Священник Дмитрий Шишкин О «благоразумном» молчании
Выступая 31 января в Государственной Думе, Патриарх Кирилл, между прочим, сказал: «Всегда патриархи среди прочих своих обязанностей имели обязанность <…> произнесение правды в глаза власти». Это замечательные по своей важности слова, особенно перед лицом участившихся случаев попрания правды теми, кто претендуют на власть.
Известно, что когда в Петрограде произошел государственный переворот, и к власти пришло Временное правительство, Священный Синод не только не осудил это очевидное беззаконие, но и поспешил выразить своё признание новой власти. Но уже через несколько месяцев, в результате всё более разраставшегося разгула безбожных страстей начались в России невиданные гонения на Церковь, которые продолжались так или иначе весь период правления пришедших «на плечах» Временного правительства к власти большевиков. Так предпочтение человеческого мнения Божественному, эйфория одних и «благоразумное молчание» других стало причиной беспрепятственного распространения и водворения зла в масштабах и последствиях, доселе невиданных.
Мы все сейчас возвышаем голос в защиту Церкви: и Святейший Патриарх Кирилл и Блаженнейший Митрополит Онуфрий и духовенство с мирянами — все призывают «мировое сообщество» осудить творящиеся на Украине беззакония. И очевидно, что это хорошо и правильно! Но что же было в самом начале этих беззаконий? Когда появилось известное «Обращение украинских Церквей и религиозных организаций» о Европейском пути развития Украины. Когда от имени народа, но без совета и согласия с ним стали провозглашаться на государственном уровне радикально-националистические лозунги и идеи? Когда начались беспорядки на Майдане с явным и грубым попранием законности? Мы, представители Церкви, по благословению священноначалия говорили: «это не наше дело», это политика, а мы в политику «не лезем». И что же?
Недавно в интервью телеканалу «Радио Свобода» архиепископ УПЦ МП Климент (Вечеря) высказался на тему лояльности Украинской Церкви по отношению к нынешнему режиму. Так владыка напомнил о непризнании УПЦ «аннексии Крыма», о призывах иерархов к Путину «остановить агрессию», о полной поддержке «всех инициатив Украинского руководства», связанных с событиями на Востоке Украины. Я напомню, что вследствие этих «инициатив» на Донбассе погибло 138 детей, не считая женщин и стариков!.. Что это, как не политические заявления, хоть и вынужденные? Я понимаю, в каком трудном положении находятся сейчас архиереи, священники и миряне УПЦ МП, но как же горько вспоминать, как в самом начале беспорядков на Украине церковное руководство, вместо того чтобы дать ясную оценку совершающимся беззакониям, заявляло что «нас это не касается». И вот — коснулось, да ещё как!
Но кто-нибудь спросит: что же могла сделать Церковь в той ситуации? Что вообще должна делать Церковь в условиях всевозможных народных бунтов и смут? Разве призвание её не заключается в том, чтобы умиротворять вражду, гасить пламя розни? На это надо сказать однозначно, что никогда ещё в истории «благоразумное молчание», там, где нужно было ясное и отрезвляющее слово — не приводило к умиротворению вражды. Напротив — это молчание бунтовщиками всегда воспринималось как признак слабости и сигнал к новым атакам, а сомневающимися — как знак согласия Церкви с совершающимися беззакониями.
Во время начала беспорядков на Украине Церковь, несомненно, могла бы возвысить свой голос, инициировать общенародный опрос по наиболее острым вопросам государственной жизни с тем, чтобы мнения наиболее влиятельных и многочисленных групп населения были учтены в принятии важнейших общеукраинских решений. Ведь с самого начала существования «независимой» Украины было понятно, что единственным обязательным условием существования этого государства, сохранения его целостности, является учет разницы мировоззрений двух наиболее многочисленных групп населения, настроенных с одной стороны прозападно, а с другой — пророссийски. Учет во всех областях: в вопросах веры, культуры, языка, образования и экономики… Но Церковь не возвысила голос. И другой силы, способной позаботиться об общем интересе украинского народа — на тот момент не оказалось. В результате к власти пришла прозападная элита, посредством грубого обмана, насилия и вероломства вознамерившаяся навязать всему народу Украины своё видение перспектив развития государства и общества. Это нарушило прежний хрупкий баланс интересов и сил и естественным образом привело к сопротивлению. И это притом, что реальных предпосылок для начала войны на тот момент не существовало. Пусть хрупкий, но годами сохранялся мир.
Сейчас уже понятно, что политика «молчания Церкви» и запрета «Политического православия» были осуществлены сознательно определенными силами для более удобного и безальтернативного проведения в жизнь «Западного проекта». И уже тогда голоса всех жителей Украины (в том числе и православных) никто не собирался учитывать именно потому, что картина разделения мнений, интересов и устремлений была бы очевидна настолько, что неизбежно пришлось бы выстраивать систему компромиссов и договоренностей, «сдержек и противовесов», что не входило в планы прозападных элит, решивших силой «продавить» и осуществить свой проект на всей Украине. Но тем более Церковь должна была возвысить свой голос, потому что были тогда ещё силы, способные услышать её голос, силы, способные консолидироваться с тем, чтобы в самом начале конфликта перевести его в «правовое поле». Но этого, увы, не случилось. И те самые представители церковной администрации, кто в то время говорили о том, что все эти процессы «не касаются Церкви» — сейчас активно участвуют в построении национально-политической антицерковной структуры под западным протекторатом. Нас просто обманули, чтобы, заткнув рот кляпом запрета «Политического православия», осуществить собственный политический проект, но с противоположным знаком — со знаком противления Церкви.
Теперь, когда развал и хаос и братоубийственная война, возникшие в результате государственного переворота на Украине коснулись миллионов верующих, в том числе и православных, кто из нас посмеет сказать, что это всё не касается Церкви?! Конечно, не только касается, но и стало её болью, скорбью и обратилось в молитвенный плач. И, может быть, в будущем мы не станем так уж решительно отстраняться от решения вопросов, которые касаются всей полноты народной и общественной жизни?
Но может быть, — скажет кто-то опять, — воля Божия именно и состояла в том, чтобы Церковь молчала и в безмолвии совершала своё восхождение на Голгофу, неся свой крест? Вне всякого сомнения, ничего в этом мире не совершается без воли Божией, вопрос только в том была ли в этом молчании воля Божия по благоволению или только по попущению — в виду нашего малодушия и желания «более угодить человекам, нежели Богу» (см. Деян. 5, 29). Ведь и Господь не молчал перед сильными мира сего, а обличал их неправду, за что и был предан на страдания и смерть. И только тогда «положил храние устам своим» когда было сказано всё, что нужно было сказать для отделения правды от лжи.
И быть может быть даже не Церковь молчала на Украине в те дни, а Церковное руководство, промышлением Божиим поставленное в административном отношении на одну высоту с сильными мира сего, не захотело озвучить голос Церкви. Может быть именно «политика лояльности» помешала избежать втягивания Церкви в политику? Тем более что тогда ещё открытый и честный призыв прислушаться к мнению всех жителей Украины, не встретил бы такого организованного сопротивления, как это стало возможно, когда к власти пришли явно безбожные и радикально настроенные силы.
Православная Церковь, несомненно, может благотворно влиять на общенациональную, государственную и политическую жизнь, а, говоря проще на жизнь народа, не только внутренним преображением каждого из своих членов, но и содействием в принятии правильных в общенациональном масштабе решений. И если влияние политики на Церковь, безусловно, недопустимо, то можно сказать, что влияние Церкви на политическую жизнь — во всех отношениях перспективно, полезно и благотворно.