Виктор Сербин ДОРОГА ДОМОЙ Из повести «Извод»
Дорогаушка встал с утра пораньше, как и привык сызмальства подниматься ни свет ни заря.
Затопил сбитую небольших размеров, насколько позволяла землянка, печурку. За морозную ночь в помещении выстыло, и у порога в ведре замёрзла вода. Пришлось вначале разбить лёд и лишь затем набрать воды в чайник.
Заварив вскипевшую воду чагой, тихонько разбудил свою сударушку. Так было у них заведено пить вдвоём по утрам душистый, в то время из иван-чая, напиток. Потихоньку сидели,швыркали. Шепотом, чтоб не разбудить внуков и невестку, перебирая новости вчерашнего дня.
Новости не радовали. Паёк с прошлой недели выдавали только на работающих и детей. Да и тот обрезали. Видеть вечно голодные, истощённые лица внуков, невестку, выбивающуюся из последних сил, было для них непреходящей, всё с усиливающейся болью, укором…
— Чево, отец, делать-то будем? Нам-то всё одно помирать, а внукам-от жить да жить бы надо,- смотрела, родная, на дролю своего с нескрываемой печалью и надеждой. Привыкла быть у него в тяжелые минуты, как за каменной стеной.
- — Не спалось ночь-то мне, мать. Думалось всё, как нам с тобой топере и быть. Эдак пойдёт, так и сами ноги быстрёхонько протенём, и детишкам укоротим век…
- — И чужих-то жаль, а что уж о своих-то поминать, — согласилась горестно Евстолья. — Никто ведь, конешно, нас не упрекнёт, последним поделимся, но от этого на душе-то ещё тягостнеё.
Долго сидели молча, не зная, что сказать друг другу, чтоб как-то успокоить и скрасить происходящее.
- — Знаёшь, матушка ты моя,- Дорогаушка ласково погладил ей руку,- всяко было в нашей жизни. И хорошего и плохого. Уж не знаю с этим нонешним, чево и будет дале.
Дорогаушка вновь надолго замолчал. Видно было по лицу его, глазам, избегающим сударушкин взгляд, что-то важное, требующее душевных усилий хотелось ему сказать. Но вот терзающим раздумьям его пришёл конец. Не было в его разумении другого выхода, и он предложил единственное, чем могли они уберечь внучат.
— Пойдём-ко мы с тобой домой. Уж всяко, кто приветит, на улице-то стариков не оставят. Всё в уме-то перебираю, а зла кому сделал, так и не упомню.
Евстолья поставила на печь чугунок с водой. Пора уж подходила будить невестку и старшего внука. Отрезала каждому по ломтику хлеба взять с собой. Завернула в тряпочки, чтоб не терялись крошки. В закипевшую воду бросила крупы.
- — Лизавета,- легонько дотронулась до руки,- вставай, милоё моё. Пора уж на работу.
- — Сашу, мама, не буди, их сегодня в посёлке оставил бригадир. Тепло-то как! Спасибо, папа. Нагреюсь, так и пробегаю весь день по морозцу. Уж не закоченею.
Быстренько собралась. Скушала свою норму каши и исчезла в морозной мгле, обдав сидящих у печи холодным облаком, ворвавшегося через двери пара.
- — Дело,отец, говоришь-то. Чего саму-то не надоумило? Лучшего-то что придумаёшь? Только вот идти-то куда? Умом-то своим бабьим и не пойму.
- — А чево, мать, понимать-то. Напрямки и подём. Так-то оно короче будёт. Не лето, комары не намучают и болота-ти все схвачены, заметены. Как по полу побежим. Не успеёшь ты у меня оглянуться, как у сватовей пироги будёшь в Кузнечихенатрескивать.
- — Ой, про пироги-то напомнил. Соскочу, да побегу и не угонишь.
Хитрили меж собой два близких сердцем старых человека. В путь такой даже в летний день не пустился бы и здоровяк. Сотни вёрст бескрайних заснеженных, не везде прибитых морозом топких болот отделяли их от родного берега.
Подняли, накормили, чем Бог послал внуков. Старшего отправили на работу. Младших редко выпускали из землянки, обувку берегли.
Засобирались сами потихоньку, тайно.
- — По деревням пройдём кусочки посбираём. Добрые люди всяко поднесут. Матери-то накажи, — напутствовал старшего внука Дорогаушка,- уж не придём, так пусть не ищёт. Лучшую долюшку, знамо, для себя нашли. Лихую-то годину там и перенесём. Матёт без нас берегитё. Так уж повелось, матёт она у всех одна.
Поцеловали осунувшиеся от вечного недоедания растерянные странным поведением любимых стариков лица. Поклонились, перекрестили и тихо закрыли дверь. Евстолья всплакнула, не утерпела. Долго ещё утирала кончиком цветастой праздной шали уголочки глаз, смахивая не утихающие слёзы.
- — Видишь, дорогое ты моё, солнце-то с востока метит, нас в спину и подпехнёт. Добежим до родной деревеньки-то, как — и не заметим.
Легко миновали натоптанной тропкой бор. Заснеженный приболоток преодолели уже медленно, с трудом. Дорогаушка иной раз возвращался, натаптывая спутнице для облегчения путь. Открытая местность встретила твёрдым, набитым ветрами настом. Идти стало легче.
- — Дорогаушка, опеть побежав. Убавь-ко ход-от. Куды бы с тобой не пошла, всё одно догонетьметитца. Поди,хошь без пирогов меня оставить, эк посвистав.
- — Что ты, дорогое моё, без тебя и кусок-от в рот не полизёт, — Дорогаушкаостановился в ожидании своей спутницы.
- — Вот возьму-ко тя под руку. Теперь-то не убежишь. Крепко держу.
Так и шли рядом, огибая заснеженные куртины невысоких зарослей молодого леса. Часто отдыхали, набираясь сил. Время перевалило за полдень. Учитывая накопившуюся усталость от пройдённого пути, измени они своё решение, повернув назад, возврат был бы уже не возможен. Ночь также встанет на их пути, а пережить её в стужу при медленно усиливающемся ветре было бы невозможно.
- — Идём-от правильно? Не напутав чево? Не заплутали ли? — не раз переспрашивала Евстолья.
Намеренно вели игру, так не разу и не сознавшись друг другу в несбыточности задуманного во спасении внуков.
- — Ой, Дорогаушка, боле зимой в лес так ни разу не пойду. Никакими калачами не наманишь.
Присели отобедать. Достала Евстолья завёрнутый в платочек сухарик.
Похрустели хлебушек остатками зубов. Дорогаушка, загадочно улыбаясь, извлек из внутреннего кармана кисет, а из него тщательно завёрнутую в тряпочку глипку сахара.
- — Берёг на именины тебе. Юбилей,поди, сегодня. Забыла, чтоль? Где взял, не спрашивай.
Маленький кусочек заманчиво белел в натруженной, испещрённой морщинами ладони.
- — Совсем забыла, старая. Да до праздников ли нонче, Дорогаушка. Вкуса-то уж и не упомню. Белоёт какой. Вот уж угодил-то. С ярмарок таких дорогих гостинцев ты мне не приваживал, — ласково погладила Евстолья по щеке дролюшку своего.–Можот, погодим с гостинцем-то? За стол-от сядем к сватовьям, там и пригодится своё-то угощеньё.
- — Что ты, дорогое моё. Сват-от у нас хлебосольной, умиётпривечеть. Не вприглядку чаи-то распивать предложено будёт.
Взял осторожно сахар и положил в её ладонь.
- — Кушай, сударушка. Дай порадоваться мне.
- — Сладенькой-то какой! Такой благостью-то в те времена и не казался. Ой, а силушки-то набежало. Не угонишь тепере за мной, как бы старичка своего не потереть, — улыбнуласьЕвстолья счастливо краешками губ, так любимой, давно им не виденной улыбкой.
И снова в путь. Солнце коротким зимним днём свалилось вправо и стало стремительно угасать.
Кругом, куда не кинь взгляд, простиралось, казалось, нескончаемое в повторяющемся однообразии болото. Маленькие, ещё недавно увидевшие жизнь сосенки перемежевались куртинами огромных, уходящих ввысь вековых деревьев. Суров и по-северному красен был окружающий их край, но таких, как они, ссыльных чужаков, не замечал, и был к ним совершенно равнодушен.
Путники нашли вывороченную ветром ель. Огромный, вздыбившийся корень сберегал от ветра.
Дорогаушка из валёжин соорудил скамеечку. На неё и присели два родных, изнемогших в пути человека.
Холод, щадивший путников в дороге, здесь был не намерен ни с кем и ни с чем церемониться. Куцая одежонка недолго берегла тепло. Дорогаушка расстегнул видавший виды зипунок. Прижались друг к другу, как могли.
В огромных елях маленького средь болот сухого островка потрескивал нарастающий в ночи мороз.
- — Чуёшь ли,Дорогаушка!? Колокольчики звенят! Уж не сватовья ли санями-то тройкой нас встречеют?..
В сухом морозном воздухе покрытые льдинками ветки от ветровых порывов издавали слабый и мелодичный, что колокольчиковый звон.
- — Чево молчишь-то, милое моё. Аль не слышишь? Уж не чудитсо ли мне?
Отодвинулась Евстолья чуть-чуть и подняла глаза. Закрытые веки любимого ей человека запорошило, и на них уже не таял снег.
- — Вот торопыга-то моя и здесёт наперёд ускакал, не дождавсё. Опеть придётся догонеть, — ласково прощалась родная душа. Понимала, что навеки.
Попыталась стряхнуть снежинки, чтоб отсрочить, обмануть явное, но руки не слушались, а по всему телу уже разбегалось приятное, так желанное тепло, и сон накрыл её чело долгожданным успокоением.
Разыгравшаяся поутру метель навечно скрыла белеющим саваном присевшую на время отдохнуть, так любящую в прошедшей жизни друг друга пару.