Против 70-летнего профессора Трещевой возбудили уголовное дело при помощи ФСБ
Преподавательница Самарского университета: «Чем я могу представлять угрозу национальной безопасности?!»
Впервые в истории современной России профессора привлекли к уголовной ответственности за прогулы. Против 70-летней преподавательницы (до недавнего времени завкафедрой гражданского процессуального права) Самарского университета Евгении Трещевой СК возбудил уголовное дело, посчитав, что отсутствием на работе она нанесла ущерб государству в 30 тысяч рублей. Оперативное сопровождение следственных мероприятий ведет местное УФСБ, для которого, видимо, дело представляет государственную важность.
Вряд ли глава ФСБ Александр Бортников знает, что его самарские подопечные вместо того, чтобы ловить террористов и бандитов, мучают пожилую ученую-преподавателя. И, хоть обычно мы это делаем в конце публикации, на этот раз в качестве исключения (уж больно абсурдный и позорный случай) пишем в самом начале: Просим считать эту публикацию официальным обращение к директору ФСБ России.
Евгения Александровна только недавно отошла от потрясения, которое не каждый молодой выдержит (а в ее годы это почти равносильно смерти). Говорит, что, когда ей вручал очередную повестку оперативник с каменным выражением лица, то решила для себя: не сдамся, буду жить и бороться. Студенты и преподаватели встали на защиту Трещевой. Ректор вуза ее не уволил, и она по- прежнему читает лекции под шквал аплодисментов.
Я застала «прогульщицу» в момент, когда она готовилась на кафедре к занятиям, голос бодрый, настроение боевое.
— Евгения Александровна, расскажите, в чем суть обвинения?
— В том, что я отсутствовала на рабочем месте две недели и получила за эти дни зарплату. Объясню вам особенности работы преподавателя и научного сотрудника. Жалование платят за прочитанные лекции, проведенные занятия, а не за нахождение на работе с 9.00 до 18.00 (а у многих преподавателей и собственного кабинета-то нет).
Расписание для нас — это святое. Но, когда нет занятий по расписанию, мы не обязаны быть в университете. Есть такое понятие в нашей профессиональной лексике — «вторая половина дня». Сюда входит написание статей, монографий, подготовка лекций и так далее. И заниматься этим ты можешь, где тебе удобно. Есть ведь для этого все возможности — телефон, интернет и компьютер, ручка и блокнот наконец. Это общепринято.
Я со своими коллегами из московских университетов разговаривала. У них некоторые профессора постоянно живут или у себя на дачах, или вообще за границей, приезжают в вуз только на чтение лекций. Если бы на каждого профессора, который в свободное от лекций время работал не в кабинете, завели уголовное дело, то у нас не осталось бы ни одного научного руководителя.
— Все-таки уточню — у вас кабинет был?
— Он представляет из себя единое помещение кафедры. Но, повторюсь, это не значит, что я должна там сидеть все это время.
В те дни, когда мне вменяют прогул, у меня по расписанию не было ни лекций, ни заседаний кафедры, ни каких-либо других мероприятий, потому я ничего не могла прогулять. Я не пропустила и не передвинула ни на минуту ни одного занятия. Я действительно находилась не в университете, а на лечении в санатории, но все время писала научные статьи, занималась рецензированием диссертационных работ…
— В Уголовном кодексе нет статьи «за прогул». Что именно вам вменяют?
— Сразу две статьи — 292 УК РФ «Подлог» и 159 УК РФ «Мошенничество». «Подлогом» признали мою подпись в табеле рабочего времени сотрудников кафедры. «Мошенничество» вменили уже потом, видимо, для «веса». Но любой юрист знает, что по этой статье обязательно должен быть потерпевший. В моем случае не говорят, кто это. Университет, ректор ко мне претензий не имели и имеют. Мне не вынесли выговор или еще какое-то административное наказание. Более того, ученый совет провел тайное голосование и избрал меня еще на 5 лет профессором кафедры.
— Как отнеслись к вашему делу коллеги, я уже поняла. А как отреагировали студенты?
— Подарили цветы! У меня очень хорошие студенты, но такого внимания от них раньше не было. Помню, как они встали и аплодировали мне после курса лекций, который прошел как раз в то время, когда все узнали о моем уголовном преследовании. Я растрогалась до слез. Очень благодарна им за поддержку.
Вы знаете, когда мне самой сообщили о возбуждении дела, мое потрясение было колоссальным. Я до конца поверить в это не могла. Ведь абсурд же, и я это, как ученый-юрист, знаю. Но потом все закрутилось, и я поняла — это серьезно и надо защищаться. Мой бывший ученик стал моим адвокатом.
— Как проходили допросы?
— Достаточно будет сказать, что, когда я попала в неврологическое отделение больницы с подозрением на инсульт (уж простите, не выдержали нервы), ко мне прямо в палату приходил следователь. Не постеснялся.
— А какую роль в вашей истории играет ФСБ?
— В университете есть помощник ректора по безопасности по фамилии Купцов. Он наш выпускник, был аспирантом.
— Перебью — вы ему «двойки» ставили?
— Нет, он хорошо учился. И он даже не на нашей кафедре был, а на кафедре уголовного права. Так вот, когда следователь меня вызвал, он был там. Он говорил, что является представителем ФСБ, документы показывал.
— Может быть, он ввел вас в заблуждение? Все-таки дело о прогулах никак не входит в компетенцию ФСБ.
— Я тоже думала: ну чем я могу представлять угрозу национальной безопасности?! Но потом сам следователь СК неоднократно повторял мне и адвокату, что мое дело помогает вести именно это ведомство. Из самого УФСБ моему защитнику пришел ответ на запрос, где сказано, что следственные действия выполняют сотрудники ФСБ по поручению следователя и, мол, поэтому все законно. Ну и сейчас, когда адвокат знакомится с материалами дела, видит подтверждение тому: почти все допросы провел сотрудник ФСБ Купцов. Так что сомнений нет.
— И чем же вы насолили самарским чекистам?
— Скорее всего, здесь какие-то личные причины. Думаю, у прикомандированного сотрудника связи с тем, кто занял мое место заведующей кафедры. Она, кстати, до сих пор пишет на меня докладные.
А наш проректор, бывший вице-губернатор, господин Овчинников сказал мне: если бы я уволилась по собственному желанию, то никакого уголовного преследования бы не было.
Причем Овчинников это говорил даже в присутствии всей кафедры. Он повторял, что ректорат ждет от меня заявления об увольнении. После этого я пошла к ректору, и тот это не подтвердил. Напротив, он посетовал: «Моим именем много что делается». У ректора до сих претензий ко мне нет. Повторюсь, я работаю в университете, меня привлекают ко всем мероприятиям, я член ученого совета факультета, член диссертационного совета.
— Почему Овчинников выступил против вас?
— Я выступала против губернатора, заместителем которого он был. Тогда вставал вопрос о присоединении нашего госуниверситета к аэрокосмическому, фактически об уничтожении университета. Многие были против, мы говорили — «нельзя в одну упряжку коня и трепетную лань». Помню, было расширенное заседание ученого совета университета (его дважды инициировал бывший губернатор Меркушкин). Я активно спорила. По окончании совета все встали, захлопали. А я сидела напротив, видимо, с очень говорящим выражением лица. Губернатор прямо пальцем на меня указал: «Почему вы не аплодируете и меня не приветствуете?».
— Как думаете, чем закончится дело?
— Не знаю. Обвинение еще не утвердила прокуратура. Я взяла себя в руки и держусь изо всех сил. Не дам радоваться тем людям, что все это устроили. Меня поддержал Совет по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ выступил с официальным обращением в защиту Трещевой — прим.автора). Поддерживают педагоги и ученые из многих вузов. Так что надежда есть.
Дело о прогулах — яркий пример, как сотрудники уважаемого ведомства занимаются, мягко говоря, не тем, чем нужно. Что, если они действительно решают свои личные задачи, размахивая «корочками» ФСБ? В любом случае позитивного имиджа ни ведомству, ни государству это явно не прибавляет.
МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА
Авторитетнейший в России учёный-правовед, многие годы руководившая секцией частного права в Институте государства и права РАН, главный редактор многочисленных комментариев к Арбитражно-процессуальному кодексу РФ Тамары АБОВА.
— Происшедшее с Трещевой — это дикость. Даже не верится, если честно. Я с очень большим уважением отношусь к профессору Трещевой. Она всю жизнь посвятила науке и преподаванию. Она — процессуалист, которых в стране мало. Даже если она виновата и не поставила в известность руководство о своем отъезде, то ведь есть другие меры. Зачем возбуждать уголовное дело? Ну а уж для того, чтобы его вело ФСБ, должны быть веские мотивы. Я их не вижу. Хочется надеяться, что это недоразумение будет устранено.