Вологодский литератор

— Давай мы тебе волосы покрасим? Будешь как Ален Делон! — вполне миролюбиво и как бы невзначай предложили две сестры Надя и Люба, надвигаясь на меня греческой фалангой. В руке у каждой был пакетик с названием «Хна».

Кто такой Делон, я не знал.

«Но он явно был не из нашего класса, возможно, кто-то из старшеклассников», — сделав такой вывод, я опрометчиво согласился на изменения своей внешности. Я был смелый и глупый и хотел быть старше. И уже утром в зеркало рассматривал своё отражение с рыжей копной волос на голове.

Рыжий у нас в классе был, и звали его Валера.

«Ален Делон не мог быть рыжим», — с этой мыслью я отправился в школу. И не потому, что был ответственным и дисциплинированным мальчуганом, всё было проще – в моём молодом мозгу ещё не успели поселиться тараканы, комплексы и предрассудки.

— Иванов (раз уж мне не удалось стать Ален Делоном, то побуду пока Ивановым), ты ничего не перепутал? – с такого вопроса начался урок литературы. – Встань!

Я встал.

— Иванов, у нас тут школа! Не цирк и не полигон для воплощения больных фантазии, –  учитель явно начинал закипать. – Сейчас пойдёшь домой и подумаешь о своём поведении, а завтра… Повторяю: завтра придёшь в школу нормальным советским пионером. Всё понял?

Я кивнул.

— Тогда иди.

И я пошёл. В парикмахерскую.

— Вот и хорошо, вот и хорошо, — глядя на детские слёзы, твердила женщина средних лет, состригая золотистые вихры и превращая мою голову в бильярдный шарик.

«Ничего хорошего. Вы ничего не знаете и ничего не понимаете», — в этот момент я вдруг отчётливо осознал, что взрослые тётеньки совсем не понимают маленьких мальчиков и не понимают причину их слёз.

В тот день я решительно разлюбил литературу и полюбил математику.

                                      Как я не стал музыкантом

— Тогда не доставайся ты никому! – громко крикнув, я со всей дури треснул кларнетом по табуретке.

Кларнет, жалобно всхлипнув, взял фальшивую ноту и развалился на части. Мои две сестры суммарно старше меня на шесть лет с криками: «М-а-ма!» – резво стартанули на кухню.

Я был третий. Самый младший. Во мне ещё не проснулся дипломат, и споры, подобные этому, я решал единственно возможным для себя способом – сломав, разбив и уничтожив. В ответ силы добра в лице моей мамы накладывали на меня епитимью в виде ремня по мягким частям неразумного тела. Было больно, но недолго.

Мама вышла из кухни и, посмотрев на разбитый инструмент, тихо вздохнула:

— Видимо, не получится из тебя музыканта.

Я хотел ей возразить и указать на то, что в доме есть ещё и пианино, и нужно дать человеку ещё один шанс, но промолчал. А мама поступила нелогично. Она взяла меня за руку и отвела в Дом спорта в секцию футбола. Пинать мячик было забавно. Иногда я попадал по нему, а иногда даже умудрялся попасть мячом в ворота. И всё было хорошо, пока в моей голове не поселилась мысль, что я, как профессиональный футболист, остановился в своем развитии. И тогда я отправился в библиотеку. Это сейчас маленькие мальчики и девочки на все свои вопросы могут найти ответы в интернете либо у Бога.  В наше время ни Бога, ни интернета не было.

Прочитав книгу «Как стать настоящим футболистом», я понял, что у нас был плохой тренер и перешёл в секцию под названием «Лыжи». Этот переход позволил мне стать лучшим лыжником среди футболистов и лучшим футболистом среди лыжников. Хотя? Кого я пытаюсь обмануть?!

Зато это были самые счастливые моменты в моей спортивной карьере.

Мальчик-не-с-пальчик

В нашем классе я был ростом ниже всех и поэтому на уроках физкультуры стоял самым последним в шеренге. Эдакий мальчик-с-пальчик. Кое-кого это смешило и забавляло. Но я не переживал, так как возрастом отставал тоже и был почти на год младше многих своих одноклассников. И когда кто-то на перемене вдруг приходил и спрашивал:

— А, где Иванов?

Эти кое-кого хором отвечали:

— Дай лупу, сейчас найдём.

И я на них не обижался, а усиленно занимался спортом и с остервенением грыз морковку.

Морковки у нас в доме было много, как допинга у олимпийцев. Она росла везде: в огороде, подполье и даже в холодильнике. И если за послушание всем маленьким мальчикам мамы и папы давали конфеты, то мне – дополнительно ещё одну морковку. Благодаря бесконтрольному и систематическому поеданию этого овоща, мне удалось кое-кого перегнать в высоту и стать большим мальчиком среднего роста.

И спорт тут абсолютно не причём.

Привет

Однажды, будучи маленьким спортсменом, но подавая большие надежды, я в составе группы лыжников попал в летний спортивный лагерь. Кто-то из нас был помладше, кто-то постарше. С разных деревень, но все с одного района. Там мы готовились к новому сезону и, отрабатывая технику бега, носились по лесу без лыж, но с палками. Футболисты в лагере тоже были, и они тоже отрабатывали технику бега, правда, уже с мячом и на стадионе. Иногда, отбросив всякие предрассудки, наши команды сходились в рукопашную на футбольном поле, чтобы выявить победителя. Возможно, в том памятном матче я играл как бог, может, чуть лучше либо ещё по какой причине, но меня заметили.

Прямо после игры ко мне подошло девичье сердце с легкомысленными косичками на голове и предложило хлеб-соль, мир и гармонию. Я согласился. Наша дружба продолжалась всю смену, а когда разъехались по домам, она переместилась в наши письма. В своих посланиях мы обещали обязательно встретиться на будущих соревнованиях.
Прошла осень, наступила зима и выпал снег. Пришли первые лыжные старты. И в самый важный момент от переизбытка нахлынувших чувств на нас обоих одновременно напала робость и куриная слепота. Мы бродили по стадиону и упорно не находили друг друга. Соревнования закончились, и она уехала, а потом полетели письма от неё ко мне, от меня к ней, в которых она упрекала, что я ходил и делал вид, что не вижу её. А я – в том, что она сама такая. Взаимные упрёки – лучшее средство развести на противоположные полюса двух маленьких человечков, проживающих на расстоянии вытянутой руки.

А всего-то нужно было подойти и, слегка дёрнув за косичку, сказать: «Привет».

Я, лошадка и велосипед

– Это тебе! Владей! – сказали сёстры, и, снисходительно похлопав меня по плечу, ушли в новый этап своей жизни – отрочество.

Я остался в детстве совсем один, да ещё и с велосипедом «Орлёнок» на руках. Он, как переходящий вымпел, переходил от старшего к младшему и теперь заслуженно стал моим двухколёсным другом. Сказать, что я был рад этому обстоятельству, значит сказать неправду. Я был безумно счастлив. Раньше мне по наследству переходили только валенки, как правило, штопаные, и коньки, которые крепились к ним при помощи верёвок и палок. А тут!

Прямо передо мной стояло лето и целый велосипед.

Я вышел с другом за ворота, запрыгнул в седло и лениво покатил по набережной в сторону центральной лавы. Лава – это баржа, своего рода разводной мост, соединяющий берега обводного канала. Сейчас она была разведена, потому что по водной глади, пыхтя и мощно работая винтами, маленький буксир с трудом тащил большую вязанку плотов, сцепленных между собой цепями. Солнце нещадно палило, речной паровозик медленно полз, а противоположный берег скрывал огромное озеро, которое манило горожан своими пляжами. Толпа любителей пляжного отдыха, пытаясь охладить себя, обмахивалась полотенцами и, посылая лучики добра в сторону кораблика, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.

Я подъехал к переправе и, не слезая с велосипеда, прислонился к перилам, а перпендикулярно мне на обочине дороги чего-то ждала лошадка-ассенизатор, запряжённая в повозку. На телеге стояла бочка. Небо над ней прикрывала эскадрилья жирных мух. Шум их крыльев заглушал шум винтов буксира, а запах из бочки щипал нос и разъедал глаза. На облучке сидел мужичок и доедал пирожок. От этой картины мне стало дурно, и я решил немного покататься, лошадка – тоже.

Синхронности наших движений позавидовали бы даже фигуристы парного катания. Одновременно оттолкнувшись от земли, мы рванули навстречу друг другу и уже через пару секунд наши траектории пересеклись. Исполнив перед лошадиной мордой каскад тройных прыжков, я поскользнулся и упал. Невольные зрители ахнули, снизив мне оценку за исполнение, но выставив высший балл за артистичность. Лошадка, нисколько не смутившись, закончила номер: весело гремя подковами, проскакала по мне и, расплёскивая содержимое бочки, унеслась в сиреневую даль вместе с мухами, ароматами и стремительно поседевшим дедом.

Я встал целым и невредимым. Осмотрел себя, велосипед и обнаружил, что мой друг получил травму несовместимую с жизнью. Притащил его домой и бросил умирать у забора, при этом совесть меня совсем не мучила.

Вечером, пытаясь объяснить маме, что жизнь должна быть полна приключений, мне совсем чуть-чуть не хватило аргументов и мама ремнём «перепрошила» мою материнскую плату. Оказалось, совсем не страшно.

На следующий день, обновлённый и абсолютно счастливый, я вышел из дома и отправился в баню. Но так как шило в одном месте никуда не делось, то я очень быстро перешёл на бег, а затем и вовсе полетел, вращая пакетом с вещами у себя над головой, и… неожиданно потерял мочалку.

Но это уже совсем другая история.

Учитель года

– Бить тебя некому, – спокойным, ровным тоном сказал учитель, затем махнул рукой в сторону двери, давая понять, что разговор окончен, и я могу валить на все четыре стороны. Учитель был прав – отца у меня не было, а мозги были, просто они где-то загуляли и ещё не вернулись с летних каникул.
Я вывалился в коридор и несчастным колобком покатился домой. В моей пустой голове кувыркались, сталкиваясь друг с другом, редкие мысли о новом учителе и о том, что учебный год как-то не задался, и что снаряд иногда дважды всё-таки залетает в одну и ту же воронку и нужно делать какие-то выводы. Два урока по физике – две двойки в журнале. Выводы я сделал неправильные. И уже на следующем уроке моя теория вероятности стала трещать по швам.

– А на этот вопрос… нам ответит, – взгляд физика скользил по лицам учеников, класс затаился и притих, – нам ответит… Иванов!

Физик с кошачьей фамилией забавлялся мной, как кот с мышкой. Загонял в угол, бил оценками,но… увы, увы! Пять уроков подряд в журнале строился ровненький забор из двоек напротив моего имени.

«Чем опытней учитель, тем кучней ложатся снаряды», – этой философской мыслью в моём сумрачном мозгу забрезжили первые лучики рассвета. Ум возвращался. Нехотя, но верно. К концу первой четверти ещё пять троек были приколочены в журнал, а последним вбитым гвоздём стала четвёрка – строительство забора перешло в новую фазу. Учителю удалось меня встряхнуть, заставить вспомнить всё. И два года я успешно грыз гранит науки, как кролик морковку, пока не закончил школу.