Николай Устюжанин ДВА РАССКАЗА
ВЕЧНАЯ ДЕВУШКА
Начиналась вторая пасхальная неделя. Храм сиял радостной красотой праздничного убранства и блаженством прихожан, дождавшихся, наконец, светлого торжества. Красные и желтые свечи горели у иконостаса, подрагивая теплом легкого огня, священники улыбались совсем по-детски, и была во всем этом сиянии какая-то удивительная и нерушимая свобода, словно в доме довольного и любящего Отца.
Воскресная служба текла неторопливо, но совсем не в тягость, короткие поклоны и душевные молитвы выдавали всеобщее благодушие, а старушки у свечного ящика и вовсе были похожи на родных бабушек, подававших детям свечки с таким видом, будто это были не тающие в ладошках свечечки, а леденцы на палочке.
Церковный хор был бесподобен: ажурные переливы, восходящие и нисходящие ноты брались без видимых усилий, женские и мужские голоса сливались в гармонии, и сам хор пел, слегка покачиваясь от удовольствия.
Мое внимание привлекла одна из девушек в цветистом платке, стоявшая на краю клироса. Она светилась настоящим счастьем, и я, близорукими глазами уловивший что-то необыкновенное в этом светлом, но смутном облике, ступил вправо и чуть ближе, чтобы тайно разглядеть приглянувшуюся мне певунью.
Ее овальное лицо с широко расставленными искрящимися глазами с удлиненными восторженными ресницами, с высокими тонкими дугами черных бровей, узким, слегка курносым носом, пухлыми, но ровными губами и маленьким подбородком – было как будто не до конца оформленным, но удивительно прекрасным. Сердце мое стукнуло в груди коротким сладостным стоном и окатило горячей волной, растекшейся в крови неутихающей нежностью.
Более всего поразил ее взгляд, направленный не на регента и не внутрь себя, а словно в невидимый мир, который почему-то зовется райскими кущами. Девственная чистота этого взгляда была несомненной – она вдребезги разбивала грешные мысли, настраивая чувства на тихое целомудренное любование нетронутой женственностью.
Я с нетерпением стал ждать крестного хода, чтобы увидеть ее всю. Во мне горело не только любопытство, а желание художника завершить портрет, удостовериться, что эта немыслимая красота существует наяву, живет в человеческом теле, двигается, улыбается, смеется, поет… В какой-то момент я почувствовал, что растворяюсь в этом восхищении, и с силой заставил себя отвести взгляд.
Служба подошла к своей вершине. Самые главные молитвы произносились с длинными паузами, христиане сосредоточенно повторяли про себя прошения, известные только им и Богу, шевеления почти прекратились. Немного погодя своды храма огласил возглас: «Отче наш!..» — и все затихло в предвкушении причастия, лишь однообразный голос пономаря, читающего покаянный канон, продолжал одиноко звучать среди всеобщего ожидания. Юные матери с младенцами торопливо шли к праздничной иконе, ряды прихожан расступились, пропуская работницу храма, осторожно несшую в руках поднос с теплотой.
Теперь я мог свободно смотреть по сторонам, но смелость вдруг исчезла, стало казаться, что все почудилось, и я не стал глядеть на девушку, так взволновавшую меня.
«Тело Христово приимите, Источника Безсмертнаго вкусите», — пел хор, но я продолжал смотреть в пол, ощущая свое трепещущее сердце.
Последний причастник поцеловал край чаши, священник удалился в алтарь, и его помощники стали сновать среди прихожан, выбирая тех, кто понесет иконы и хоругви. Наконец все были определены, поставлены как надо, и ход начался.
Хор двинулся первым. Я поднял глаза, нашел среди певчих поразившую меня незнакомку – и чуть не потерял сознание: она оказалась горбуньей!
Да-да, небольшой горб, больше похожий на неоперившееся крыло ангела, возвышался над спиной, совсем не двигаясь, в отличие от ее стройной фигуры в белом облегающем платье. Она радостно шла, продолжая звонко петь, а я шатнулся вслед за ней, не веря собственным глазам.
Как же так?!.. Неужели это возможно? Неужели самая великая и непостижимая красота может жить только в таком обрамлении?!
Я продолжал шагать за праздничной толпой, стоял во время чтения Евангелия, но почти ничего не слышал, ощущая на своем лице брызги святой воды как слезы разбитого счастья…
Какое-то новое чувство стало подниматься внутри меня, направляя мысли вверх, к высшему смыслу, к божественному, а не к человеческому началу. Я стал просить Бога о вразумлении, о том, чтобы Он открыл мне тайну происшедшего… — и услышал ответ!
Он не был голосом, он оказался сердечным признанием самому себе: «А что ты хотел увидеть?.. Девичье лицо и тело, даже прикрытое наглухо, все равно кажется мужчине желанным. А теперь твое любопытство исчезло? Что же осталось?»
Я вынужден был признать: восторги мои утихли, теплая волна сменилась ровным ходом отрезвевшего сердца, внутренняя дрожь прекратилась, осталось нечто воздушное, легкое… Еще раз взглянув на незнакомку, я уже не ощутил томного ожидания – лишь тонкая грусть пела во мне.
Из храма я ушел, уверенный, что этот случай – наваждение, мираж, ошибка… Но прошла весна, ярко засияло лето, а из памяти моей так и не исчез ее взгляд. И я понял, что таких чистых и ясных глаз мне уже не встретить нигде, кроме той церкви, в которой — знаю это точно! – поет вечная девушка неземной красоты.
КРЕСТИК
Поездка в аквапарк для Димы Козина – все равно, что награда: восьмой класс позади, начались каникулы, ура! Он обожал воду, любил купаться в реке, отец научил его плавать почти профессионально, а мать любила вспоминать, как при крещении он, единственный из младенцев, не плакал, а смеялся, когда его погружал в купель отец Арсений.
Нарядный экскурсионный автобус под веселый шум одноклассников вырулил на стоянку, и вот он, парк невиданных развлечений… В свои 14 лет Дима в первый раз очутился здесь и чувствовал себя почти что в раю. Для детей аквапарк и, правда, был раем: прячась одна за другой, высились причудливые горки, в солнечных лучах струи фонтана высвечивали в летящей прохладе изогнутые радужные полосы, музыка и радостные вопли малышни соревновались напропалую.
Дима поправил крестик на шее, перевесив его, как положено, со спины на грудь, и вместе с одноклассниками стал ждать переодевавшуюся в кабинке учительницу.
Классную руководительницу Инну Леонидовну видеть в купальнике было странно, но Дима стеснялся не ее, а себя в плавках, и особенно девочек, гибкие фигурки которых были настолько волнительны, что он невольно отводил прямой взгляд, стараясь смотреть на них украдкой.
Инна Леонидовна пересчитала «своих» и со спокойной душой разлеглась на белом шезлонге под широким зонтом. Несколько часов она могла загорать, не волнуясь – детский бассейн, выложенный разноцветными плитками и заполненный надувными кругами не умеющей плавать мелкоты, колыхался прямо перед ее глазами.
Дима вместе со всеми нырнул в голубовато-перламутровую воду и стал предаваться свободе движений, благо водные аттракционы, в виде чешуйчатой змейки и гладкого слоника, позволяли заниматься шалостями сколько душе угодно.
Спустя час не только Дима понял, что бултыхание с малышами – не самое почетное занятие для мальчиков, и вскоре целая делегация предстала перед очами «классной»:
— Инна Леонидовна, зачем нам этот лягушатник, пустите нас во взрослый бассейн, там и горка другая, со скоростным спуском!
Размякшая и расслабленная классная мама махнула рукой:
— Делайте, что хотите.
Дима вместе со всеми победно побежал к самой большой горке настоящего бассейна с глубокой водой. Несколько прыжков по ступенькам, и схватывающий дыхание ужас разбился о поверхность – вот что значит настоящий спуск!
Челночная круговерть началась. Дима и не мечтал о таком счастье – он не просто скользил по желобу, а летел: то вперед ногами, то боком, то головой. Он представлял себя сразу и летчиком, и гонщиком, и спортсменом-ныряльщиком – стекающая бурлящая вода наполняла все его существо восторгом лихости и свободного скольжения… В очередном полете вниз головой Дима почувствовал, как его серебряная цепочка с нательным крестиком зацепилась за что-то и, оторвавшись от шеи, упала в воду, напоследок сверкнув – он успел схватить взглядом всплеск от места падения.
Внутри у Димы все похолодело. Он вспомнил слова отца Арсения, сказанные им в воскресной школе: « — Крестик никогда не снимать! Нательный крест – это святыня!» Словно лишенный какого-то невидимого покрова, дважды обнаженный, Дима, не раздумывая, нырнул в глубину, вдохнув как можно больше воздуха.
Верхний шум сменился приглушенным гулом – обмен воды шел постоянно, сверхмощный электромотор насоса перекачивал хлорированную массу по кругу. В расплывшемся водном слое Дима увидел опускающийся далеко и в сторону блеск – он поспешил за ним и на самом дне схватил цепочку. Но всплыть наверх уже не смог – какая-то неистовая сила потащила его к себе.
Диму стало засасывать в коллектор с отверстием слива. Он, сопротивляясь, выставил левую руку вперед, но было уже поздно – откачивающий воду насос бесстрастно заглотал Димину голову в черную пасть трубы. Дима закричал, отчаянно хватаясь за ложбинки плиток, сдирая кожу и ломая ногти, но его уже никто не мог услышать… Тьма взорвалась яркой многоцветной вспышкой, рассыпавшейся на мелкие зеркальные осколки, боль исчезла и наступила тишина. В спокойной облачной сини кто-то в белом нежно взял Диму за руку и повел вперед, к огромному и чистому небу…
Через два часа проходивший мимо бортика мужчина с волосатой грудью и в полосатых плавках, — чуть ли не единственный трезвый среди всеобщего пивного угара, — заметил внизу застывшее в судорожной позе тело подростка:
— Врача! Вызовите врача!
Он нырнул, не став дожидаться подмоги. Сгрудившиеся у бортов бассейна увидели, как в его углу спасатель-любитель пытался вытащить труп, но затем, бросив его, и с неимоверным усилием оттолкнувшись от кафельного дна, выскочил из воды как поплавок, почти по пояс. Его багровое лицо взревело:
— Выключите насос! Немедленно!
Когда спустили воду, два приехавших на вызов спасателя так и не смогли оторвать от смертельного отверстия Димино тело – лишь восемь рук смогли это сделать.
На окровавленном кафеле застывшая ладонь Диминой правой руки мучительно сжимала цепочку с крестиком…
(Журнал «Бийский Вестник», 2018, № 2:
http://biyavestnik.biysk22.ru/2018.html)