Вологодский литератор

МОЛИТВА
Боже, который Советской державе
Дал процвести в дивной силе и славе,
Боже, спасавший Советы от бед,
Боже, венчавший их громом побед.
Боже, помилуй нас в смутные дни,
Боже, Советскую власть нам верни!

Властью тиранов, Тобою венчанных,
Русь возвеличилась в подвигах бранных,
Стала могучею в мирных делах —
Нашим на славу, врагам же на страх.
Боже, помилуй нас в горькие дни,
Боже, Советский Союз нам верни!

Русское имя покрылось позором,
Царство растерзано тёмным раздором.
Кровью залита вся наша страна.
Боже, наш грех в том и наша вина.
Каемся мы в эти горькие дни.
Боже, державу былую верни!

Молим, избавь нас от искушенья
И укажи нам пути избавленья.
Стонет измученный грешный народ,
Гибнет под гнётом стыда и невзгод.
Боже, лукавого власть изжени,
Боже, Империю нам сохрани!

РУССКИЙ ЯЗЫК
Я не стесняюсь, я – мужик,
Мужицкий у меня язык.
Давно его колокола
Гудят во все концы села,
И падает, как капля с крыш,
Его пророческая тишь.
Он мудр, как богатырский сон, –
Что с ним в сравненье – Соломон?!
Живая эта речь как миф, –
Что с ней в сравненье – Суламифь?!
Его побаивался хан,
Когда набрасывал аркан
На травы шумные земли,
Чтоб тихо те себя вели.
Но ханскую пронзала грудь
Его отточенная суть!
И падала, как капля с крыш,
Его пророческая тишь.

ДЕНЬ ВИШНИ
            Александру Плитченко
Я помню день. В нём посадил я вишню.
Не помню только, как она росла.
Не помню, потому что жизнь не вышла
Такой, какой задумана была.

Наверное, прекрасной без прикраса
Её задумал я в краю земли
Без телефона, радио и газа, —
Но те случайно взяли и пришли.

Тогда я прокричал «прощайте!» тропам
И на железном быстром скакуне
Ударился галопом по Европам
За славою, принадлежащей мне.

Стихи. Моя фамилия в афише.
Весь мир в тумане, как и голова.
А где-то там росла неслышно вишня,
Как сирота, как юная вдова.

Наверное, — так думалося сердцу, —
Она взметнулась кроною крутой,
Чтоб в ней красно выбрасывал коленца
Сам соловей на дудке золотой.

Наверное, могли б на свет явиться
В то утро на каком-нибудь листе
От тёплого дыханья этой птицы —
Слова живые, коренные, те…

Я их искал, от ветерка сощурясь,
Но, видно, у какого-то плетня
Их закопала жизненная мудрость,
Как ценный клад, подальше от меня.

И не заметил я широкий ветер,
И не заметил, как, когда легли —
В то утро ли, в тот полдень ли, в тот вечер
Шесть-семь морщинок на лицо земли.

А мне, как прежде — для души и взгляда,
Нужны сегодня не снега, не льды,
А думы зацветающего сада,
На лёгких ветках тяжкие плоды.

Не понимаю, как всё это вышло,
Что в днях, которым не было числа,
Остался день — всего один! — день вишни.
Другие память не уберегла.

Другие — память ветками густыми
На ощупь ищет, стукаясь в окно,
И тихо произносит твоё имя,
Всем городом забытое давно.

Оно когда-то было очень чистым
И молодым, как месяц над водой,
Настоянное на вишнёвых листьях
И всюду нёразлучное с тобой.

Природное доверие — природе!
И вкруг тебя листва такая сплошь,
Такое молодое время года,
Что кажется — ты смерть переживёшь.

Так жить и жить бы — нё меняясь очень,
Входить в года, как в берега вода,
Когда б в тебе не просыпалось к ночи
Глухонемое слово «Никогда!»

И вот ты прокричал «прощайте!» тропам,
И по железной, рельсовой тропе
Ударился галопом по Европам
За славою, ненужною тебе.

…Простите мне затянутость, излишки,
Рассудочность и прочие дела.
Я помню день. В нём посадил я вишню.
И вот она меня пережила.

* * *
Я умер вовремя — до света,
И ожил вовремя — к утру.
А рядом проходило лето
В бредовом затяжном жару.

А рядом солнце проползало
На животе,
В репьях, во рву
И воспалённым, жёлтым жалом
До смерти жалило траву.

О бедная земля — как сушит
Вдоль,
Поперёк
И снова вдоль!
Как бороздит виски и души
Горячая, сухая боль.

Иссохшие уста — и только.
Глаза тоски — невмоготу…
И степи, серые как волки,
Крадутся к мёртвому пруду,
Где на краю, в краю безвестном,
В репьях, во рву,
На самом дне,
Всего на расстоянье песни
Лежу от жизни в стороне.
1966

* * *
Пускай я буду старомоден,
Но у меня избыток слов
О женщине и о природе,
Которым я несу любовь.

«Высокопарно!» — кто-то скажет. —
«Несовременно!» — Ну и пусть,
Но я такой всегда, и даже
Себя, такого, не боюсь.

Я знаю, умирают годы,
Но у меня сто тысяч снов
О женщине и о природе,
Которым я несу любовь.

Мой ум от страсти нелогичен,
Но непорочен, как тот мир,
Где не было дурных привычек,
А было солнце, был эфир,

Была тоска в глазах народа,
Тоска и тайна — вновь и вновь —
О женщине и о природе,
Которым я несу любовь.

Я говорю: утихомирьтесь,
Вы, современники мои,
Познавшие все тайны флирта
И не узнавшие любви.

Не стыдно вам ли в обиходе
Иметь всего десяток слов
О женщине и о природе,
Которым я принес любовь?!
1976

* * *
Ах, зачем я так ограблен
Жизнью города пустой!
Вот родимая ограда,
Дом родной передо мной.

Лес, как резвый жеребёнок,
Топнул золотом копыт
И застыл. И в долгом звоне
Возле берега стоит.

Боже мой, какие чащи!
Только весь я навсегда
Городской, совсем пропащий
Для крестьянского труда.

…Вышел месяц под деревья
Из-за старенькой реки,
Поздоровался с деревней
И не подал мне руки.
1965

* * *
Я в рубашке родился,
Без рубашки умру
На стареющем, душном,
Безымянном ветру.

И пролают собаки,
Отпоют петухи,
И напишут деревья
Ночные стихи.

Как напишут, не знаю,
Но напишут про грусть,
Что вошла навсегда
В моё сердце, как Русь.

Без неё нет поэта,
Песни собственной нет.
Вот и всё.
Умираю…
Разбудите рассвет.
1964

* * *
Над могилами ветки —
Зеленей под росой.
Спят в земле мои предки
С небесславной слезой, —

Ордена и медали
Всевозможных побед!

…Спят за темною далью,
Спят, покинувши свет.

Спят вдали от рассвета,
Спят который уж год.
И с листа бересклета
Капля влаги течет.

Постоянно и больно
Песней самой земной
Говорит колокольня
Об умерших со мной.

Я ведь тоже оставлю —
На кого и когда?! —
Эту светлую каплю
С молодого листа.

Это золото злака,
Толпы уличных встреч,
Ночь, в которой я плакал,
Стихотворную речь…

Мудро в это я верю,
Неизбежна Она. —
Вдруг захлопнутся двери
Да на все времена?..

Зашумит половодье,
Завершится набег.
Не сдержать за поводья
Время, ветер и снег.
1979

* * *
Когда-нибудь, достигнув совершенства,
Великолепным пятистопным ямбом,
Цезурами преображая ритмы,
Я возвращусь в советскую страну,
В союз советских сказочных республик,
Назначенного часа ожидая,
Где голос наливался, словно колос,
Где яблоками созревала мысль,
Где песня лебединая поэта
Брала начало с самой первой строчки
И очень грубо кованные речи
Просторный возводили Храм свобод.
Там человек был гордым, будто знамя,
Что трепетало над рейхстагом падшим
И обжигало пламенем незримым,
Как Данту, щеки и сердца всерьез.
Какая сила и какая воля
Меня подбрасывала прямо к солнцу…

* * *
Еще немного слов – и ветры стихнут,
И море голосов замрет вдали.
На кряже горном сумрачные пихты –
Привет последней дышащей земли.
Еще немного слов и все, что было
Таким родным на красочной земле,
Как бледный сок, что солнце не допило,
Истает,
пропадет в благословенной мгле.

Еще немного слов, и дни земные
В последний раз предстанут и падут.
И я уйду от них в поля иные,
Оставив прах земной земным на суд.
Еще немного слов, и парус белый
Умчит ладью мою от берегов.
То будет час, – паду я онемелый…
Еще, еще, еще немного слов…

* * *
Каждому своё земное небо
С розовой избушкой соловья,
Кроме золотой краюхи хлеба
И ручного верного ручья,
Чтобы слушать, как желтеют травы,
В каждую травиночку войдя
Бесконечной зыбкой и усталой
Маленькою каплею дождя.
1963

* * *
Из-под сердца,
Из-под ладони
Так, что вздрагивают небеса,
Развернулись зеленой гармонью
Наши северные леса.

Развернулись, причастные к ветру,
Ясным шумом хмельной головы,
Запрокинутой в росное лето
Отдыхающей синевы.

Цокот вечера голубого.
Шапку неба о землю – и стой.
Беспредельная степь
И дорога
Столбовая
Одна
Предо мной,
Бесшабашная…
Версты-кони –
Хоть не спрашивай,
Хоть спроси
О неудержной, бойкой погоне
За всем песенным на Руси.

* * *
              Павлу Васильеву
Годы перемелются –
Звёзды не погаснут.
Ветряная мельница
Станет клёном красным.

Я женюсь на осени,
Выйду за бедою,
Под ноги мне бросится
Поле золотое.

Как узнать, что вывели
Песнь к скале отвесной?!
Не страшусь я гибели –
Повенчаюсь с песней.

Ой, тропа обратная,
Жёлтая сурепка,
К осени прохладной
Привязался крепко.

Разливными вязами
Да судьбой особой
С ней мы крепко связаны –
Разорвать попробуй.

Оттого так верится
До слезы, до стона,
Этой старой мельнице,
Молодому клёну.
1973

* * *
Знаю, высоко любить – не просто,
Это значит полюбить, как встарь,
Всею мощью голоса и роста,
Всей душой твой сказочный словарь,

В коем всюду – влево и направо
Хорошо темнеют берега,
Догорают летошние травы,
Летом не попавшие в стога,

В коем до вечернего налива
Близко от грачиного гнезда
Боязно отяжелела слива –
Августа прохладная звезда,

В коем, свет свой второпях нащупав,
На два мира рассекая тьму,
Жаркий Дон целует прямо в губы
Поле, подбежавшее к нему.

* * *
        «Обойми, поцелуй…»
А. Кольцов.
Окати меня
Алым зноем губ,
Али я тебе
Да совсем не люб?!
Солоны ветра
На устах Руси,
Хоть не спрашивай,
Хоть кого спроси.
Горячи ветра
Бьющий встречный свет,
Вдоль тропа бежит
За шагами вслед.
Снег, подкованный
Божьей милостью,
До чего ж луна
До-ка-ти-ла-ся…
Не в укор душе
Затяжной простор,
Кони мглистые
Мчат во весь опор.
Дышит млечный путь
На широкий чуб,
И срывается
Алый ветер с губ.
Я у матушки
на земле один,
Коронованный
Небесами сын.
Я скопил красу,
Отдал вольнице
Позабытое
Вряд ли вспомнится.
Снег подкованный,
Ночь буланая,
Поцелуй меня
На прощание.
Поцелуй меня
Да себя спроси,
Солоны ль ветра
На устах Руси.
1966

* * *
Я всё умею здесь, под солнцем, —
Смеяться, плакать и мечтать.
Но сердцу песня не даётся,
Та песня, что певала мать.
Не то чтоб силы поослабли,
Поутихали бубенцы, —
Нет, я храню в себе до капли
Её начала и концы.
Она во мне — вся без изъяна,
Она, как лошадь в поводу,
Пройдёт за мной сквозь все бурьяны,
Куда я только ни пойду.
Но дело не во мне, а в мире
Юродствующих во плоти:
Мои соседки по квартире
Не признают её пути.
Её напев и смысл старинный
Для этих дев лишь пустота.
Впились в заморский ритм картинно
Всему послушные уста.
Впилися в то, что к нам «оттуда»,
Едва состряпав, извлекли,
И вкруг нехитрого сосуда
Роятся бабочки земли.
Основы лжи не так уж зыбки:
Для многих дур давно кумир
По чьей-то дьявольской ошибке —
Не Русь, не родина, — весь мир!
Не луг, не травы, не деревья,
Не среднерусская луна.
А вместо чистых песен древних
Струится мутная волна.
Пять-шесть дежурных фраз — не меньше!
Афера сладкая взахлёб…
А что для некоторых женщин
Ещё нужнее, чем озноб?
Чем жар? Чем хитрая торговля
Полуохрипшего певца,
Расставившего виды ловли
Почти у каждого лица?!
И не слыхать родного солнца,
Теряется за пядью пядь…
Вот почему мне не даётся
Та песня, что певала мать.
Не потому, что поослабли,
Поутихали бубенцы, —
Нет! Я храню в себе до капли
Её начала и концы.
Она во мне — вся без изъяна,
С рожденья — в яви и во сне —
От лжи спасает, от тумана.
Но дело, братцы, не во мне.
А в ком?..
Я всё могу под солнцем —
Смеяться, плакать и мечтать.
Но песня всё же не даётся,
Та песня, что певала мать.
Как сторону свою степную,
Как снег, как вещую слезу,
Неведомою силой чую
Первоначальную красу.
Я верю, час её настанет,
Придёт от деревень и сёл,
И в русском сердце покаянном
Займёт наследственный престол.

АКАЦИЯ
Ты знаешь,
Акация пишет стихи
Все ночи в предлетние сроки.
Прислушайся,
Слышишь,
В зелёной тиши
Рождаются белые строки.

Мальчишки их трогают
Звонкой рукой
И даже срывают тихонько,
Срывают и дарят весенней порой
На память хорошим девчонкам.

Рассветные росы
По листьям стекли,
Им в белом кипении тесно.
Ах эти, ах эти, ах эти стихи
Зелёной ещё поэтессы.

Стихи, что встречали живую зарю
Под каплями росного цвета,
Я тоже сорву и тебе подарю
Вот это поющее лето.