Вологодский литератор

официальный сайт
2
514
Людмила Яцкевич

Людмила Яцкевич:

МУДРОСТЬ И БЕЗУМИЕ КРЕСТЬЯНСКОЙ ЖИЗНИ В РАССКАЗАХ СТАНИСЛАВА МИШНЕВА

– Мне стыдно, – горячо продолжала Бедная Лиза, – что Иван-дурак находится вместе с нами. Сколько можно?! До каких пор он будет позорить наши ряды?

– Выгнать! – крикнули с места.

– Тихо! – строго сказал Лысый конторский. – Что ты предлагаешь, Лиза?

– Пускай достанет справку, что он умный, – сказала Лиза.

Тут все одобрительно зашумели.

– Правильно!

– Пускай достанет! Или пускай убирается!..

               В.М. Шукшин. До третьих петухов.

 

В XXвеке у властей вошло в привычку поучать русского мужика с оглядкой на иноземных мудрецов, соблазнять его разными выдуманными социальными теориями, которые создавались умниками, оторванными от матери – земли. ВXXI веке привычка  считать мужика за дурака продолжается, что чревато большой бедой. Василий Макарович Шукшин пророчески раскрыл эту духовную трагедию нашего времени в своей сказке — притче «До третьих петухов».

Писатель С.М. Мишнев – достойный продолжатель традиций В.М. Шукшина и В. И. Белова в русской литературе. Как и Белов, Мишнев родился в вологодской деревне. Он и сейчас живёт на своей родине в деревне Старый Двор Тарногского района. С 1969 года он работает на родной земле: начал трудовую деятельность трактористом, был механиком, инженером, экономистом, бригадиром, парторгом. Таким образом, писатель имеет собственный опыт многолетнего деревенского бытия. Мишнев – коренной вологодский крестьянин и одновременно – талантливый писатель и мудрый человек, которому веришь. Глубокое познание и осмысление крестьянской жизни на рубеже XXиXXI веков лежит в основе его повестей и рассказов, обладающих высокими художественными достоинствами и исторической значимостью. Его произведения – правдивый документ эпохи колхозной жизни и последующего в перестройку окончательного раскрестьянивания коренных жителей деревни.

На наш взгляд, писатель особенно глубоко прочувствовал и осмыслил в своём творчестве тему мудрости и безумия народной жизни последних десятилетий. Данная тема – одна из важных в истории русской литературы.

Понимание мудрости и безумия в русской культуре имеет свои национальные особенности. Отец Павел Флоренский в своё время отмечал: «Наши философы стремятся быть не столько у м н ы м и, как м у д р ы м и, не столько м ы с л и т е л я м и, как м у д р е ц а м и. Русский ли характер, исторические ли условия влияли тут – не берусь решать. Но несомненно, что философии «головной» у нас не повезло. Стародумовское[1]: «…ум, коли он только ум, – сущая безделица» – находит отклик, кажется, во всяком русском…» [20: 207].  Действительно, если обратиться к русскому фольклору и художественной литературе, начиная с древности, мы найдём многочисленные подтверждения  мнению, согласно которому мудрость, то есть глубокое сердечное и душевное проникновения в суть явлений жизни, противопоставлена бездуховному бесплодному рассудку.  Поэт Н.А. Клюев так проницательной образно раскрыл нравственную и религиозную особенность народной мудрости, в которой соединились земное и небесное:

Мужицкая душа, как кедр зелено-темный,

                        Причастье Божьих рос неутомимо пьет…

В фольклоре  прямо и контрастно противопоставляются бесплодный ум и мудрость. Достаточно вспомнить Ивана-дурака – любимого героя русских народных сказок, который в конце концов оказывается мудрее всех умных героев, над ним ранее насмехавшихся.

В русской литературе  XIX и XX веков тема мудрости и безумия в творчестве разных писателей разрабатывается в различном духовном и культурном ключе. К этой теме не ослабевает пристальное внимание литературоведов [1;6;9; 10; 17; 21; 22; 24 и др.]. К сожалению, в этих исследованиях, несмотря на хорошее знание данной литературной темы и интересные частные наблюдения, преобладает социально-политический подход и не учитывается в достаточной степени национальная специфика русской культуры. Нет оценки литературных сюжетов и героев с позиций православной этики, которая свойственна многим  русским людям: для одних – как обязательное руководство к действию, а для других – как желанный, но уже недостижимый идеал. Согласно православному учению, безумие человека имеет два противоположных источника: гордыню и смирение перед Богом. Соответственно, существуют два вида безумцев: гордецы-безумцы («Мудрость мира сего есть безумие пред Богом» [1 Кор. 3: 19]) и смиренные праведные люди,  принявшие на себя личину безумия или ложно признанные в обществе безумными, но мудрыеиз мудрых перед Богом («Блаженны нищие духом» [Мф. 5:3]). Для России был особенно характерен  тип святости  –  юродивые Христа ради. Однако и в наше время среди обычных, вовсе не святых людей, это противопоставление является духовным законом, известным с библейских времён. Нередко открытых и честных людей злая молва считает безумными и смеётся над ними. Однако истинное безумие  – это нарушение человеком духовных законов, которые ведут к греху и  гибели души в нынешней и вечной жизни.

Степень безумия и мудрости имеет множество вариаций, что и нашло отражение в галерее образов русской литературы, неоднократно рассмотренных в литературоведении. Вместе с тем, отметим, что в классической русской литературе преобладают образы безумцев-гордецов и безумцев-блаженных, которые являются выходцами из сословия дворян (Чацкий в «Горе от ума» Грибоедова, Герман в «Пиковой даме», Мария в «Полтаве» Пушкина, художник в рассказе «Портрет» Гоголя, князь Мышкин в романе «Идиот» Достоевского и др.), чиновников (Попрыщин из «Записок сумасшедшего» Гоголя,главный герой в рассказе «Сон смешного человека» Достоевского), интеллигенции («Чёрный монах», «Палата номер шесть» Чехова, «Красный цветок» Гаршина). И совсем редко встречаются подобные персонажи – выходцы из крестьян, из простонародья. Среди них особенно известны образы юродивого Миколки в «Борисе Годунове» Пушкина, юродивого Гриши в трилогии Л.Н. Толстого «Детство. Отрочество. Юность», блаженных (но не святых) в творчестве Ф.М. Достоевского (например, в романах «Подросток», «Братья Карамазовы»). Из новейшей литературы отметим образ блаженного Лавруши, главного героя повести «Мать сыра земля» талантливого сибирского писателя Николая Олькова[18]. О художественных достоинствах его творчества мы ранее писали [25].Разным сословным статусам героев соответствуют и типы сюжетных конфликтов и философская проблематика данных произведений.

Василий Макарович Шукшин в своей сказке «До третьих петухов» глубоко  раскрыл духовные основы мудрости и безумия народной жизни. Его сказка-притча, написанная ещё в 1974 году и первоначально названная автором «Ванька, смотри!», является той путеводной звездой, которая правдиво и мудро освещает события и нашего тревожного времени, призывает нас к духовной трезвости и бдительности. И особенно сейчас важно прислушаться к грозному призыву – предупреждению героя этой сказки – богатыря Ильи Муромца, а значит и самого писателя: «Ванька, смотри!»

*  *  *

Писатель Станислав Мишнев следует этому призыву – предостережению В.М. Шукшина.  С художественной проницательностью он воссоздает в своих произведениях духовную брань в душах своих героев – крестьян, раскрывает их мудрость или безумие в трудных, нередко очень тяжёлых, ситуациях, которыми так насыщена жизнь русской деревни последнего столетия. Мишнев продолжает в своём творчестве традиции тех писателей, которые «особенно остро ощущали зло и грех, разлитый в мире, и в своём сознании не отделяли себя от этой порчи; в глубокой скорби они несли в себе чувство ответственности за общую греховность, как за свою личную, властно принуждаемые к этому своеобразным строением их личности» [20: 595].

  1. У Мишнева есть произведения, в основе сюжета которых лежит конфликт между житейской или духовной мудростью крестьян и абстрактной законностью представителей власти, с позиций которой их поступки кажутся безумными и предосудительными. Отметим, что этот тип сюжета получил широкое распространение в русской литературе, начиная с эпохи коллективизации в 30-е годы XX века, в силу своей жизненной достоверности. Среди вологодских писателей первым обратился к нему В.И. Белов в повести «Привычное дело», проникнутой болью за родную землю, страданием за унижение человеческого достоинства крестьян-тружеников.

В рассказе Мишнева «За деревней Баской» [13]описана трагедия двух мужиков, вернувшихся с фронта в родную деревню, где свирепствует страшный голод, хотя «хлеба склады стояли полные, а хлеба не тронь!  Каждый день бригадир с председателем колхоза проверку делали, мышиный след и тот на подозрение брали. Клеверные шишки ели, сосновую кору, очень вредную для желудков куглину[2] и прочий всякий сор, всё ели, что утроба принимала».

Автор  подчёркивает в начале повествования, что его главные герои были друзьями и жили одинаково: «У колхозника Петра Обрядина детей шестеро. Окна их летнего пятистенка смотрят на восход солнца. У колхозника Семена Куприянова детишек семеро. Окна их летнего пятистенка тоже смотрят на восход солнца». Кажется, живи да радуйся. Однако в конце рассказа оба мужика погибают, правда, причины гибели у них разные, хотя источник один – безумные бесчеловечные законы, притесняющие крестьян и не считающие их за людей. На войне Пётр Обрядин попал в плен, а вернувшись оттуда, оказался в жестких руках НКВД, где его запугивают, обязуют быть осведомителем и доносить на своих односельчан, голодных и замученных тяжёлой работой. Мужик сломлен, презирает сам себя, однако свою унизительную роль исправно выполняет. Правда, все об этом в деревне знают, и ему остаётся только умолять односельчан:

Ради Христа истянного не говорите при мне ничего такого, не делайте ничего такого, и частушек про партию не пойте. Не могу я, люди добрые, не сказать, не могу не доложить!

Раздвоение личности Петра Обрядина, его безумное состояние, когда он даже своей жены и детей стыдится и не садится с ними за один стол обедать, приводит к трагедии лично его и других, близких ему односельчан.Его друг Семён Куприянов, не имея разрешения на охоту, по заданию председателя и парторга убивает в лесу лося, чтобы разделить мясо среди голодающих семей в деревне. Пётр сообщает в район, приезжает милиция и увозит Семёна, который затем бесследно пропадает в тюрьме или в лагере. Никаких известий от него нет. Пётр, не выдержав гибели друга и позора, наложил на себя руки. Таким образом, оба крестьянина каждый по-своему сопротивлялись безумным законам: Семён сопротивлялся активно – вопреки запретам он хотел спасти односельчан от голода. А у Петра  это сопротивление было пассивным, но ещё более трагическим. Следует обратить внимание на то, что автор назвал своих героев Сёмен и Пётр и таким образом сделал намёк на их неразрывное единство (ср.: в Евангелии апостол Симон Петр). Да, крестьянский мир един, в этом мудрость его жизни. С точки зрения районных властей и общепринятой в советском обществе норм оба колхозника вели себя как безумцы и преступники. Но безумны власти, которые в те времена раскалывали соборное единство русского народа, да и в наше время происходит всё то же, только изменились законы и нормы.

К счастью, среди деревенских людей встречаются начальствующие, которые ради благодати милосердия и любви стараются не исполнять безумных законов и спасти своих подопечных односельчан.  Например, так мудро поступили в подобной ситуации персонажи рассказов В.И. Белова «Лесничий» [5] и С.П. Багрова «Хорёк» [3]. Духовные традиции, заложенные в русскую литературу начиная со «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона, живут в лучших произведениях современной прозы.

  1. Тема мудрости и безумия нашла отражение и в другом трагическом сюжете рассказов Станислава Мишнева. Лишенные собственности на землю и свободного труда на ней, колхозники постепенно под напором диких распоряжений сверху стали отчуждаться от родной земли. В послеперестроечную эпоху это отчуждение катастрофически нарастает. Подробно, с привлечением документов и статистики эти процессы рассмотрены, например, в статье В.Я. Кириллова «Отчуждение Родины» [Кириллов]. Писатель Мишнев создаёт образы отщепенцев, для которых отчуждение от родной земли и даже её предательство стали их добровольным безумным выбором. В рассказе «Снится мне деревня» [14] описана судьба одинокой старой колхозницы Анны Сергеевны, которую бросил единственный сын: «Двадцать четыре года назад сын Юрик не стал признавать за колхозом цены, точно сила людская происходит из одного сознания, подался в город.  Сын с пеленок привык идти впереди других, тихий шаг сзади был для него позором. И двадцать четыре года мать ходит за пять километров на почту, ей постоянно хочется слышать родной голос».

Рушится дом брошенной матери, безлюдеет деревня: ««И много на селе появилось таких домов, таких хозяев печальных, как  Анна Сергеевна. Куда подевалась сытость в желудке и семейное счастье в душе? Соберутся селяне ближе к магазину, одни речи, одни рассуждения: «А вот раньше…» — «До Бориски Ельцина или до Мишки комбайнера? Вот и говори конкретно, а то: раньше, раньше». Запоздало мелькает  в головах здравая мысль: «Кабы не разъехались свои, уперлись лаптями, разве так бы жили?»

К трагической теме брошенной, забытой крестьянами родной земли обращаются и другие вологодские писатели, например, А.А. Цыганов в рассказах «Ночью месяц пёк» и «Ерпыль» [23]. О его творчестве мы ранее писали  [26].

С. Мишнев показывает и другую форму отчуждения от родной земли – безумное стяжательство некоторых колхозников, воровство, расхищение нажитого колхозом богатства, которое многие не считают своим собственным добром. В рассказе «Тощий, он же жирный» [15] пожилой, опытный парторг предупреждает вновь прибывшего в деревню нового председателя колхоза: «Тебя сотни, тысячи раз обманут, а почему обманут? Не думаю, что ты глуп, просто обман есть одна из форм колхозного общежития».Автор приводит хорошо известную во многих деревнях «озорную, на самом деле горькую, страдальческую частушку»:

Всё колхозное не наше,

Милая товарочка.

Нынче нашего осталось,

                            ….,  а дальше нецензурный текст.

 

Главный персонаж этого рассказа Иван Петрович Тощёв – один из расхитителей, ускоряющих конец колхозной жизни. Он хитёр и носит маску борца за справедливость: «Народ положительно убеждён, что Иван правдоискатель, но в тоже время  знает, какого он закала, что готов отравить жизнь любому, хоть кладовщику, хоть лаборантке на ферме, не говоря о специалистах рангом повыше. В поисках правды готов разорить всю вселенную, но разорить без огня и дыма, вроде для потехи».По мере разорения колхоза в перестроечные годы Иван Тощёв становится всё богаче, так как присваивает колхозное имущество. И если раньше со школьных лет он имел прозвище Тощий, то теперь односельчане дали ему с насмешкой другую кличку – Жирный.

Но есть в рассказах С. Мишнева и совсем другие крестьянские типы – это наследники традиционной крестьянской мудрости, которая заключалась в трудолюбии, честности и верности родной земле. Так, в рассказе «Черторой» [12] писатель создаёт образ колхозника Михаила Дорофеевича Другова, который за своё упорство в трудолюбии и азарт труженика на земле получил от односельчан прозвище Черторой. Так же называли его деда, имевшего мельницу, которого раскулачили в тридцатые годы. В разговорном языке  слово чёрт, употребляясь в экспрессивном переносном значении, обозначает человека, имеющего невероятное упорством в работе и обладающего большой силой. В составе сложных слов оно сохраняет свою экспрессию, например, в вологодских говорах:  чертоломить‘много и тяжело работать’,чертоломина‘тяжелая работа’[СВГ, 12: 36]. В своём словаре родного тарногского говора С. Мишнев даёт такое определение  словам чертоломить‘воротить чёрную, малооплачиваемую работу’, чертоломина‘тяжелая, малооплачиваемая  работа’, черторой‘знаток мельничного дела’[ТГ: 321-322]. В тексте рассказа слово Черторой, ставшее прозвищем главного героя, приобрело иное значение –‘сильный человек, упорный в тяжёлой работе’. Все эти слова имеют отрицательную экспрессию и выражают неодобрение. Трудолюбивые рачительные крестьяне оказались ненужными как в эпоху «коллективизации», так и потом в эпоху «деколлективизации».

Горькую думу думает Михаил Другов, по прозвищу Черторой: «Дед в лаптях спал, ел походя, всё ему некогда было. Ломил, ломил – в кулаки угодил. Первый враг Меевки.  Внук за колхоз грудью стоял, рвачам на горло наступал, пьяниц не жаловал – тоже враг. Жаль ему напрасно истраченных лет. Щемит сердце, а боль не душевная: ведь порвётся семейная нить!» Колхозники, утратившие природную крестьянскую хозяйственность и рачительность в труде, «считали Чертороя докой, голованом, много в нём такого, что всем кажется непонятным и странным. Бредит крепким колхозом – не юродивый вроде, в колхозной зыбке вырос, крепкий колхоз и обдерут крепко. Или пример деда ничему не научил

Когда в перестройку колхоз стал разрушаться, даже жена поедом ела Михаила: «Да уйди ты с этой работы! … Ну, неужели умом тебя Бог обнёс? Ровно слепой двадцать лет с народом воюешь. Не надо народу колхоз, гори он синим пламенем, неужели не дотюнькало?» Но не мог Черторой  без работы жить, ушел он с должности инженера–механизатора и взялся навоз вывозить с запущенных ферм. Однако некуда ему было деться от картины гибели родной деревни: «Тяжело жить, если ты не можешь судить мир, силы такой не имеешь и прав тоже покинуть этот мир не имеешь… Наперекор миру пошёл – отринут миром станешь».

  1. Во многих рассказах С. Мишнева показано безумие пьянства как ложного выхода из тяжёлой ситуации, неминуемо ведущий к гибели. Писатель страдает вместе со своими героями, которые не выдержали утраты работы, смысла жизни и запили. Такие персонажи встречаются почти во всех его рассказах. В рассказе «Управляющий Зобенькин» [12] описывается трагическая история жизни Тита Валентиновича, механизатора, рачительного управляющего лучшим отделением совхоза: «Хорошо жить, ощущая зуд жизни! Даже засыпая, он думал о чужом, совхозном». Затем началась перестройка и последующая разруха в хозяйстве и в душах жителей села: «Начал народ потихоньку сходить с ума. Тит Валентинович оттягивал надвигающуюся трагедию, как мог. Глухое раздражение медленно закипало в нём и клокотало в его широкой груди … Товарища бы Сталина сейчас…». Постепенно тоска по прошлой трудовой полноценной жизни превратилась в покорность судьбе, и запил Тит Валентинович по-чёрному, ушёл из семьи и превратился во всеми презираемого пьянчужку.

Наложили на себя руки спившиеся колхозники – персонажи из рассказов Мишнева «Золотые руки» и «Пусть я умру – не потускнеют дали» [12]. Автор показывает бесовскую суть пьянства: «…накатит некое безумие, вроде как нечистый дух плечо облюбует, усядется и давай в уши нашёптывать да уговаривать откушать водочки …». К сожалению, это типичная история для жизни вологодской деревни на рубеже веков.

  1. Безумие завистливости, мстительности и мудрость бескорыстия, всепрощения и миролюбия с художественной убедительностью показаны Станиславом Мишневым в рассказах «Попутчики» [12] и «Этап на Песь-Берест» [16].Произведения Станислава Мишнева читать очень тяжело, несмотря на их художественные достоинства и талант писателя. В чём дело? Признаюсь: их чтение мучает душу образами греховности современного человека, которые созданы писателем, но всегда имеют реальные прототипы в жизни. Да, человек не может быть жив и не согрешить. Однако, как отмечал святитель Тихон Задонский, «согрешить – дело немощи, а пребывать в грехе – дело диавольское» [19: 238]. В современной культуре это состояние нашей природы, то есть пребывание в грехе, признаётся естественным и так или иначе оправдывается. Как писал сто лет назад священник Павел Флоренский, «новая культура есть хронический недуг  восстания на  Бога» [20: 548], и этот недуг всё более усугубляется. Люди революционной культуры особенно далеко отступают от Божьего замысла о них и творят беззакония во имя субъективного человеческого закона справедливости, забывая о Божий Воле и Божием Суде. Ещё дальше ушли от Бога современные либералы: они решили уничтожить само понятие  греха. А ведь вседозволенность – это любимая уловка Сатаны.

Архимандрит Рафаил Карелин, современный духовный писатель, считает: «Грех – оккультное явление. Мистика греха заключается в его богоборчестве. Грех — это вызов Богу во имя своей мнимой свободы. Это желание досадить  Богу, уничтожить образ Божий в душе. Грех безобразен и бессмыслен, но он привлекателен именно дерзким бесстыдством» [2: 36].

Рассмотрим рассказ Станислава Мишнева «Этап на Песь-Берест» [16]. Егосюжет отражает события гражданской междоусобицы, которая вспыхнула в России после Октябрьской революции 1917 года. Два крестьянина из одной местности пошли служить в НКВД, и теперь они вдвоём сопровождают колонну заключённых – арестованных священнослужителей, идущих по этапу в неизвестный пункт – Песь-Берест. Молодой крестьянин Гаврила Зареченский идёт впервые, настроен он благодушно, бедным арестантам зла не чинит, по-крестьянски заботится о лошадке, с удовольствием ведёт беседу со своим старшим сослуживцем – земляком Губиным, хотя тот пребывает совсем в другом настроении. Губин озлоблен, подозрителен, жесток к арестованным, циничен. Он ведет арестованных не впервые и уже знает, что жизнь людей на этапе находится в его полной воле. Кроме того, среди сопровождаемых священников у него есть личный враг, которого он жаждет убить, движимый местью и ложно понятой справедливостью,  и, в конце концов, убивает по-зверски –  топором.

Рассказ начинается с описания восхода солнца и утренней зари, которые для неравнодушного сердца кажутся вестниками Божий благодати:

«Над гарью, как над остывшей адовой сковородой, рождался день; неуловимый свет сражался с неуловимой тьмой: начали слезиться на востоке звезды, розоветь небосвод. Словно подпираемое  золотистыми мечами, приподнялось над землей отблескивающее медью солнце и застряло в черных просветах обгорелых лесин;  и всеми красками заиграла апрельская заря. Свет умыл протаявшие в сугробах выскири, будто расправил скрючившиеся за ночь корни-веревки, что добросовестный работник матери Вселенной. Без отдыха побежал по чаще леса, радостный и веселый».

Такое начало рассказа, далее изображающего мистическую бездну человеческой греховности, является сильным средством отчуждения от этого греха, потому что картина радостной и весёлой утренней зари является заветом того, что Бог есть, Его благодать изливается на русскую землю, которая в эпоху гражданской междоусобицы, по словам писателя, подобна гари, остывшей адовой сковороде. Ведь в это благодатное утро по русской земле гуляют каиновы внуки, из-за злобной зависти и жажды «справедливости» готовые на убийство своих братьев.

Главный герой рассказа Губин  —  один из них. На первый взгляд, кажется, что образ этого человека имеет только историческое значение. Да, в революционных событиях сто лет назад принимали участие не только самоотверженные борцы за народное счастье, которые не боялись пожертвовать собственной жизнью, но и активные «борцы» за свою личную удачу и шкурный интерес. Основной чертой таких «борцов» была страшная жестокость, порождённая удивительной трусостью, вечным жутким  страхом перед честными и мужественными людьми. Это был мистический страх перед Истиной. Именно к такому типу людей и относился Губин. Он всю свою жизнь завидовал своему родственнику дьякону, страшился его духовной силы и чистоты. И к этому мистическому страху прибавилась ещё бесовская боязнь, что начальство узнает о том, что этот арестованный священнослужитель – его довольно близкий родственник. И тогда он лишится своей должности и хорошего заработка. Ничего нового! Губин повторил грех Каина.Вот это самое страшное! Завистники и злобные мстители множатся обычно в те исторические эпохи, в которых царит хаос и произвол, будь то революции и гражданские войны или анархия «перестроек». Станислав Мишнев в своём рассказе с художественной убедительностью, на языке образов, говорит нам об этом же.

Другой герой этого рассказа – крестьянин Гаврила – проходит через искушение отомстить Губину за преступление. Он избивает убийцу и в гневе собирается задушить его, но его самосуд останавливает старый священник, один из арестованных: «– Сынок, – тихо раздалось сзади, – Будь выше тирана. Господи, смилуйся над нашим воздыханием, допусти до Таинства примирения с Тобой». Слова старца-мученика  остановили новое преступление и спасли Гаврилу от участи убийцы. Он лишь обезоружил Губина и  лишил его власти над гонимыми по этапу людьми. Грех бессилен перед духовной силой старого священника, способного остановить другого человека, одержимого искушением мести.

Притча о мудрости миролюбия и безумии человеческой вражды и мстительности содержится также в рассказе С. Мишнева «Попутчики» [12], он глубоко символичен. С другой стороны, сюжет этого рассказа реалистичен до самых мелких подробностей быта северной деревни в 90-е годы. Композиция рассказа построена на контрасте характеров героев: миролюбца и блаженного в своей радостной жизни глухонемого мужика АфриканаКузьмовича и двух мстительных злобных мужиков Санко Манника и Коли Еврейчика. Если блаженного автор называет по имени и отчеству, то  враждующих всю жизнь между собой мужиков– только уменьшительными именами и прозвищами, словно они так и не стали взрослыми людьми.

Глухонемой мужик не считает себя обиженным Богом и людьми и радуется жизни. Он не боится любой, даже самой грязной работы, у него добрая жена, которая о нём с любовью заботится и даже старается одеть его понаряднее. Писатель прямо указывает на причину его счастливой жизни:  Африкан Кульмович– глухонемой не только в прямом значении, но и в переносном смысле: он глух к бесплодной людской суете и вражде, к политическим играм и новостям. Для него всего этого безумия не существует, он его отринул и стал духовно свободным: «А как вечером они усядутся с женой на крыльцо – любота! У жены глаза заблестят, смутится он от прихлынувшего счастья, она ему на плечо навалится, не может он сказать, как душа с новой весной встречается, потому нежно и долго будет гладить жену по голове. Не понимает он реформ и не хочет понимать, и газету с постановлениями да указами рвёт, не читая, и рвать будет, ибо он свободный мужик и плевать хотел на олигархов, демократов и цементирующий коррумпированный управленческий класс!» Таким образом, автор создаёт традиционный для православной культуры образ блаженного, который так полюбился когда-то русскому народу.

  1. Писатель С. Мишнев в своих рассказах раскрывает безумие безбожия и мудрость веры в Бога. Это мировоззрение автора не воплотилось в особые сюжеты, но стало тем фоном, на котором происходит осмысление событий во всех его повествованиях. Рассказ «Черторой» [12] начинается с молитвы автора о своей родине – он цитирует строки из сказания о Борисе и Глебе: «Но, о блаженные страстотерпцы Христовы, не забывайте отечества, где прожили свою земную жизнь, никогда не оставляйте его». Обращение с молитвой к святым страстотерпцам, погибшим от злобы и интриг бесчестных людей, сеющих разобщение и разорение Русской земли, не случайно. Первые русские святые братья Борис и Глеб – это наши национальные символы терпения и верности Истине, без которых не устоять Руси.

Далее писатель, как древний летописец, повествует: «Точно не известно, от царя Петра или раньше, с Куликова поля наши деревни засватали небесных обитателей в свои защитники. Крестьяне деревни Чудской Посад Николу – угодника на божницу поставили. Ковыринцы часовней Илье-пророку от грома прикрылись. Боярскую Выставку архангел Михаил дозором обходить подрядился. В Смутное время на Шаламовом погосте кирпичную Василия Кесарийского церковь вознесли …». Под Божией защитой жизнь деревни была полноценной, семьи многодетными, а праздники весёлыми. Тогда и избы на совесть рубили. Историю постепенной гибели деревень писатель связывает с богоотступничеством её жителей. Он повествует: «После двадцатого года в защите святых начали сомневаться, кресты на кладбищах комсомольцы посшибали, колокола на церквях побили; после 30-го года запели хвалу новой жизни, зажили поскупее, с оглядкой. Ближе к 40-му ремешки на поясах затянули, пивко ещё варили; в войну на всю волость бабы голосили – не до пива было, после войны страну из руин поднимали, атомную бомбу делали – колхозников довели хуже скота всякого». Началось отчуждение крестьян-колхозников  от земли, освящённой верой предков, что привело затем к обнищанию и одичанию. С болью в сердце С. Мишнев описывает картины кощунства и святотатства несчастных деревенских безбожников. В рассказе «Управляющий  Зобенькин» [12] главный герой Тит Валентинович душой страдает от нравственного падения жителей родной деревни,  от фальши, господствующей в их жизни. Как управляющему отделением совхоза, ему приходилось произносить речи у гроба умерших колхозников: «В такие душещипательные минуты к чему говорить о людских пороках, … надо говорить о человеколюбии, жизнеутверждающих истинах добра, взаимовыручки и прочее… Всё равно живые … будут помнить другое: там-то покойный напакостил, в другом месте вышиб стёкла в рамах, от трезвого слова доброго не слыхал никто …».  Размышляя над всем этим, Тит Валентинович неожиданно вспомнил рассказ отца, который остался сиротой после раскулачивания семьи и гибели своего отца: «Отдали нам, малолеткам-безотцовщине, часовню под хлев. В часовне одна икона была, остальные растащил народ по домам. Брат Венька икону об угол хрясь!… Катим с верхов первое бревно, то бревно развернись да Веньке торцом по темечку  – Венька как щи пролил. Мне бы над братом реветь, а я  дощечки от иконы собираю да в голос рыдаю…». Однако из дальнейшего повествования следует, что это предостерегающее воспоминание о рассказе отца не спасло управляющего Зобенькина от собственного нравственного падения. Глядя на разрушение колхозного уклада и одичание односельчан в перестроечные годы, он запил от бессилия и безысходности. Из честного, трудолюбивого мужика превратился он в презренного  пьянчужку, который, не боясь греха,  ради получения выпивки совершает святотатство – делает попытку под видом священника «исповедовать и причастить» умирающую набожную старушку, но та из последних сил его отгоняет: «Ой ты, рожа несытая! …Анкаголик …».

Возрождение православной жизни в современной деревне только начинается и встречает на своём пути страшное отчуждение от веры отцов и укоренившиеся грехи деревенских жителей, с которыми молодой церкви бороться пока трудно. В рассказе  «Золотые руки»[12] молодой священник отец Игнатий, ранее известный всем как односельчанин Андрюшка Черпаков, приехал на родину. Он полон сил «ростом под матицу, в кости широк, голосина – через всё поле чуть», служит в армии, «поднимает воинский и патриотический дух солдат». На родине он решил совершить молебен по искоренению пьянства. На это благое дело собралось много людей, «пешком шли, на тракторах ехали целыми семьями» со всей округи, а после этого окрылённые духовно решили строить часовню в селе на народные деньги. Однако самые горемычные пьяницы не пришли на этот молебен. Тракторист Кронид Иванович Чудинов уже полностью пленён бесовскими голосами.Была у него слабая попытка освободиться от этого плена, когда он тайно пришёл домой к отцу Игнатию поговорить по душам, ожидая от него помощи. Но гордыня и бесовские голоса опять пленили его, и он пошел в лес и наложил на себя руки. К сожалению, это типичная история безумия…

Заключение

Тяжело читать рассказы С. Мишнева, но в них нет либерального презрение к русской судьбе, а есть ясный взгляд на то, как было и есть на самом деле. В предисловии к книге писателя «Вот так и живём» В.Н. Бараков,  подчёркивая реалистичность повествования о современной деревне,  обращается к нам, городским жителям: «Много-много лет мы говорим и пишет о вымирающей России, об опустошённой деревне, а знаем ли мы, как всё это на самом деле происходит, какие ужас и боль испытывает человек, у которого не сбережения – страну и жизнь отняли, а теперь ещё  и умереть спокойно не дают…» [4: 4]. Станислав Мишнев пропустил эти ужас и боль через свою жизнь и своё сердце и создал произведения, читая которые начинаешь духовно трезветь.

Публицисты, сохранившие кровную связь с родной землёй, заслуженно обличают либералов и мошенников, порушивших Советский Союз, и обещают новый золотой век – проповедуют православный социализм. Они надеются: это социализм атеистический, богоборческий порушился, а православный социализм устоит. Но ведь слово-то это не наше – социализм, этим словом разрушали общинный строй русской деревни. И  право – страшно, как всё обернётся для народа, который не смог без значительного урона, без утраты веры перенести позорное унижение нищетой, безбожием и несвободой, а теперь успел вкусить хмельного пойла вседозволенности под красивым иностранным словом «демократия». А ведь когда-то на Руси это слово (в наши дни ставшее оружием заграничных врагов и наших либералов) переводили на русский язык своим, славянским, словом – «соборность» (слово соборъ соответствовало греческому –  δημοζ, которое  звучит как

демос и значит – народ) [ПЦСС: 627].

Слово«соборность»называло тот православный уклад, который  века существовал в русской деревне и века тщетно подвергался разрушению. Ф.М. Достоевский  пророчески писал более ста лет назад: «Обстоятельствами всей почти русской истории народ наш до того был предан разврату и до того был развращаем, соблазняем и постоянно мучим, что еще удивительно, как он дожил, сохранив человеческий образ, а не то что сохранив красоту его. Но он сохранил и красоту своего образа.<…> Судите русский народ не по тем мерзостям, которые он так часто делает, а по тем великим и святым вещам, по которым он и в самой мерзости своей постоянно» воздыхает. А ведь не все же и в народе – мерзавцы, есть прямо святые, да еще какие: сами светят и всем нам путь освещают!» [8]. В.М. Шукшин, В.И. Белов, а затем и С. Мишнев в своём творчестве продолжают утверждать справедливость этих  слов Достоевского.

Литература

  1. Антощук Л.К. Концепция и поэтика безумия в русской литературе и культуре 20-30-х гг. XIX века. Автореферат диссертации канд. фил.наук. – Томск, 1996. – 18с.
  2. Архимандрит Рафаил (Карелин). Мистическая сущность греха // Архимандрит Рафаил (Карелин). О вечном и преходящем. – М.: Полиграф АтельеПлюс, 2011. – 592 с.  – С. 32-36.
  3. Багров С.П. Портреты: рассказы. – М.: Современник, 1980. – 255 с.
  4. Бараков В.Н. Проза разных лет Станислава Мишнева // Мишнев Станислав. Вот так и живём. – Вологда: Фест, 2008. – 208 с. С. 3-4.
  5. Белов В.И. Иду домой. Рассказы. – Северо-Западное книжное издательство, 1973. – 192 с.
  6. Бугаева Л.Д. Идея безумия и ее языковое воплощение в романе Ф. Сологуба «Мелкий бес». Автореферат диссертации канд. фил.наук. – Санкт-Петербург, 1995. – 18с.
  7. Бутрина В. Ф. Юродивый Николка в трагедии А. С. Пушкина «Борис Годунов» и блаженный Тимофей по спискам и редакциям «Святогорской повести» (К вопросу о проблеме прототипа и правдоподобия художественного образа)// Псковская Пушкиниана. Псков. — № 25 – 2006.  С. 118-126.https://it.pskgu.ru/projects/pgu/storage/PSKOV/ps25/ps_25_08.pdf
  8. Достоевский Ф.М. О любви к народу // Достоевский Ф.М. Дневник писателя. Ежемесячное издание. 1876. Февраль.

(http://az.lib.ru/d/dostoewskij_f_m/text_0480.shtml)

  1. Зимина М.А. Дискурс безумия в исторической динамике русской литературы от романтизма к реализму. Автореферат диссертации канд. фил.наук. – Барнаул, 2007. – 21с.
  2. Иоскевич О.А. На пути к «безумному» нарративу (безумие в русской прозе первой половины 19 века). – Гродно: ГрГУ им. Я. Купалы, 2009. – 165с.
  3. Кириллов В.Я. Отчуждение Родины // «Берега» Литературно-художественный и общественно-политический журнал. — № 6 (24). – Калининград, 2017. – С. 8-18.
  4. Мишнев Станислав. Вот так и живём. – Вологда: Фест, 2008. – 208

с.

13.Мишнев Станислав. За деревней Баской. Рассказ  // сайт

«Вологодский литератор»

  1. Мишев Станислав. Снится мне деревня. Рассказ // сайт

«Вологодский литератор» https://literator35.ru/2018/01/prose/stanislav-mishnev-snitsya-mne-derevnya-r/

  1. Мишев Станислав. Тощий, он же жирный. Рассказ //сайт

«Вологодский литератор»

  1. Мишнев Станислав. Этап на Песь-Берест // Сайт «Вологодский

литератор» https://literator35.ru/  (дата обращения 10.9. 2018).

  1. Назиров Р. Г. Фабула о мудрости безумца в русской литературе // Назиров Р. Г. Русская классическая литература: сравнительно-исторический подход . исследования разных лет: сборник статей. – Уфа: РИО БашГу, 2005. – С.103-116. http://nevmenandr.net/scientia/nazirov-mudrost.php
  2. Ольков Н.М. Мать сыра земля // Ольков Н.М. Соб. Соч. Том 5. – М.: Российский писатель», 2018. – С.  295-384.
  3. Схиархимандрит Иоанн (Маслов). Симфония по творениям святителя Тихона Задонского. – М., 1996.
  4. Флоренский П.А. Рассуждения на случай кончины отца Алексея Мечева // Священник Павел Флоренский. Сочинения в четырех томах. Том 2. – М.: «Мысль», 1994. – С. 591- 621.
  5. Хазова М. А. Тема безумия в русской прозе XX века (1900 – 1970-е гг.). Автореферат диссертации канд. фил.наук.– Орёл, 2017.
  6. Хубулава Г. Г. Тема безумия в русской литературе // Вестник СПбГУ. Сер. 6. 2014. Вып. 1. С. 61-70.
  7. Цыганов А.А. Помяни моё слово: проза наших дней / Александр Цыганов; [ред. В.Н. Бараков] – Вологда: Полиграф-Периодика, 2018. – 374 с.
  8. Яблоков Е.А. «Я – часть той силы…» (Этическая проблематика романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита»)// Русская литература. – 1988. – № 2. – С. 24.
  9. Яцкевич Л.Г. По былинам нашего времени. О повести Николая Олькова «Мать сыра земля» // «Берега». Литературно-художественный и общественно-политический журнал Союза писателей России. – 2019–№ 2. Калининград. С. 158-163.
  10. Яцкевич Л.Г. «Терпение – дом души». О трех рассказах А. А. Цыганова // Яцкевич Л.Г. Православное слово в творчестве вологодских писателей. Науч. ред. В.Н. Бараков. – Москва; Вологда: Инфра-Инженерия, 2019. –  388 с.  С. 307-314.

Словари и их условные сокращения

Мишнев С.М. Тарногский говор: [словарь] / Станислав Мишнев. – Тарногский Городок; Вологда: Полиграф-Книга, 2013. – 344 с.   –  ТГ

Полный церковнославянский словарь / сост. Г. Дьяченко. –Москва: Посад,  Издат. отдел Московской Патриархата, 1993. – 1120 с. – ПЦСС

Словарь вологодских говоров. Вып. 1–12 / под ред. Т.Г. Паникаровской и Л.Ю. Зориной. – Вологда: изд-во ВГПИ / ВГПУ, 1983-2007.  – СВГ

 

[1] Стародум  — положительный герой комедии Фонвизина «Недоросль».

 

[2]Куглина  — обмолоченные головки льна. В войну исть-то было нечего, куглину и ту давали по ведру на человека. К-Г. Терех. [СВГ, 4: 10], льняная шелуха от семенных головок [ТГ: 142].

Subscribe
Notify of
guest

2 комментариев
сначала старые
сначала новые
Inline Feedbacks
View all comments
Виктор Бараков

Серьёзная, глубокая работа, спасибо! Между прочим, идея православного социализма принадлежит как раз
Ф.М. Достоевскому.

Виктор Бараков

Статья Людмилы Григорьевны Яцкевич опубликована и в «Российском писателе»:
http://rospisatel.ru/jazkevich-mishnev.html