние два старика.

 

Труба ль протрубила седьмая

И встали в лохмотьях рубах:

– Милок… А далеко ль до рая?

Нет знаку ли где на путях?

 

Далеко …

Лишь прах над равниной,

Лишь пыль над дорогой степной,

Чтоб так вот они посредине

Меж небом и русской землей.

 

Чтоб этой дорогой степною,

Без отдыха ночью и днем,

Несли, как вину пред страною,

Вязанки с сухим ковылем.

 

И чтоб ни исхода, ни срока

И не было в жизни такой,

Чтоб зноем томила дорога

И всем обещала покой.

 

КИТЕЖ

1.

Какая вольная земля!

Какое небо голубое!

И стены белого кремля

Так ослепительны от зноя.

 

Тут не должно быть этих стен,

Тут не должно быть этих башен,

Здесь лишь шоссе на Воскресенск

А так – кругом леса и пашни.

 

Тут все леса, леса кругом,

И нет селенья никакого…

Но этот город на своем

Стоит, не требуя другого.

 

2.

Вот разом разойдется мгла

И кверху облаком взовьется,

И солнце ясное прольется.

И вот сияют купола!

 

Я брел сюда в такую темь,

Я воду черпал голенищем,

Я думал: свету не отыщем,

А тут от века светел день.

 

Вода озерная легка,

По грудь малиновые звоны,

А мимо – люди  и века,

Да сонно каркают вороны.

 

А тут от века светел день

И также все светла прохлада

У нерушимых этих стен

Как бы невидимого града.

 

ГОГОЛЬ

1.

Что брезжит мне, что светит из тумана?

Что мне струной звенит среди полей?

Что за огонь горит, горит, как рана,

В груди печальной родины моей.

 

Святая Русь! Я вижу издалёка,

Из стран прекрасных, сказочных, как сон,

Как неприютно там и одиноко

Среди твоих просторов и времен.

 

Ни дивных гор, блистающих картинно,

Ни водопадов в шуме и в пыли.

В тебе все голо, ровно и пустынно,

Порой лишь что-то промелькнет вдали.

 

Так что ж зовёт, что плачет и рыдает,

Какую песню голос твой поет?

Какой тоскою сердце обнимает,

Какою силой тайною влечет?

 

Что ж хочешь ты? – В безбрежности полночной

На эти страны, полные огня,

Всё, что ни есть, вдруг обратило очи

И с ожиданьем смотрит на меня.

 

Но здесь лишь грезы сладко навевая,

В своем как бы взаправдашнем раю,

Сама себя баюкает чужая,

Чужая жизнь под сказочку свою.

 

Ей не понять, с какою страшной силой

Твое пространство, отразясь во мне,

Могучей властью очи озарило

И встало далью чудной в глубине.

 

Что ж сей простор?

Загадка в нем какая?

Где ж богатырь размыкать грусть твою?

Стою один,

и туча грозовая

Объемлет грозно голову мою.

 

2.

Нет, не внемлют! Не слышат меня!

Что им надо над бедной моею,

Над моей головой?..

Сколько всюду огня!

Что отдать? – если я ничего не имею?

 

Ну, спасите меня!

Дайте тройку коней.

Кони буйные, взвейтеся ветром!

Только с этого света, скорей,

Уносите прочь с этого света!

 

Стой! Еще раз взгляну. Там огонь ли горит?

Светлый месяц над лесом в тумане?

Вон Италия! Море шумит…

Избы русские прямо под нами.

 

Мать моя ли в родимом дому?

Не ее ли окошко мне светит?

Вспомни сына! Нет места ему,

Нету бедному места на свете.

 

Урони же слезинку! Спаси, пожалей!

Что хотят эти люди чужие?..

Дайте ж тройку коней.

Тройку быстрых, как вихорь, коней!

Уносите меня, удалые.

 

3.

Струится свет к задумчивым просторам,

Сойдет покой к светлеющим лесам,

И золотеет солнце по озерам,

И сизый дым восходит к небесам.

 

Так высоко проходят облака,

И веет ветер вольный и высокий.

Как будто жизнь в иные берега

Плывет одной небесною дорогой.

 

Беспечность дней!

Над будущим светло.

И над прошедшим все в таком покое!

И в нем ничто бесследно не прошло,

Оно в одном ненарушимом строе.

 

И также ясно и светло над ним.

Сомненья нет в порядке необъятном.

Как будто здесь все связано одним

Лишь этим светом в небе незакатном.

 

НЕБЕСНЫЙ ПАРАШЮТИСТ

Уже в неизбывной заботе

Глаза устремляются вниз,

Я – самый последний в пехоте

Небесный парашютист.

 

И вместо дождя или снега,

В предутренней серенькой мгле,

Я медленно падаю с неба

К притихшей покорно земле.

 

Пустые поля, мелколесье,

Осинничка частая дрожь,

И мест, нероднее на свете,

Наверно и не подберешь.

 

И все здесь наверно чужое

Повсюду, и надобно так,

А время, как видно, глухое

И не до небесных атак.

 

И следом пробел за пробелом,

А больше и нет никого,

Но это пропащее дело,

Оно и нужнее всего.

 

* * *

Вот утишилась жизнь,

Только дрогнет порою листва,

Да неслышные ветры

Высокими ходят путями.

Сколько гроз пронеслось,

И омылась Москва,

Голубыми омылась дождями.

 

Эти светлые дни

Над ее золотой головой,

Эти звоны над нею,

От края до края,

Веют верой такой,

Безмятежностью веют такой,

Словно кончилась жизнь,

И конечно, начнется другая.

 

Что ж задумались так

Надо мною, мои небеса?

Затуманились так

Надо мною, мои дорогие?

Разве ж вот соберется

И снова ударит гроза,

Или смутные думы

Навеяли грозы былые?

 

Не скудеет рука,

Но куда-то уходит тепло,

Но сквозит холодок,

И желтеет листва на излете…

Мир всему, что уйдет,

И всему, что ушло,

Но стоит все на том,

Что вовек никуда не уходит.

 

Вот утишилась жизнь.

Шелохнется порою листва.

Только дрогнет порой

С непонятной тревогою сердце.

Как сквозь слезы глядит

И дожди утирает Москва,

И глядит в небеса,

И не может никак наглядеться.

 

* * *

Попытаешь  добра и в чужих, и в друзьях,

Поизведаешь правды на русских путях,

Да растратишь и годы и силы,

И опять приведет тот заезженный шлях

К пепелищам родным и могилам.

 

Где задумались хаты над тихим Днепром,

Где от берега к берегу ходит паром,

Покидая то левый, то правый,

Вот и встанешь ты там, на обрыве крутом,

На юру над речной переправой.

 

Станешь там, на высоком,

как повинный судьбой,

Чтоб за все, что ни есть, посчитаться с собой,

Проскитавшись по свету полжизни,

Перед временем смутным над тихой рекой

Прислонясь к небесам и к отчизне.

 

Глядя, как над костром собирается дым,

В предосеннюю высь поднимаясь над ним,

Белым облачком тихо витает,

Будто светлая жизнь над простором земным,

Восходя от земли, отлетает.

 

В вековечное небо с извечным добром

Над людскою судьбой и над тихим Днепром,

По-над берегом левым и правым…

Вот летит и летит, и махает крылом

Над тобою и над переправой.

 

Только тени сквозят по речным берегам,

Что останется здесь, что откроется там,

За надеждами, за временами?

Только небо одно и завещано нам,

И простерто, как знамя, над нами.

 

* * *

И я спросил у мяты и шалфея,

С чего теплынь такая на лугах?

И так высоко вверх летят, желтея,

Цветы земные в дымных небесах?

 

И я спросил у встречных и прохожих:

С чего такая вымахала рожь?

Во всех полях, и скудных и невсхожих,

Во всех полях, где только ни идешь?

 

И мне ответил хлипкий старичонка,

Махнув рукой и глядя на закат,

Что все за то, что наших жизней столько,

Уже прошло и вкось, и невпопад.

 

За все года, голодные и злые,

За то, что ела ржавчина и вша,

За всю убогость, за тела худые,

В которых где и теплилась душа,

 

За то, что кровью, напитав без меры

Родной земли песок и чернозем,

Мы с ней всегда: и в благостный, и в смертный,

И в каждый час, в пристанище любом.

(https://denliteraturi.ru/article/4503)