Вологодский литератор

официальный сайт
0
688
Людмила Яцкевич

Людмила Яцкевич:

«КАК БУДТО ДИТЯ ИЗ ПОЖАРА, Я ДУШУ СВОЮ ВЫНОШУ» Тема покаяния в русской поэзии

В XX веке, когда неверие было господствующим мировоззрением, о слове покаяние сложилось представление, что это чисто церковный термин: дескать, каяться нам не в чем, мы сами всё знаем и понимаем, как нам жить.

Действительно, первоначально при переводе  Священного писания и других текстов на славянский  словом покаяние  переводили греческое слово метанойя ( μετανοειν), обозначающее церковное покаяние человека перед Богом за совершенные и осознанные им грехи. Это греческое слово буквально значит  ‘перемена мыслей’. В психологии  и психиатрии, которые, как известно, любят иностранные слова,  термин метанойя до сих используется. В православной традиции мы продолжаем пользоваться своим славянским словом покаяние. Существует богословская литература о покаянии как очищении души от греха и получения Божией благодати, духовной радости. Высоко ценится в христианском мире учение о покаянии вологодских святых – преподобного Нила Сорского [14: 174-184] и святителя Игнатия Брянчанинова [18: 183-206, 792-824].

Вместе с тем, чувство, обозначенное словом покаяние, живёт в любой душе, если она не омертвела. Поэтому покаяние свойственно человеку с древних времён, о чём свидетельствуют древние языки, в которых оно так или иначе находило своё выражение. Важно знать, что это слово имеет в народной речи разных славянских языков много однокоренных слов, что засвидетельствовано в диалектных и этимологических словарях, например, в «Этимологическом словаре славянских языков» под редакцией академика О.Н. Трубачёва [26] и в «Словаре русских народных говоров» [20; 21]. О.Н. Трубачёв считал, что корень этого слова  —кай- имеет ещё более раннее индоевропейское происхождение, и в доказательство приводит авестинское kᾱy [26: 116; 24: 22].

Итак, в народной культуре и в народном миросозерцании понятие о покаянии издавна существовало. В «Словаре русских народных говоров» содержится богатейший материал, подтверждающий это. Так, в Калужской и Смоленской области, говоря о покаянии, использовали слово  кая, в Архангельской  —  кай, каянка, кайка, в Пермской – каята [20: 323-324]. С древнерусских времён каяти значило ‘порицать’ (смотри «Слово о полку Игореве) и ‘исповедывать’, а каяться — ‘сожалеть’ ‘сознаваться с сожалением’,  ‘сознавая греховность, приносить покаяние’.  От этих глаголов в народной речи образованы и другие глаголы: кайкать  ‘горевать, печалиться о чем-либо ’ Арх.;  кайковать  ‘горевать, тужить, печалиться о чем-либо’ Арх., Вят.;  ‘говорить о своем горе, печали ’ Арх; ‘сожалеть, раскаиваться в чем-л ’ Арх., Вят.;  ‘сомневаться, быть в нерешительности, раздумывать’ Арх., Новг. Череп. [20: 325]. Таким образом, в говорах присутствует большое количество слов, выражающих сожаление о совершенных поступках, которые приводят к горю и печали и мучают совесть.

Далее обратимся к теме покаяния в русской поэзии. Эта тема разрабатывалась в различных культурно-исторических контекстах и соответственно получила различное поэтическое истолкование. По нашим наблюдениям, существует четыре мировоззренческие и стилистические установки при обращении к этой теме: 1) библейская, 2) романтическая, 3) эмоционально-психологическая (лирическая), 4) публицистическая. В современных поэтических произведениях они могут взаимодействовать.

  1. В народной духовной поэзии «покаянный стих», или «умиленный

стих», получил распространение, начиная с XV –  XVI веков и до наших дней [3; 7; 10; 11; 12; 19; 22]. В этих произведениях, первоначально созданных в монастырских стенах, но получивших широкое бытование в православном народе,  звучит призыв к собственной душе проснуться от греховного сна и покаяться:

Что ты спишь, душа моя,

                               непробудным крепким сном?

                               Что ты спишь, душа моя,

                               непробудным крепким сном?

                               А проспишь, душа моя,

                               Царствие Небесное…

В современном сборнике духовных стихов, составленном известным  старцем протоиереем Николаем Гурьяновым, представлено достаточно много произведений, посвященных этой теме: «Пора тебе уж пробудиться», «Душу буди», «Призыв к покаянию», «Увещание душе» и др. [15: 12, 32, 155, 181]. Звучит подобное обращение к душе и в любимой многими православными песне отца Романа (Матюшина) [4]:

Что ты спишь, восстань, душе моя!

Иль самой себя не вынести?

В этих строках, как и в народных духовных стихах, нашли отклик слова Великого покаянного канона Андрея Критского, жившего в седьмом веке: «Душе моя, душе моя, восстани, что спиши? Конец приближается, и имаше смутитися: воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй». Или в другой части этого канона: «Воспряни, о душе моя, деяния твоя, яже соделала еси, помышляй, и сия пред лице твое принеси, и капли испусти слез твоих …». Канон этот читается в церквях на первой и пятой неделе Великого поста каждый год.

В своей песне о. Роман обращается далее к словам пятидесятого псалма царя Давида, которые он передает современным поэтическим языком:

Так открой Псалтырь Давидову

И покайся Судии:

Боже, Боже мой, помилуй мя

По велицей Твоей милости!

И по множеству щедрот очисть

Беззаконие мое!» …

1987 г.

Этот пятидесятый  псалом вдохновлял многих русских поэтов, начиная с Г.Р. Державина:

Помилуй мя, о Боже! по велицей
Мне милости Твоей,
По множеству щедрот, Твоей десницей
Сгладь грех с души моей;
А паче тайных беззаконий
Очисть ― их знаю я.  …

                                  1813 г.

Бессмертные строки этого псалма мы встречаем и у вологодских поэтов. Андрей Лушников развивает тему пятидесятого псалма по-своему и так удивительно лично и глубоко, что читатель, сливаясь с миром его покаянных чувств, сам начинает  проникаться этими чувствами  [9: 16]:

ПСАЛОМ

                                   Когда холодный взгляд ночной пустыни

                                   Моё изучит сердце наизусть,

                                   И на лице, как будто шрам, застынет

                                   Какая-то особенная грусть,

 

                                   Тогда, вот эту стужу принимая

                                   И понимая то, что поделом

                                   Всего меня объяла мгла немая,

                                   Я прошепчу спасительный псалом

 

                                   «Помилуя мя, мой Боже, по велицей,

                                   Неизмеримой милости Твоей.

                                   В ночи холодной сердце бьётся птицей,

                                   Его Своей любовью обогрей».

 

                                   И вздрогнет вдруг душа от удивленья.

                                   И замерцает что-то впереди.

                                   И посветлеет ночь саможаленья.

                                   И потеплеет радостно в груди.

 

Лирический сюжет этого стихотворения имеет духовные основания, которые определяются опытом истинного покаяния самого автора.  В первой части стихотворения  описано состояние человеческого сердца, в котором нет Бога,  и тогда  «холодный взгляд ночной пустыни / Моё изучит сердце наизусть.  Человеку в неосознанно грешном  состоянии, когда он удаляется от Творца, очень неуютно и холодно в «ночной пустыне».  Грех ранит душу, оставляет шрам, поэтому:

                            И на лице, как будто шрам, застынет

                                   Какая-то особенная грусть…

Святитель  Тихон Задонский учил: кто не кается, тот мёртв. Приведу его слова: «Вси бо сии живии мертвецы суть, которые истиннаго  покаяния не творят, но по своим прихотям живут»  [23: 729].

Однако  смирение и осознание своей греховности  дают человеку  Божию благодать  —  приводят к покаянию, которое понимается как избавление от стужи духовной смерти:

Тогда, вот эту стужу принимая

                                   И понимая то, что поделом

                                   Всего меня объяла мгла немая,

                                   Я прошепчу спасительный псалом.

 

Далее, во второй  части стихотворения,  описано пробуждение души от духовного сна и обращение к Богу с покаянием и мольбой о помощи:

«Помилуя мя, мой Боже, по велицей,

                                    Неизмеримой милости Твоей.

                                   В ночи холодной сердце бьётся птицей,

                                   Его Своей любовью обогрей».

 

Милосердный Господь отзывается:  тогда «И посветлеет ночь саможаленья. И потеплеет радостно в груди».

Важным представляется тот факт, что образы этого стихотворения Андрея Лушникова близки образам Покаянного канона, составленного оптинским иеромонахом Василием (Росляковым), убиенным в пасхальную ночь в 1993 году.  Так, состояние души, по греховности отдалившейся от Бога, передаётся обоими авторами через образы ночи, тьмы и стужи, а возвращение к Господу путём покаяния – через образ теплоты и света. Сравните поэтический текст А. Лушникова с небольшим отрывком из Покаянного канона  иеромонаха Василия Рослякова:

Оставих Тя, Свете истинный, тьма обдержит мя и хлад, огнь мудрования моего не греет мя, нощи смертныя ужасаюся. Востани рано, Господи, Солнце мое, и оживи мя теплотою Духа Твоего.

Вологодский поэт Константин Козлов также обращается к библейским образам покаяния в своём творчестве. Далее приведём его стихотворение, где в качестве эпиграфа приводятся строки из 129 псалма [6: 17]:

Из глубины воззвах к Тебе, Господи,

                                                 Господи, услыши глас мой.   (ПС. 129:1)

 

                          Христос мой Бог и Утешитель,

                          Спасенье мира вижу в Нём.

                          Его небесная обитель

                          Струит молитвенным огнём.

 

                          Из тьмы греха к Нему взываю:

                          «Помилуй, Господи, меня,

                          Помилуй всех нас! Я ль не знаю,

                          Как Ты спасал меня, храня

 

                          От необдуманных решений,

                          От обольстительного сна,

                          От своевольных искушений,

                          От игрищ, песен и вина.

 

                          Я виноват. Услыши, Боже!

                          Ты Свет любви – а без неё

                          Никто не может ничесоже.

                          Прими ж раскаянье моё!»

 

                          ….                                                1993 г.

 

Обращаясь к жанру псалма при написании многих своих покаянных стихотворений, К.О. Козлов использует церковнославянизмы, которые у него совершенно естественно включаются в современную поэтическую речь, что говорит о молитвенном навыке поэта. Эта языковая особенность  особенно характерна для его стихотворения, которое так и называется «Псалом» [6: 55]:

О люте мне! Грехом великим

                          Я, видно, Бога прогневил;

                          Безумием нелепым, диким

                          Его невольно оскорбил.

 

                          И вот – наказан. Боже, Боже!

                          Как тяжела эпитимья!

                          Но знаю: платят и дороже

                          За то, в чём нынче каюсь я.

 

                          Благодарю Тебя, Владыко,

                          Зане меня не погубил,

                          Но этой скорбию великой

                          На покаянье обратил.

 

                          Благодарю Тебя! Скорбями

                          Ты присно избавляешь нас

                          От мрачной бездны, что пред нами

                          Отверзет недра в судный час.

                                                                                     1998 г.

Живым символом христианского покаяния является преподобная Мария Египетская. На пятой неделе Великого поста в память о покаянном подвиге этой святой издавна в церквях проходит Мариино стояние, во время которого читается полностью покаянный канон Андрея Критского и житие Марии Египетской. Образ этой великой подвижницы духа, которая через покаяние и духовные подвиги из великой грешницы превратилась в великую святую, вдохновлял многих поэтов, начиная с духовных лиц (Викарий Астанайской и Алма-Атинской епархии епископ Каскеленский Геннадий [27]),  классических поэтов (С.С. Бехтеев, М. Кузмин) и кончая современными самодеятельными поэтами (Наталию Соллогуб, Николай Андриянов, Алена Ивановская, Евгения Давыдянец [28], Елена Кириллова [29], Татьяна Лазаренко [30], Елена Русецкая [31]). А.П. Ерёмин посвятил этой святой целый цикл стихотворений [32]). Есть даже авторская песня Евгения Гранта [33]. Вологодский поэт Константин Козлов также обращается к поэтическому изложению жития святой Марии Египетской [ 6: 20]:

В пустыне просиявший камень,

                          Молитвы древний идеал,

                          Мария слабыми руками

                          Себя гранила как кристалл.

 

                          Она навеки удалилась

                          От мира злобы и греха,

                          В пустыне скорби поселилась,

                          Темна, сурова и тиха.

 

                          Терпя великие лишенья,

                          Мария в Боге возросла;

                          Она презрела искушенья

                          И победила духа зла.

                          ……

Таким образом, традиции молитвенного и поэтического покаяния продолжаются и в наши дни. Греет надежда о духовном возрождении нашего Отечества.

  1. В романтической поэзии образы и сюжеты покаяния имеют свои

особенности, обусловленные её стилем и жанрами. К покаянию приходят люди сильных страстей, совершившие когда-то ужасные преступления. Например, героем баллады В. Жуковского «Покаяние»  стал шотландский властитель, который сжег в часовне венчающуюся с его вассалом возлюбленную им девушку. Вскоре его душа прозрела и, изумлённая и измученная воспоминанием о преступлении, покаялась. Всю оставшуюся жизнь покаявшийся грешник провел в странничестве и нищете.   См. также балладу  В. Жуковского «Рыцарь Роллон».

Образ  раскаявшегося  разбойника  является одним из любимых в русской поэзии. К нему обращались не только в устном народном творчестве (самый известный из них – разбойник Кудеяр), но и многие поэты, например, В. К. Кюхельбекер (баллада «Кудеяр»), И.И. Козлов (поэма «Чернец», 1825),  Н.А. Некрасов («О двух великих грешниках» в поэме «Кому на Руси жить хорошо»), В.Я. Брюсов («Сказание о разбойнике») и др.

В творчестве Н.М. Рубцова также есть  образы раскаявшихся разбойников: это главные герои его поэмы «Разбойник Ляля». Атаман Ляля отказался от разбойной жизни ради любви к прекрасной княжне и поэтому гибнет, убитый своим помощником по былому разбою. А разбойница Шалуха, после гибели своего любимого атамана, покаялась и стала кроткой нищей странницей [17: 431-439]:

Бор шумит порывисто и глухо

                                   Над землёй угрюмой и греховной.

                                   Кротко ходит по миру Шалуха,

                                   Вдаль гонима волею верховной.

                                   <…>

                                   Так, скорбя, и ходит богомолка,

                                   К людям всем испытывая жалость,

                                   Да уж чует сердце, что недолго

                                   Ей брести с молитвами осталось. …

 

  1. Большую эмоциональную силу имеют покаянные произведения,

которые являются поэтической исповедью лирического героя. Основы покаянной поэзии в русской художественной литературе были заложены А.С. Пушкиным. Поэт разрабатывал эту тему прежде всего в библейском и святоотеческом ключе [1]. Так, известно его поэтическое переложение молитвы Господней «Отче наш». В стихотворении «Отцы пустынники» великопостная покаянная молитва Ефрема Сирина, переведенная А.С. Пушкиным на современный ему поэтический язык, предваряется личным покаянием поэта:

«Отцы пустынники и жены непорочны,

                                   Чтоб сердцем возлетать во области заочны,

                                   Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,

                                   Сложили множество божественных молитв;

                                   Но ни одна из них меня не умиляет,

                                   Как та, которую священник повторяет

                                   Во дни печальные Великого поста;

                                   Всё чаще мне она приходит на уста

                                   И падшего крепит неведомою силой:  …  

 

Именно благодаря этому личному покаянию последующая далее в стихотворении молитва Ефрема Сирина тоже воспринимается как исповедь самого поэта:

Владыко дней моих! Дух праздности унылой,

                                   Любоначалия, змеи сокрытой сей,

                                   И празднословия не дай душе моей

Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет осужденья,

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрия мне в сердце оживи.

           

Покаянный голос А.С. Пушкина звучит во многих его стихотворениях. Особенной мужественной духовной силой наполнена исповедь и покаяние поэта в элегии «Воспоминание» (1828 г.):

Когда для смертного умолкнет шумный день,

                                               И на немые стогны града

                                   Полупрозрачная наляжет ночи тень

                                               И сон, дневных трудов награда, —

                                   В то время для меня влачатся в тишине

                                               Часы томительного бденья:

                                   В бездействии ночном живей горят во мне

                                               Змеи сердечной угрызенья;

                                   Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,

                                               Теснится тяжких дум избыток;

                                   Воспоминание безмолвно предо мной

                                               Свой длинный развивают свиток:

                                   И, с отвращением читая жизнь мою,

                                               Я трепещу и проклинаю,

                                   И горько жалуюсь, и горько слёзы лью,

                                               Но строк печальных не смываю.

 

Вологодские  писатели  следуют пушкинской традиции – очищают  душу покаянием и надеются на милость Бога.  А.А. Романов призывал нас [16: 75]:

 Было много надежд, да не помним.

Под могильным крестом всякий путь.

В этом мире, от века греховном,

О раскаянии не позабудь

 

В последний год своей жизни поэт Виктор Коротаев написал покаянное стихотворение, которое начинается так [8]:

Пришла пора замаливать грехи.

Не так уж много времени осталось.

Не зря,

Не зря предзимняя усталость

Диктует покаянные стихи.

Пора,

Пора замаливать грехи.

……..

Поэтическое покаяние каждого автора так же неповторимо, как неповторима  личность каждого и его поэтический дар. Вот чисто есенинская исповедь:

Не за песни весны над равниною

Дорога мне зеленая ширь —

Полюбил я тоской журавлиною

На высокой горе монастырь.

 

Каждый вечер, как синь затуманится,

Как повиснет заря на мосту,

Ты идешь, моя бедная странница,

Поклониться любви и кресту.

 

Кроток дух монастырского жителя,

Жадно слушаешь ты ектенью,

Помолись перед ликом Спасителя

За погибшую душу мою.

1916

А вот чисто блоковское покаяние:

 

Вздымаются светлые думы

                                   В измученном сердце моём,

                                   И падают светлые думы,

                                   Сожжённые тёмным огнём.

 

У Николая Рубцова свои покаянные слова, которые тем духовно сильнее, что идут не от разума, а от сердца в минуты необыкновенного просветления души [17: 345 ]:

  НА ОЗЕРЕ

Светлый покой
Опустился с небес
И посетил мою душу!
Светлый покой,
Простираясь окрест,
Воды объемлет и сушу…
О, этот светлый
Покой-чародей!
Очарованием смелым
Сделай меж белых
Своих лебедей
Черного лебедя — белым!

Апостол Павел в «Послании к римлянам» (глава 7) исповедовался: «Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» [13]. Осознанно или нет (теперь уже не спросить) поэт Виктор Коротаев повторил эти покаянные слова апостола в своем стихотворении [8: 68]:

Нередко взмывая с размаху

                                   На гребень идущего дня,

                                   Я думаю с болью и страхом:

                                   Надолго ли хватит меня?

                                   Забыта средь грома и шума

                                   Торжественность звездных ночей,

                                   И некогда стало подумать,

                                   И кто ты такой,

И зачем.

Из гари и пыли недаром

К берёзке, к реке,

К шалашу,

Как будто дитя из пожара,

Я душу свою выношу.

И там в одиночестве с нею

Опять покаянно шепчу,

Что жить, как я жил, —

                                  не хочу,

А жить, как хочу, —

                                  не умею.

И, чувствуя светлую зависть

К сынам колокольных веков,

На лапник душистый склоняюсь

И плачу, и плачу легко …

Потом засыпаю,

                                   сквозь слёзы

Себе успевая шепнуть,

Что утром

Река и берёза

Наставят на истинный путь.

 

 

Трагически звучит поэтическое покаяние белозерского поэта Алексея Шадринова [25].  Такое впечатление, что говорит не четырнадцатилетний отрок, а отринувший греховный мир монах-аскет:

Ну что ж, мы жизнь свою проклянем

                                   До розовых её минут,

                                   И всё былое вдруг помянем

                                   В тот миг,  когда свершится суд.

                                   Сейчас не то, сейчас идут мгновенья,

                                   Им счёта нет, и нет для них цены.

                                   Но разорвутся нашей жизни звенья

                                   В тот миг, когда прервутся наши сны.

1987 г.

            Но самое сокровенное покаяние поэт произнёс в стихотворном цикле «Отшельник» в последний год своей жизни перед гибелью в девятнадцать лет в армии:

Мне некому подвигнуть оправданье,

                                   И вздох мой тайный канет у теснин.

                                   Прими моё  блаженство и страданье,

                                   Мой Отчий Бог, Пресветлый Дух и Сын!

1991 г.

 

            После прочтения такой поэтической исповеди невинного юноши разве сможет наше сердце себя оправдывать и лелеять свои грехи! Нет! Оно должно переродиться и очиститься!

  1. В XX веке в русской литературе тема покаяния получила, кроме

лирического,  эпическое и публицистическое звучание. Подобно древнему пророку, поэт бичует грехи своего народа и призывает к покаянию.  Одним из таких поэтов  был Сергей Сергеевич Бехтеев. Приведу здесь только одно из многих покаянных его стихотворений, написанное уже в эмиграции в 1937 году [2: 349-350]:

Мой народ

 

Среди скорбей, среди невзгод,

Всегда я помню мой народ;

Не тот народ, что ближним мстит,

Громит, кощунствует, хулит,

Сквернит святыни, нагло лжет,

Льет кровь, насилует и жжет,

Но тот народ — святой народ,

Что крест безропотно несет,

В душе печаль свою таит,

Скорбит, страдает и молчит,

Народ, которого уста

Взывают к милости Христа

И шепчут с крестного пути:

«Помилуй, Господи, прости!..»

 

Мощной по силе покаянного чувства является незавершённая поэма Николая Алексеевича Клюева «Каин» (1929). Поэт с болью в сердце показывает жуткие картины кощунственных преступлений против православного народа, Церкви и всего святого, которые вершились в России после революции. Он описывает массовое богоотступничество людей, охваченных каиновым грехом, который является главной причиной гражданской междоусобицы. Он и себя считает причастным к этому греху. Однако Клюев верит, что народ покается, прозреет и снова обратится к Христу. Тогда и наступит «Руси крещение второе», что и произошло в наши дни [5: 100]:

Сегодня праздник не стрибожий.

Явился солнечно пригожий

К гагарьим заводям Христос,

Покинув кров, по мхам и хвоям,

К нему идут пастух и воин,

И рощи утренних берез.

Прядя дремучею ресницей,

Не могут кедры надивиться:

К реке, как в икрометье сомы,

С холстов текут людские сонмы —

Руси  Крещение второе.

Ведут детей пчелиным роем,

Сребристой пены лен одежд…

 

Пророческое начало всегда было в творчестве русских поэтов, даже в глухие безбожные времена. Одним из самых сильных поэтов-пророков того времени, будивших людские души и призывающих к покаянию, был Юрий Поликарпович Кузнецов. В стихотворении «Вина» символом греховности русских людей в XX веке представлен образ заброшенного храма, зарастающего травой и лозой:

ВИНА

                                               Мы пришли в этот храм не венчаться,

                                               Мы пришли в этот храм не взрывать,

                                               Мы пришли в этот храм попрощаться,

                                               Мы пришли в это  храм зарыдать.

 

                                               Потускнели скорбящие лики

                                               И уже ни о ком не скорбят.

                                               Отсырели разящие пики

                                               И уже никого не разят.

 

                                               Полон воздух забытой отравы,

                                               Неизвестной ни миру, ни нам.

                                               Через купол ползучие травы,

                                               Словно слёзы, бегут по стенам.

 

                                               Наплывают бугристым потоком,

                                               Обвиваются выше колен.

                                               Мы забыли о самом высоком

                                               После стольких утрат и измен.

 

                                               Мы забыли, что полон угрозы

                                               Этот мир, как заброшенный храм.

                                               И текут наши детские слёзы,

                                               И взбегает трава по ногам.

 

                                               Да! Текут наши чистые слёзы.

                                               Глухо вторит заброшенный храм.

                                               И взбегают ползучие лозы,

                                               Словно пламя, по нашим ногам.

                                                                                              1979 г.

 

Глядя на заброшенный храм, душа плачет и страшится этого мира, лишённого святыни:

Мы забыли, что полон угрозы

                                               Этот мир, как заброшенный храм.

                                               И текут наши детские слёзы,

                                               И взбегает трава по ногам.

 

И вот наступило время, когда новое поколение русских людей вдруг прозрело (Это было настоящим чудом, милостью Божией!).  С жёсткостью и прямотой молодых и горячих оно, это поколение,  стало осмысливать события последнего столетия. Именно тогда, в 1993 году,  вологодский студент  Константин Козлов написал стихотворение «Вина» (кстати, с таким же названием, как и у Юрия Кузнецова») [6: 12]:

В умах – разброд, в сердцах – печали…

                                               О люди русские, ваш крест!

                                               Не вы ли сами заключали

                                               Живого Бога – под арест?

 

                                               Не вы ль иконы жгли, рубили

                                               На безобразные дрова?

                                               Не ваши ль жёны юбки шили

                                               Из золотого Покрова?

 

                                               Вы порушали Божьи храмы,

                                               Украв богатства алтаря,

                                               Вы братьям наносили раны

                                               И не спасли Государя.

 

                                               Так не вините злую волю

                                               В несчастьях русского пути:

                                               Мы сами выбирали долю…

                                               Прости нам, Господи, прости!

 

Слова молодого поэта жгут справедливым упрёком, оно наполнено покаянным чувством за свой народ, от которого он себя не отделяет, и поэтому в конце стихотворения он умоляет Бога: «Прости нам, Господи, прости!».

В девяностые годы наступила эпоха свободы вероисповедания, открылись храмы, полилось в них молитвенное покаяние, но одновременно за стенами храмов всеобщий разврат охватил души незащищённых от тёмных сил людей, воспитанных в безбожии и соблазнённых вседозволенностью либеральной эпохи. Ю.П. Кузнецов, страдая за судьбу своего народа, страшится его духовного перерождения. В 1998 году появилось его стихотворение «Предчувствие», действительно, проникнутое грозными и страшными предчувствиями:

Всё опасней в Москве, всё несчастней в глуши.

Всюду рыщет нечистая сила.

В морду первому встречному дал от души,

И заныла рука, и заныла.

 

Всё грозней небеса, всё темней облака.

Ой, скаженная будет погода! 

К перемене погоды заныла рука,

А душа — к перемене народа….

 

Поэтическое покаяние нетленно и часто бывает снова востребовано уже в новую эпоху и в новое время. Меня, например, поразило стихотворение С.С. Бехтеева, которое написано около семидесяти лет назад, но звучит так современно и сейчас: в нём поэт приносит покаяние за грехи и нашего поколения, он обращается и к нам [2: 378]:

МЫ ВСЕ ПОВИННЫ

                                   Мы все, друзья, повинны в том,

                                   Что не горим святым огнём

                                   Любви к взрастившей нас отчизне,

                                   Что мало думаем о ней

                                   В годины грозных, мрачных дней,

                                   Кошмаром ставших в нашей жизни.

 

                                   Ища себе удобств и благ,

                                   Мы устремляем каждый шаг

                                   К тому, что страсти наши манит,

                                   Что всем нам радости сулит,

                                   Что наши помыслы пьянит,

                                   Но, что в конце нас всех обманет.

 

                                   Забыв наш культ, наш быт, наш род,

                                   Стремимся тщетно мы вперёд

                                   Куда-то в призрачные дали,

                                   Надеждой праздной сердцу лжём

                                   И безрассудно создаём

                                   Себе лишь новые печали.

 

                                   Сменив свой лик на лик чужой,

                                   Язык на говор не родной,

                                   Мы неприметно исчезаем.

                                   И позабыв мятежный нрав,

                                   В международный пегий сплав

                                   Себя постыдно обращаем.            

                        *  *  *  

 

В заключение замечу: следует с доверием относиться к нашим поэтам, вдумываться в их слова и следовать за их чувствами и мыслями, потому что, как сказал наш поэт А.А. Романов:

Любовь, беду, тревогу

                                                           Переплавляя в стих,

                                                           Поэт всех ближе к Богу

                                                           В страданиях своих.

                                                                                             

                       

Литература

  1. А.С. Пушкин: путь к Православию. – М.: Изд-во «Отчий дом», 1996. – 335 с.
  2. Бехтеев С.С. Грядущее. Стихотворения. Санкт-Петербург: Успенское подворье Оптиной Пустыни, 2002.
  3. Васильева Е.Е. О покаянных и духовных стихах в русской культуре // Электронная библиотека Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН.http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikator/02/978-5-02-025234-9/
  4. Иеромонах Роман (Матюшин). Избранное. Стихотворения 1970—2008. — М. : Изд-во Сретенского монастыря, 2012. — 160 с.
  5.        Клюев Н.А. Каин // Журнал «Наш современник». № 1. –  М., 1993.
  6. Козлов К. Духовные стихи. – Вологда, 2013.
  7. Кораблева К. Ю. Покаянные стихи как жанр древнерусского

певческого искусства: автореф. дис…. канд. искусствоведения. –  М., 1979.

  1. Коротаев В. Прекрасно однажды в России родиться… – Вологда,
  2. — 304 с.
  3. Лушников А. Встреча с тишиной. – Москва – Вологда, 2017. – 96 с.
  4. Петрова Л. А.Об источниках текстов покаянных стихов // Книга в

России ХVI-середины XIX в. Материалы и исследования. –  Л., 1990. С. 37-43.

  1. Петрова Л.А., Серегина Н.С. Ранняя русская лирика. Репертуарный справочник музыкальнопоэтических текстов XV–XVII веков. – Л., 1988.
  2. Позднеев А.В. Рукописные песенники XVII–XVIII вв. Из истории силлабической песенной поэзии. М., 1996.
  3. Послание к римлянам святого апостола Павла. Глава 7 // Новый завет Господа нашего Иисуса Христа. – М., 2010.
  4. Преподобный Нил Сорский и Иннокентий Комельский. Сочинения / Издание подготовил Г.М. Прохоров. – 2-е изд., испр. – СПб., 2009. – 424 с.
  5. Протоиерей Николай (Гурьянов). Слово жизни в духовных стихах, избранных для любителей духовного пения. Второе издание. М.: Свято-Троицкая Сергиева Лавра. – 1996. – 200 с.
  6. Романов А.А. Последнее счастье. Поэзия. Проза. Думы. – Вологда, 2003. – 263 с.
  7. Рубцов Н.М. Стихотворения. – М.: Эксмо, 2008. – 480 с.
  8. Святитель Игнатий Брянчанинов, епископ Кавказский и Черноморский. Творения: Аскетические опыты. – М.: «Лепта», 2001. – 865 с.
  9. Сквирская Т.З. Разыскания в области стихов покаянных (по рукописным хранилищам Петербурга) // Певческое наследие Древней Руси. История, теория, эстетика. СПб, 2002. С. 303–325.
  10. Словарь русских народных говоров. Вып. 12. Гл. ред. Ф.П. Филин. – Л.: Изд-во «Наука», 1977.
  11. Словарь русских народных говоров. Вып. 13; Гл. ред. Ф.П. Филин. – Л.: Изд-во «Наука», 1977.
  12. Стихи покаянные// Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV—XVI в.). Часть 2: Л — Я / Отв. ред. Д. С. Лихачев. Ленинград: Наука, 1989.
  13. Схиархимандрит Иоанн (Маслов). Симфония по творениям

святителя Тихона Задонского. – М., 1996.

  1. Трубачёв О.Н. Из славяно-иранских лексических отношений // Этимология. 1965. Материалы и исследования по индоевропейским и другим языкам. – М.: 1967. С. 3-81.
  2. Шадринов А. Стихотворения и поэмы. – М.: Золотая аллея, Наш современник. – 2001.
  3. Этимологический словарь славянских языков. Праславянский лексический фонд. Вып. 9. Под ред. члена-корреспондента АН СССР О.Н. Трубачёва. – М., 1983.

27 http://www.pokaianie.ru/article/11227/read/24543

  1. http://veravverav.blogspot.com/2015/12/blog-post_7.html
  2. https://poembook.ru/
  3. http://pravera.ru/index/stikh_stojanie_marii_egipetskoj/0-2964
  4. https://www.chitalnya.ru/work/845716/
  5. http://lira.life/6914 Ерёмин?
  6. http://xn--h1aaa5acddlp.xn--p1ai/prp-marii-egipetskoj/
Subscribe
Notify of
guest

0 комментариев
Inline Feedbacks
View all comments