Стихи участников премии «В начале было Слово»
Людмила Кузнецова
***
Снег сыплет, сыплет, чаще, чаще
На дом, крыльцо и дровяник.
Пустующий почтовый ящик
К забору шаткому приник.
И не читают и не пишут.
А в щель для писем и газет
Болтливый ветер шумно дышит
Не первый год, с десяток лет.
Снежинки падают за ворот.
Через сугробы свой портфель
Малыш с трудом несёт. А город
Ждёт небывалую метель.
Меня же ноги по привычке
Несут к киоску «Роспечать»…
«Обед» – обидная табличка.
Я злюсь, и хочется ворчать.
Но рядом тот с портфелем кроха.
Он вдруг читает вслух стишок.
А значит, всё не так уж плохо.
Возможно, даже хорошо.
***
Морозно, холодно снаружи,
Но в доме жаром дышит печь.
А значит, не остынет ужин,
И будет серый кот стеречь
Сметану в круглой низкой кринке.
А бабка гнать его метлой,
Дед брюки штопать по старинке,
Корпя над ниткою с иглой.
Опять ворчать весь вечер будет:
«Плохие куплены очки,
Хороших нет костей на студень,
Мешают ночью спать сверчки».
Потом достанет из комода
Заветный орден боевой,
И скажет: «Чист перед народом».
И вспомнит битву под Москвой,
Что ранен был в боях под Ельней.
Старуха вдруг смахнёт слезу
И поцелует крест нательный,
Старик же – Красную Звезду.
Ольга Кульневская
В ВОЛОГДУ
А Вологда приветит нас распутицей,
Толпой людской
на тротуаре слякотном
И синевой,
что вдруг нежданно спустится
И улицы завесит мягким бархатом.
А мы пойдем…
Стихи в пакеты спрятаны.
И путеводно светится
над крышами
Полоска неба
цвета «беж», примятая
Лиловой тучей,
круглою и пышною.
А нам, провинциалкам, это нравится:
И жутковато, и смешно, и весело,
Что нас встречает
Вологда-красавица
Своею незнакомой шумной песнею,
Суровым взглядом чудотворца строгого
В вечернем храме
рядышком с гостиницей…
…Ну, а пока железною дорогою
Спешим вперед, чтоб с Вологдою
свидеться.
Лешуков Леонид
Мой крест
За рекой закат кровавый.
Бок отлёживает правый
кот на вымытом крыльце.
Веник в кованом кольце.
Вновь пошаливают нервы.
Донимает ежедневный
в тополях вороний гвалт.
Город ждет. Я ехать рад,
но железное кольцо
на родном крыльце не хочет
отпустить меня пока.
Да далекая река
манит тёплою протокой,
да знакомая сорока
ежедневно шлёт мне весть,
что грибов в лесах не счесть.
Мама засветло сходила,
а меня не разбудила.
Пожалела, знать, меня.
Берегут меня, хранят.
Только я, видать, беспутный,
Утром вновь на перепутье
маме, дому поклонюсь.
А вернусь ли — не вернусь?
Не загадываю боле.
Шаг за шагом через поле
по просёлку ухожу.
Белый крест в руке держу.
Вологодская весна
В стороне, чужой, далекой,
где печаль я пил до дна,
мне почудилась, проокав,
вологодская весна.
Прилетела с первой стаей
громкогласых журавлей,
значит, снег уже растаял
в Вологодчине моей.
Соловьиные распевы
полонили чистотой
синей речки берег левый:
невысокий, некрутой.
В тихом парке над угором
жжёт костер любви весна,
наклонилась над собором
бледноликая луна.
И звенят в раздольном беге
и сверкают родники,
и синее сини в небе
звезд холодных огоньки.
И бежит к реке дорога,
и спешит по ней весна
вдоль по улице пологой
в дом, знакомый, в три окна.
И качается над речкой
шаткий мостик подвесной,
вьёт вода вьюны — колечки
сине-белою волной.
И стучат по тротуарам
каблучки и каблуки,
город, старый и нестарый,
спит в излучине реки.
…Ты опять меня влюбила
и опять лишила сна,
соловьями разбудила,
вологодская весна.
Дарья Вологина
Вот они, мы с тобой…
Мы умеем:
тратить своё драгоценное время на бессмысленные
разговоры, споры и проклятия
и надевать единственное короткое платье
на встречу с лицом, к которому
антипатия.
Вставать в 6:15,
чтобы успеть приготовить ужин, обед
человеку, который, вроде бы, нужен,
а врод,е и нет,
и…
находить ответ на вопрос, когда ты и так перегружен
бесконечным количеством странных забот и слов,
когда ты не видишь снов
и на всё готов ,
чтобы порвать этот чёртов круг.
Прятать холодные капли своих слёз
за улыбкой такой смелой,
но непривычной
и думать всерьёз
о том, что внешне всё должно быть отлично.
И срочно бежать от кого-то к чему-то,
вспоминая смутно каждое утро,
в которое ты обещал
опустить курок,
но почему-то
так и не смог.
Боль причинять тому, кого ты любишь
и ровно столько же ненавидишь.
Выходить на улицу только ночью,
чтобы почувствовать её запах
и очутиться в её беспощадных, но нежных лапах.
И смотреть на звёзды,
такие далекие и безгрешные.
А ещё топить своё одиночество
в литрах водки, не закрывая глотки
и пересматривая старые фотографии.
Говорить матери «Всё в порядке»,
когда еле дышишь
и ничего не слышишь, кроме бешеного стука
своего сердца,
которое вот-вот выпрыгнет, не издав ни слова, ни звука.
Вот она жизнь, без прикрас,
про двоих нас.
Таких молодых, но никому не нужных.
Грустных и непослушных.
Про нас с тобой в одиночестве тлеющих
и глупо верящих в то,
что когда-нибудь всё станет по-другому.
Вот они, мы с тобой.
Слепые, но вдаль смотрящие.
Наивные и бестолковые, но настоящие.
Кушина Виктория
***
В темном круге ветвистого дуба
Целовать твои руки позволь.
Ночь больна, и не слышно ни звука.
Холодеет от ветра ладонь.
В темном круге замшелых стволов
Я тянусь к твоей бледной руке.
Ночь темна, и не видно следов
На плывущей устало листве.
В темном круге стою я один,
По колено стою я один
В ледяной застоялой воде.
***
Шелковой лентой подвяжу рукава у запястий.
Мокрые руки сжимают горло из глины.
Тают кувшины под солнцем, и пресноводные чайки
Клювом вскрывают соцветия бледных кувшинок.
Острые рты заплетаются в стеблях подводных.
Мокрые перья, и руки сырые от глины.
Тянет на дно, кличет во тьме перепелка,
В воду роняя красные клочья рябины.
***
Пахнет осенней грустью –
Сухими листьями и дождем с крыш.
Я бы соткал тебе зонт из сохлых гвоздик
И завядших ладоней молитв,
Что затихли на полуслове.
Я бы ночью костры разжигал впотьмах,
Чтобы путь осветить тебе к дому,
Где кроме резьбы на ступенях, покатых крыш,
Нет ничего. В буреломе –
Сонные ласточки льют в ночи
Свои горькие песни о громе
Что сжигает гнезда и бьет во все,
Что им так знакомо
И если я ласточка та – молчи,
Я укроюсь в доме.
И если ласточка я – молчи
И подставь ладони.
Открытка
Тонкие волосы сжаты в плетенье косы,
Крошечный рот в полумраке придавлен улыбкой.
Ветхое время рисует портретам усы,
Ей, постаревшей, морщины дарует с избытком.
Светел и чист в предрассветной тиши океан.
Юноша в лодке ей машет с размытой открытки.
Память печально подвяжет на ней сарафан.
Скрипнет под ветром засов приоткрытой калитки.
Сергей Корчнев
***
Я всё забыл, оставив за порогом Шальную ночь, обрывки тусклых снов. Я одурел от утра, от такого, Что с ним сравнима лишь Любовь!
Тепло от солнца, как от поцелуя, Ещё молчанье птиц, нет шороха листвы, Роса на шёлке трав, босой хожу я – Весь мокрый и глухой от этой тишины!
Спускаюсь к речке чьими-то следами, Вдыхая аромат раскрывшихся цветов. Туман, как запах — густ и осязаем, Вхожу в него, как в первую любовь!
В речной прохладе, с лёгким замираньем, Ныряю в солнце, раздробив в волне. И я плыву, и я борюсь с желаньем — Навек остаться в этой тишине!
Но, нет! Туда — где ночью жизнь сияла, Я возвращаюсь, где тепло и кров! Ты улыбаешься мне из-под одеяла! Уже проснулась, ты? Да здравствует Любовь!
Завалинка
Наш городок – маленький, Все жители в нем – соседи, Вместо ботинок – валенки, Вместо собак – медведи! Живут – не живут, вроде бы, Пьют водку да чай с бубликом. Вот такая, моя Вологда – Сама по себе Республика! Есть у меня развлечение — Поливать на окне настурцию, А еще есть одно влечение – В Череповец – на экскурсию! А нет, так пойду к Варюшке, А то скоро лето кончится, Одену на руки варежки – Замерзнуть больно не хочется! Пойдем с ней гулять вечером, Всю ночь просидим на завалинке, А чо — мне терять нечего, Разве, что только валенки! А вдруг, не захочет завалинку – Внезапно захочет в Турцию? Придется продать валенки! А потом еще и настурцию?! Нет, не пойду к Варюшке – Зимы-то нонче длинные! Продам-ка я лучше варежки И пойду в магазин винный!
Калашников Дмитрий
* * *
Молчит златая лесопилка,
Медведь глядит из-за угла.
На зелень щук готова вилка,
Готова к чаю пастила.
Постель заправлена, кадушка
Блестит колодезной водой,
И слышно в чаще, как кукушка
Протяжно «рэп» читает свой.
* * *
Капля. Озеро. Река.
Небо. Солнце. Облака.
Ветер. Бабочки. Цветы.
Свет и радость. Я и ты.
***
Только бабочки знают, где край неземного блаженства,
Где душа обретает живые черты совершенства,
И пионы цветут, облетая зари лепестками,
Золотятся долины сквозными закатными снами.
Всё воздушнее дни, всё теплее родная улыбка,
Словно в мутном ручье появилась блестящая рыбка,
Словно треснула соя, и тысячи быстрых жемчужин
Раскатились по кочкам, по ямам, по пням неуклюжим.
Только чуткий способен узнать своё лучшее время,
Когда кто-то повесит на шею счастливое бремя,
Когда чья-то рука перекроет печаль и разлуку,
Заревая душа победит бесконечную муку.
Только бабочки знают пути до небесного царства,
Из нектарных цветов добывают лесные лекарства,
Веселятся, летят над одетыми в зелень холмами,
На закате горят золотыми, как детство, словами!
Игорь Круглов
***
Сосны в инее, ёлки в инее,
Иней белый на тополях,
Просыпаешься вместе с именем,
Будто с инеем на губах…
Утро ранее, солнце красное.
В небо синее дым столбом,
Поглядишь вокруг – дело ясное,
Всё прекрасное за углом.
День сегодняшний или завтрашний?
Только будущим и живём!
Грустно, весело, даже страшно,
А мы, упрямые, вдаль бредём.
Вера Багрецова
* * *
Печали твои не со мною,
Их осень уносит с дождём,
Я в лучшее верю с зимою,
С январским разбуженным днём.
Когда вся, до крыш утопая
И пряча былую красу,
Моя сторона голубая
Завьюжена в синем лесу…
Захочется в белых березах
Увидеть бревенчатый дом,
И северным утром морозным
С печным просыпаться дымком…
* * *
С сургучных сумерек болот,
По красной клюкве мокрым следом
Туман ушёл. Ему неведом
Уют некрашеных дворов.
По топкой гаревой глуши
Катились звёзды обречённо,
Да с пней, в короны облачённых,
Алмазы падали в тиши.
Сосновая резная вязь
Из хвойных лап… Лес тихо дышит
И шаг зимы совсем не слышит,
И спит, в сугробах затаясь.
Разгул заносчивых ветров…
Жемчужный север на ладони…
За лесом – там, где вьюга стонет, –
Чердачный мир глухих дворов.
Но он меня обворожит
И знак подаст полупрощальный
На откровенность мысли тайной
И осязаемость души…
Галина Плетнева
Крапива
Я – трава.
Крапива я!
Невзрачная,
Некрасивая.
Для кого-то я
Недотрога,
Встала — руки в бок-
На дороге.
Без ручья — реки
Не высохну,
В две сажени, ужо,
Вымахну.
А взвизжит коса –
Снова вырасту,
Соком выбрызну,
Слышно за версту!
Я трава, крапива я.
Жгучая,
Незлобивая,
Незаметная,
Придорожная.
Я живучая
И надежная.
Лидия Дурягина
Почерк
Строчку я пишу за строчкой,
Запятые ставлю, точки.
Ряд последний вышел криво,
Да и буквы не красивы.
Буква к букве наклонилась,
За другую зацепилась.
Это почерк мой хромает,
Буквы падать заставляет.
Старший брат
У меня есть старший брат,
С ним играть всегда я рад.
Я-то рад, да он не рад,
Потому что старший брат.
Автостанция района
Автостанция района,
Пассажиров – пруд пруди.
Вот автобус в Устюг. Полон.
Мест свободных не найти.
А к водителю бабуся:
«Убедительно прошу!
Посадите меня стоя,
Я и стоя посижу!»
Наш автобус отбыл вскоре,
Мне ж хотелось посмотреть:
Интересно, как же стоя
Сможет бабушка сидеть?!
Алена Снезик
Осенний возраст
Щебечут звонко толпою пестрой
Наивно- глупые, незнакомые.
Глаза блестящие, помады броские,
И пахнут юностью, духами новыми.
И смех задорный в устах малиновых.
Мечты несутся конями бойкими.
А осень сыплет листвой рябиновой…
Надежно скрыта тетрадка с двойками.
А бабье лето погодой дразнится
И манит, манит девчат на улицу!
А мне уже… Да какая разница!
Возьму и выйду! Пускай любуются!
Но спросит юноша – тот, с улыбкою:
«Скажите, женщина, сколько времени?»
Недоумение: «Не ошибка ли?!
Да нет, к тебе обратился. Верно все!»
Под козырек возьмет взрослый дяденька
И подмигнет, знать, не все потеряно!
Еще вчера я с толпой нарядною…
«Так все же, женщина, сколько времени?!»
Евгений Туманов
***
Мне деревню эту не спасти,
Да и кто спасти ее сумеет?
Только тихо: «Господи, прости!» —
От души до неба ветер веет,
Храм стоит один, без куполов,
Словно шапку сбросил над могилой.
От души до белых облаков
Ветер веет: «Господи, помилуй!»
Ночью месяц, словно серп, висит,
Может, жатву с поля убирает.
Ветер веет: «Господи, спаси!»
Здесь душа России умирает.
* * *
Пригорюнился в углу домовой.
Печь не топлена стоит десять лет.
Над деревней, над пустой, неживой
То ли вечер загрустил, то ль рассвет.
Календарик на стене отрывной
Все одно и то же кажет число
С красной цифрой, значит, был выходной.
Снегом белым все крыльцо занесло.
На калину снегири прилетят.
День воскресный здесь навечно теперь.
Здесь потемки с тишиной говорят
И скрипит не затворенная дверь.
Сергей Истомин
***
Я пьян. Меня друзья ведут
По грязным улицам Москвы.
В который раз презренный шут
Испортил праздник им – увы.
Я так противен, но они
Спешат – отходит поезд мой.
Метро, вокзальные огни…
А я твержу: «Домой, домой…»
Успели мы. В который раз
В последний падаю вагон.
Закрыв глаза, шепчу: «Я вас…
Люблю…». Уносится перрон.
Ищу купе. Беру белье.
В тяжелом забываюсь сне.
И сердце бедное мое
Вдруг слышит голос в тишине:
«Когда умрут отец и мать
И опустеет дом родной,
Куда тогда с тобой бежать,
В вагон садить тебя какой?
Свобода так горька – увы.
Ты к ней готов, поэт и шут?»
Я пьян. По улицам Москвы
Мои друзья меня ведут…
Сергей Печезерцев
***
На зари вечерней пламя-зарево,
Смотрят уцелевшие дома…
Может, что-то было и неправильно,
Позже разберётся жизнь сама!
В сердце сохраню я дом с верандою,
Пёстрые в избе половики.
Сотканные бабушкой Ульяною ,
Что жила поодаль у реки…
Летом в зной черёмухи душистые,
Тенью нас манили на скамью…
Громко пели птахи голосистые,
Детство проходило как в раю…
Дом, в котором годы мои детские,
Ветром пролетали за окном.
Были времена тогда советские,
Но в углу иконы над столом.
Все тогда во власть с надеждой верили,
Радовались будущему дню.
Деньгами богатство — нет, не мерили
В праздник приглашали всю родню!
Всё ушло, уклады нынче новые.
Только вспоминаем о былом,
Ветками шумят боры сосновые,
Птицы машут памяти крылом…
Иголка судьбы
Дай мне нить, паучок, золотую,
Её вдену в иголку судьбы…
И на днях проходящих впустую,
Вышью к Богу народа мольбы.
Буду штопать глубокие раны
Без наркоза, до боли. И пусть
Видят все воровство и карманы,
Что набиты за счёт тебя, Русь!
Кирилл Панько
Разбавленные люди
Замечаю, с времени давнего,
Много стало чего разбавленного.
Молоко пополам с водою,
Да и водку пивал, не скрою,
Что гореть ни за что не стала,
И на холоде в лед замерзала.
В магазине состав читаю
Колбасы, и вот замечаю,
Кучу разных добавок странных,
Цифр и букв череду иностранных.
Ну, немного там есть и мяса,
Но, разбавлены и колбАсы.
Кофе в гранулах – дрянь несусветная,
Чай в пакетиках – не советую,
Серый хлеб из муки сомнительной….
Что ж хотеть тогда от потребителей?!
Умирает, страны прославленной,
Человек, тот еще, не разбавленный,
Сжав в кулак орден «Красной Звезды»….
А на смену приходим мы.
Разбодяжены в плане морали,
И на подвиг готовы едва ли….
Новый ГОСТ нынче на человечину.
Да и им-то не все отмечены.