Вологодский литератор

Василий Иванович Белов говорил: «Быть русским писателем всегда непросто. Тут зависит, конечно, многое от цельности писателя. От того, какую непосильную задачу он на себя взвалил. Какой Храм хочет построить» [1]. Такой непосильной задачей для любого писателя было и остаётся создание образа красоты истинной. Некоторые современные авторы вообще отказываются от этой задачи и проваливаются в подвалы Фрейда, или в лучшем случае – Ницше. А красота живет в Храме, то есть в месте священном, чистом.
Где же этот храм находится? В душе человека — отвечают наши православные святители. У святителя Тихона Задонского читаем: «О коль дивная и великолепная красота и достоинство души! Образом Божиим почтена и украшена душа человеческая! Все вещи созданные суть дивны, и суть свидетельства всемогущества и премудрости Божией; но человек образ и подобие Создателя своего в душе своей имеет! <…> Христос есть красота для человека» [3: 310, 432]. Святитель Игнатий Брянчанинов, следуя Евангелию и творениям святых отцов, также делает вывод о высоком предназначении человека, о его духовном достоинстве: «Основываясь на этих свидетельствах Святаго Духа, определяем человека так: человек есть Богозданный храм Божества по душе и телу» [2: 705].
Всегда ли мы несём это высокое духовное достоинство? Нет, к сожалению, мы часто слабы и лживы. Святитель Игнатий сурово предостерегает нас: «Тот человек, который не захочет быть домом Божиим, сосудом Божественной благодати, соделывается домом и сосудом греха и сатаны» [2: 703-704].
Вместе с тем у любого человека тяга к красоте неистребима. Кто не залюбуется чистой красотой ребёнка, девушки или юноши! Только редко в наше время эти образы чистой красоты встречаются, чаще всего в православном храме увидишь их. А так – суета сует и маски вместо лиц. Нередко мы сами просто не замечаем красоты человеческой – отблеска образа Божия. Ведь сказал же Гёте: «Красота – в глазах смотрящего». И надо иметь в своей душе образ Божий, чтобы увидеть его в другом человеке.
Святой человек обычно скрывает всячески свою святость, но её не утаить от людей. Она притягивает людей к себе. Об этом свидетельствуют жития древних и современных нам святых. То же свойственно и красоте, которая, как и святость, является Божиим даром. В нашем грешном мире и та, и другая – беззащитны. Именно поэтому, чтобы избежать искушений, они стараются быть вдали от мира, даже если физически и находятся в миру.
Такие возвышенные мысли начали кружиться в моей голове, когда я читала рассказ Николая Устюжанина «Вечная девушка» [4: 79-80]. Этот небольшой рассказ имеет сложное смысловое содержание, несмотря на простоту сюжета. Он фактически является стихотворением в прозе. Композиция его имеет музыкальное строение – звучание радостного голоса сердца лирического героя постепенно нарастает, достигает кульминации, вдруг возникает неожиданное смятение, … а затем приобретает глубокую мелодию тонкой грусти.
В то же время повествование в рассказе очень живописно. От лица молодого человека, чья душа доверчиво открыта радости и свету, описывается праздничная служба в храме:
«Начиналась вторая пасхальная неделя. Храм сиял радостной красотой праздничного убранства и блаженством прихожан, дождавшихся, наконец, светлого торжества. Красные и желтые свечи горели у иконостаса, подрагивая теплом лёгкого огня, священники улыбались совсем по-детски, и была во всем этом сиянии какая-то удивительная и нерушимая свобода, словно в доме довольного и любящего Отца».
Все было прекрасно в этом праздничном храме и в душе нашего героя, который в эти минуты чувствовал полноту бытия и любви. Как сказано в Евангелии: «Добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе… ибо от избытка сердца говорят уста его (Лк.6:45)».
Вот слух и взор молодого человека обратились к клиросу:
«Церковный хор был бесподобен: ажурные переливы, восходящие и нисходящие ноты брались без видимых усилий, женские и мужские голоса сливались в гармонии, и сам хор пел, слегка покачиваясь от удовольствия». И в этот момент молодой человек увидел на клиросе среди поющих необыкновенную девушку: «Сердце мое стукнуло в груди коротким сладостным стоном и окатило горячей волной, растекшейся в крови неутихающей нежностью».
Сначала молодого человека привлёк только внешний облик девушки, но потом сердце его начало прозревать:
«Более всего поразил её взгляд, направленный не на регента и не внутрь себя, а словно в невидимый мир, который почему-то зовется райскими кущами. Девственная чистота этого взгляда была несомненной – она вдребезги разбивала грешные мысли, настраивая чувства на тихое целомудренное любование нетронутой женственностью».
Как драгоценный подарок, наш герой хранит в душе этот образ целомудренной красоты до конца службы (а потом и многие годы). Но оказалось, что эта божественная красота прочно защищена, ограждена от земных проявлений любви и желания обладать ею:
«Хор двинулся первым. Я поднял глаза, нашел среди певчих поразившую меня незнакомку – и чуть не потерял сознание: она оказалась горбуньей! Да-да, небольшой горб, больше похожий на неоперившееся крыло ангела, возвышался над спиной, совсем не двигаясь, в отличие от её стройной фигуры в белом облегающем платье. Она радостно шла, продолжая звонко петь, а я шатнулся вслед за ней, не веря собственным глазам».
В первый момент эмоционального потрясения душа молодого человека возмутилась:
«Как же так?!.. Неужели это возможно? Неужели самая великая и непостижимая красота может жить только в таком обрамлении?!
Я продолжал шагать за праздничной толпой, стоял во время чтения Евангелия, но почти ничего не слышал, ощущая на своем лице брызги святой воды как слёзы разбитого счастья…».
В этом эпизоде сюжета автор затронул один из глубинных вопросов христианской этики и эстетики. Речь идёт о нашей самости, которую в светской литературе обычно называют иностранным термином эгоцентризм. Однако эти термины не имеют равновеликого духовного смысла, так как связаны с различной духовной традицией. Отец Павел Флоренский глубоко проник в суть этой человеческой самости, которая мешает нам увидеть Бога: «Умереть для мира – это значит коренным образом уничтожить внутренний водоворот, силою которого все явления в мире мы соотносим с самими собою и разбираемся в них, отправляясь от этого центра перспективы, а не объективно, то есть в отношении к истинному центру бытия, и не видим их в Боге» [5: 596]. Именно так и поступил сначала герой рассказа: он оценил необыкновенную красоту девушки относительно своего мужского самочувствия, с точки зрения своей самости, субъективно. Но постепенно он начал духовно прозревать:
«Какое-то новое чувство стало подниматься внутри меня, направляя мысли вверх, к высшему смыслу, к божественному, а не к человеческому началу. Я стал просить Бога о вразумлении, о том, чтобы Он открыл мне тайну происшедшего… – и услышал ответ!»
Этот ответ прозвучал в душе молодого человека и успокоил его:
«Я вынужден был признать: восторги мои утихли, теплая волна сменилась ровным ходом отрезвевшего сердца, внутренняя дрожь прекратилась, осталось нечто воздушное, легкое… Еще раз взглянув на незнакомку, я уже не ощутил томного ожидания – лишь тонкая грусть пела во мне».
Страсть не может познать красоту, она не достойна красоты… И только преодоление самости, духовное возрастание человека позволит ему постигнуть этот священный дар:
«… из памяти моей так и не исчез ее взгляд. И я понял, что таких чистых и ясных глаз мне уже не встретить нигде, кроме той церкви, в которой – знаю это точно! – поет вечная девушка неземной красоты».
Итак, автор рассказа (вслед за лирическим героем) справился с непосильной задачей – построил в своей душе храм для Божественной Красоты.
* * *
В заключение следует обратить внимание на то, что рассказ Николая Устюжанина написан в православной традиции, согласно которой красота человека осмысливается как особый, высокий замысел Бога о нём, как Его священный дар. Духовный реализм описания красоты девушки-певчей и повествования о духовном возрастании главного героя создаёт тонкую ткань рассказа, в которой сплетены в единый узор земное и небесное.
И еще важно подчеркнуть, что, по учению святых отцов, христианский Бог и понятие «самость», о которой шла речь выше, понятия противоположные. Именно в этом заключается главное отличие нашей трезвой этики и реалистической эстетики от учений западноевропейских психоаналитиков и философов. Так, например, знаменитый Карл-Густав Юнг считал, что самость является целостностью и единством как сознательного и бессознательного, так и двойственности бессознательных сил, действующих в человеке. По его мнению, единство и целостность стоят на высшей ступени шкалы объективных ценностей, поскольку их символы уже практически неотличимы от Образa Бога [6]. Многие, вслед за ним, повторяют его крылатое выражение: «Самость есть образ Бога, по крайней мере, она неотличима от него». Идеи гуманизма породили культ человека, который грозит в наши дни уничтожить самого человека как Божие творение.
Совсем иначе складывается представление о самости у православных богословов и у русских писателей-реалистов. Так, отец Павел Флоренский пишет: «…страсти произрастают из глубокого корневища самости… <…> необходимо вырваться из своей самости, ибо до тех пор мы будем видеть лишь искажённые образы, соотносимые с этой самостью, и, следовательно, в самом Боге мы не сумеем увидеть Бога, а будем видеть лишь различные идолы своих пристрастий» [5: 596-597].
Рассказ Николая Устюжанина «Вечная девушка» — художественное доказательство справедливости данного суждения.

Литература:

1. В.И. Белов. Молюсь за Россию / [беседовал] В. Бондаренко // Наш
современник. – 2002. – № 10. – С. 5–15.
2. Святитель Игнатий Брянчанинов. Таинственное объяснение 99 псалма. // Святитель Игнатий Брянчанинов. Творения. Книга вторая. Аскетические опыты. Слово о человеке. – М.: «Лепта», 2001. – С. 544-552.
3. Схиархимандрит Иоанн (Маслов). Симфония по творениям
святителя Тихона Задонского. – М., 1996.
4. Устюжанин Николай. Вечная девушка // Вологодский ЛАД.
Литературно-художественный журнал. № 1. 2018. – С. 79-80.; в электронном виде: Вологодский литератор. Официальный сайт (https://literator35.ru/2018/10/проза/николай-устюжанин-два-рассказа/)

5. Флоренский П.А. Рассуждения на случай кончины отца Алексея
Мечева // Священник Павел Флоренский. Сочинения в четырех томах. Том 2. – М.: «Мысль», 1994. – С. 591- 621.
6. Юнг К. Г. Самость // Юнг К. Г. AION. — М.; Киев, 1997. § 43-126.