Вологодский литератор

Нищенка

Собралась я как-то вечером в магазин за продуктами. Иду, по сторонам смотрю. Глядь, около церкви побирушка стоит. Одета в затрапезное пальто, на голове шапка вязаная, не пойми какого цвета. Стоит, в ладошке денежки пересчитывает. Начала я по карманам рыться: подойду, хоть мелочь кину. И вдруг вижу, посчитала, сердешная, денежки. Одни из ладошки в карман, а другие, что помельче, видно, с размаху скинула прямо в снег.

Отряхнула ладони и пошла своей дорогой. На углу дома догнал её забулдыга подпитой, и они вместе зашагали, о чём-то оживлённо переговариваясь.

Зайдя в магазин, я увидела ту же пару. Они стояли около аптечного киоска. Побирушка молча протянула руку с деньгами, показывая два пальца.

Аптекарша взяла деньги и привычно выпихнула в окошко два «фанфурика» боярышника.Пара, радостно улыбаясь, продвигалась к дверям, когда из-за спины побирушки неожиданно выскочил ребёнок, пытаясь пробежать вперёд.

Одна из бутылочек выскочила из рук несчастной женщины. Желая поймать, она вытянула руку и неожиданно выпустила второй флакон. Широко раскрытые глаза мужика проводили взглядом два «эликсира счастья» до пола.

«Звеньк, звеньк», – раздалось в тишине, и содержимое тёмными пятнами разлилось по полу. Удивлённый взгляд мужика стал подниматься от пола к глазам теперь этой «ненавистной бабы». Руки сами потянулись к её лицу.

— Ты что, с-с-сука, наделала? Ты же меня…. Ты же…. Ты-ы-ы….

Он схватил за волосы ревущую, всю в слезах и соплях, остолбеневшую от увиденного бабу, и потащил её к дверям.

Покупатели стояли и молча смотрели на происходящее. В глазах одних людей я видела брезгливость и отвращение, у других – жалость, третьи просто проходили мимо. И только одна старушка, покачав головой, промолвила:

— Господи, за что же ты их так наказываешь?

Фаина

Бабий век – сорок лет.

Шестьдесят – износу нет,

Коли бабе сорок пять, –

Баба ягодка опять.

Фаине было уже сорок четыре года, но не цветочком, а тем более ягодкой она себя не ощущала. Фая не бывала замужем, не имела детей. Всю себя отдавала работе. Она не слыла дурнушкой, но и красавицей её трудно было назвать. Мужички у неё бывали, но всё какие-то никудышные. Тунеядцы, лентяи, женатые. Жили некоторое время, а затем или она их выгоняла, или же они сами сбегали от неё. Но какой женщине не хочется простого человеческого счастья? Так и Фаина стала последнее время всё чаще задумываться о своей неустроенной жизни. Приходя домой, она бесцельно бродила из угла в угол, а иногда тихо выла, уткнувшись головой в стену.

— Да что же такое, почему я такая несчастливая? Вон Танька, хуже меня во сто раз, а живёт со своим оболтусом, как у Христа за пазухой. А Манька? Вовка у неё пьянь-пьянью, а она живёт припеваючи. Ну, подумаешь, неделю-другую пьёт, на неё орёт и руками машется. Зато потом ходит, как нашкодивший щенок. «Манечка, что тебе, родная? Манечка, я супчик сварил, покушай, солнышко моё!» Не жизнь, а сказка. Только я, как перст одна, никому не нужная.

Но что толку выть, глядя в небо. Надо что-то самой предпринимать, и Фаина решила действовать. В субботу, припудрив личико, подправив тушью брови и ресницы, положив тени на веки и ярко накрасив губёшки, Фаина отправилась к «тем, кому за тридцать». Сняв в раздевалке пальто и, поправив причёску, она гордая собой и своей красотой отправилась в зал. В зале, к её удивлению, было очень много женщин. Мужчин же оказалось «раз, два и обчёлся». Женщины не сидели на стульях. Они нервно ходили и, как голодные львицы, выискивали своих жертв. «Жертвы» же гордо прохаживались по залу и нагловато осматривали каждую потенциальную невесту. Оказалось не всё так хорошо, как думала Фаина заранее. Были, конечно, здесь женщины и старше её.  Но они стояли у самых стен, и взгляд их говорил: « Выбери меня, я буду твоей рабой, служанкой, мамой. Кем ты захочешь. Я буду любить тебя и лелеять!»

Большинство женщин было в возрасте тридцати-тридцати пяти лет, и даже совсем молодые. Эти выглядели нахально. В коротких юбках, с глубоким вырезом груди, и взглядом хищницы, приглядывающей денежного простачка. Правда, таковых, вроде бы здесь, не было. Большинство мужичков были не совсем ухоженные. Видно, что давно уже женская рука не касалась их рубашек и брюк. За теми же, что казались «более-менее» и были прибраны и обихожены, уже гурьбой ходили потенциальные невесты, оттесняя одна другую, стараясь держаться поближе к выбранной «жертве». Заиграла музыка. Бабёшки рванули к мужчинам, сметая всё на своём пути. «Война» шла за каждого ухажёра не на жизнь, а на смерть. Фаинка оторопело двинулась к стене, и застыла на месте.

Но она твёрдо решила на следующий танец «достать себе кавалера» любыми путями. Правда, это ей не удалось. Толпа сметала на своей дороге всё, что хоть каким-либо путём можно было смести. Третья попытка так же не удалась. Прижатая накрепко к стене, Фаина грустно подумала, что здесь ей вряд ли что-то отколется. Да, честно говоря, и не было тут ни одного путёвого жениха.

Удручённая и подавленная, она пошла к выходу. Машинально надела пальто и вышла на крыльцо. Крупные снежинки тихо падали с неба. Фаина подняла воротник и двинулась к остановке. По тропинке, ведущей к дому культуры, шёл прилично одетый мужчина с огромным букетом цветов. «А мужчинка ничего!» — подумала Фая. И тут же услышала:

— Да куда же ты бежишь, подождать-то меня можешь. Несётся, ничего не видит!

Фаинка повернула голову и увидела женщину, на всех парусах мчащуюся к мужичку.

«Во, бабы, — подумала она – времени даром не теряют, уже и тут ловят мужиков. А я-то чего медлю»?

Фая рванула к мужчине, что было сил. Схватила его, оторопевшего, за рукав и громко закричала:

— Пойдём скорее отсюда, а то эта корова сейчас в тебя вцепится!

Мужчина хотел вырваться, удивлённо взглянув на незнакомку, но Фаина крепко держал его в своих объятиях.

— Э, ты чего вцепилась в него? – грозно закричала подоспевшая бабёнка.

— Как это чего? Как это чего?  Он мой!

— Как твой? – удивлённо спросила женщина.

— А вот так! Он… мой… муж!

— Что? Твой муж?

Мужчина задёргался и замотал головой.

— Молчи! – закричала Фая. — Говорить буду я! Да, он мой муж! – и подмигнула ему.

Женщина как-то вся обмякла и удивлённо посмотрела на мужчину.

— Значит, всё-таки был женат?

— Да я её не знаю, – пролепетал испуганно мужчина.

— Ах, не знаешь? Я ему двух детей родила, а он, оказывается, ещё скакой-толахудрой встречается, и она его мужем называет.

— Жена? — одними губами прошептала удивлённая Фаинка и тихонько стала бочком уходить в сторону.

Но супругам было не до неё. Разъярённая жена хлестала своего ни в чём не повинного супруга букетом цветов, уже больше похожих на веник. Муж прикрывался руками, вбирая голову в плечи и повторяя:

— Заинька моя, солнышко моё, да что ты, да разве я….

Злая и опустошённая шла домой Фаина. Размазывая слёзы по щекам, она твердила одно:

— Ну, нет, я так просто не сдамся! Уж если я решила, то доведу дело до конца. Видит Бог, найду я себе мужика и пусть все мне обзавидуются. Я что, недоделанная какая, слепая или кривая? Нет! Я нормальная баба, и я не я буду, если не подцеплю мужика!..

Проходя парком, она увидела подвыпившего мужичка, сидящего на скамейке с чемоданом возле ног.

— Девушка, а вы что плачете? Горе какое?

— Нет, у меня счастье! – проговорила Фая язвительно.

— А вот у меня горе. Меня жена из дому выгнала.

Фая удивлённо остановилась.

— Что?

— Говорю, жена из дома выгнала.

Фая осмотрела мужчину с ног до головы и вдруг неожиданно даже для самой себя сказала:

— А пошли ко мне. Посидим, поговорим.

Мужичок поднялся со скамейки, потоптался на месте и робко спросил:

— Это серьёзно?

И, резко схватив чемодан, побежал мелкими шажками около Фаинки.

— А я ведь всё могу. И отремонтировать чего, и сготовить, и приколотить. Я ого-го, я на все руки мастер.

Фая шла быстро, она уже была не рада, что позвала мужичка к себе.

Теплилась ещё маленькая надежда, что он отстанет, и она сумеет сбежать от него. Но с каждой минутой эта надежда становилась всё меньше и меньше.

Целый месяц Фаина жила в радостном возбуждении. Мужчина — Иван, оказался работящим, добрым, интересным. Он починил ей стиральную машину, закрепил еле держащуюся люстру, починил все краны в квартире.

Утром Фаина просыпалась под пьянящие запахи свежего супа, жареной картошки и других вкусностей. На столике уже стояла чашечка душистого кофе и жареного хлеба. Но счастье неожиданно оборвалось, как будто его никогда и не было. В один из дней дверь неожиданно распахнулась настежь, и на пороге оказалась высокая дама с наглым взглядом и сигаретой во рту.

— Здесь, что ли, Ванька? – громким голосом протрубила она.

Из кухни высунулся Иван, в переднике и с шумовкой в руках, и с испуганным видом посмотрел на незваную гостью.

— Ну, собирайся, хватит тут ошиваться.

— Вы кто такая? – возмущённо спросила Фая.

— Это моя жена,  — дрожащим голосом ответил Иван.

— Да вы же его выгнали…

— Как выгнала, так и забираю, – ответила та и, посмотрев на мужа, веско прибавила:

— А ну, быстро собирайся!

Иван нервно забегал по комнате, на ходу собирая свои пожитки. Сложил всё в чемодан и, наклонив голову, на цыпочках прошёл около Фаины, тихо проронив:

— До свидания.

— Ванечка, куда ты? Она же тебя не любит!

Женщина схватила Ивана за воротник, гордо провела его до двери, тряхнув за шкирку, выдворила за дверь и, повернувшись к Фаине, с презрением сказала:

— Заведёшь своего и делай с ним, что хочешь, а на чужих роток не разевай! Ишь, шустрота какая! Надумала мужика увести. У-у, злыдня!  Хватают все, что не приколочено. Ну, что уставилась, прощай!

От этой трагедии Фаина не могла отойти почти полгода. Теперь она точно решила, что никакого мужика ей не надо. Видно так ей на роду написано, жить одной и не дёргаться.

Летом у них во дворе стал часто появляться мужчина. Был он бомжеватого вида, хотя и старался выглядеть более-менее прилично, но у него не всегда это получалось. Однажды, возвращаясь домой, она услышала разговор старушек на скамейке.

— …Вот так и получилось. Вишь ты, расписаны-то они не были, а как жена-то умерла, его из квартиры-то и попёрли. Ни паспорта, ни военного билета не отдали. Её же дети и выгнали. И наплювали на то, што они десять лет прожили в любви и согласии. А кому это сейчас важно. Сейчас и родных-то стариков выгонят, не побрезгуют.

— Точно, точно, выпрут, и иди, куда хошь.

— О ком это? – спросила их Фая.

— Так о ком ещё? Степанко-то, бомж, ходит тут. Вон Иваныч его к себе в сарай пустил пожить. Летом-то хорошо, а вот как зимой будет жить, не знаем. И ведь мужик-то хороший. Всем старухам и утюги, и пылесосы, и всё, что надо, ремонтирует. Денег не берёт. Только если поест, да помыться попросится или одёжу какую возьмёт. А что у нас у старух есть? Старикова одежа, какая осталась, ту и отдаём. А он ещё и с другими бродягами делится.

— Что ж он, — брезгливо сказала Фая, — на работу не устроится? Работал бы и деньги получал, и жильё бы какое снял.

— Кто ж его без прописки возьмёт на работу? Да у него ещё и рука правая  болит. Упал как-то, сломал руку, полиса нет. В больнице выгнали без документа. А он гордый, больше и не пошел. Сам лубочек сделал, руку привязал, срастись-то срослась, да, видно неправильно, вот и ноет, грызёт изнутри.

Фаинка вздохнула жалостливо. В душе она была доброй, незлобивой женщиной.

К вечеру следующего дня Фаина, взяв тарелку с супом,  вышла во двор. Прошла до сарайки, заглянула внутрь. На лавке сидел Степан и подшивал старые валенки.

— А я тут супчику сварила. Поела, да осталось, думаю, может, покушаете? Он свежий, не думайте. С мясом.

Степан удивлённо посмотрел на подошедшую.

— Простите, а вы кто?

— Да я в этом доме живу. Наварю вечно много, думаю, может, кто в гости придёт, а никто не приходит. Вот и выкидываю, или собакам отдаю. А думаю, может, вы поедите.

Так и повелось. Фая готовила на двоих, и вторую порцию относила Степану. Степан, стесняясь своего положения, старался уходить куда-нибудь. Но двери в сарайку не запирались, и Фаина беспрепятственно приходила,  оставляя еду на столе. Со временем они привыкли друг к другу. У них оказалось много общих интересов. Общение приносило им радость. Степан стал захаживать к Фаине в гости, стараясь хоть в чём-то ей помочь. И как-то раз Фаина сказала ему:

— Переходи ко мне жить. Чтобы у тебя была прописка, мы можем с тобой расписаться, и я тебя, как мужа, пропишу к себе. Тогда сможешь  и  на работу устроиться. А женщину найдёшь себе, так мы разведёмся. Я на тебя не претендую.

— А я на тебя с удовольствием бы претендовал.

Фаина робко поверила в своё счастье. Степан переехал к ней. Фая заставила Степана купить приличную одежду. Для этого они долго ходили по магазинам, подбирая ему всё, что нужно. Фая щебетала, не переставая.

— Свадьбу делать не будем.  Не молодые, и без неё обойдёмся. У меня в комоде, вот тут, лежат деньги, купим новый холодильник, телевизор и стиралку. Но первым делом выправим тебе паспорт.

Через месяц паспорт был готов. В честь этого устроили маленькое застолье. Вечером сидели на диване. Степан крепко прижал к себе Фаинку и говорил:

— Знаешь, ведь я тебя сразу изо всех заприметил. В тебе какое-то тепло есть. От тебя доброта и спокойствие идёт. Какая ты у меня… — и он потёрся носом об её щёку и чмокнул в носик. Фаинка растаяла в его объятиях. Неужели и к ней счастье повернулось лицом? Неужели это не сон?

Договорились. На следующий день Степан пойдёт устраиваться на работу. Радостная Фаина не шла, а летела домой вечером. Степана дома не было.  Фаина приготовила ужин и стала ждать. Вечер тянулся долго, минуты тянулись как часы, но и в семь, и в восемь, и в девять часов Степан не пришёл. Фаина слонялась по комнате из угла в угол. Наконец, подойдя к комоду, она открыла его…. Денег там не было. Фая прошла к стулу, медленно села на него и, глядя  в окно, тихо завыла. Ночь она не спала. Она просто не могла уснуть.

«Господи, кому же верить? Как же жить? Почему это происходит со мной? Почему я такая несчастная?» — эти мысли не давали ей покоя. Потом она успокоилась.

— Наконец-то, кажется, ты, дура, поняла, что никому нельзя доверять! – сказала она своему отражению в зеркале и состроила кривую рожу. Два дня она лежала дома, глядя в потолок и посасывая из горлышка дешёвый портвейн. На третий день раздался телефонный звонок.

— Да…

— Это квартира Омелианович?

— Да.

— Вы Фаина?

— Да.

— Ваш муж третий день находится в реанимации. Он только что пришёл в себя. Просит, чтобы вы не беспокоились. Он купил холодильник, телевизор, и стиралку. Завтра всё привезут к вам домой. Только он не сможет прийти. У него сломана нога.

— Нога?

Фая громко захохотала и заплясала на месте.

— Только нога и всё? Сотрясение? Ой, как хорошо! Вы не представляете, как всё хорошо!..

На том конце провода недоумённо замолкли, удивляясь радостному возбуждению жены.

— Ой, ой, а где он лежит?  На Советском? Спасибо! Бегу! Я уже бегу!..