Вологодский литератор

Русскому писателю Ивану Сергеевичу Шмелеву принадлежит замечательная мысль о том, что в сложные времена, когда наступает «ночь мира», человечеству нужны маяки: «Афон — на Юге, Валаам — на Севере».

Примерно об этом же неоднократно размышляли и другие русские мыслители.  Задолго до И. С. Шмелева, в  1847 году, вологодско-белозерские земли посетил известный литератор, профессор Московского университета Степан Петрович Шевырев. Потрясенный обилием монастырей и храмов, он назвал эти земли «Северной Фиваидой», связав воедино в одной фразе древнейшие монастыри в египетских песках с суровыми обителями заснеженного Севера. Николай Семенович Лесков писал о северных монастырях как о Северном Афоне. Их  «величественная и угрюмая природа …, положение и характер, независимое и своеобычное монашеское правление, установившее свои незыблемые строгие порядки, в которых воспитываются аскетические нравы, являющие образцы увлекающей силы и скромного величия, — все это не имеет себе на Руси ничего равного».

Во всех этих размышлениях волей-неволей утверждается многовековая незримая духовная связь южных и северных границ православной ойкумены.

Север в сознании русских людей никогда не являлся чисто географической категорией. Здесь завершалось историческое движение русского народа, направленного на освоение просторов полуночных стран. Это летнее царство света. Это особая атмосфера Севера в его запредельности, недоступности, бескрайней тишине. Главным символом движения на Север был образ Преображения. В нем был глубинный смысл освоения нового пространства (греческие отцы Церкви называли это теозисом — обожествлением мира).

Одним из феноменов преображения стали островные монастыри Русского Севера, по духу и образу своему единые с идеалами Афона.

В северных островных обителях соединилось множество смыслов. Одни из них вели свои корни от сакрализации острова еще в древней языческой картине мира. Другие были рождены мифологизацией острова в коллективной исторической памяти, представлениями о нем как об особой территории, вырванной из повседневности бытия. И, наконец, свои смыслы вкладывало в образ островного монастыря христианское сознание, увидевшее в соединении монастыря и острова путь к спасительной аскезе, идеальные условия для духовной сосредоточенности, своего рода пространство преображения и истины. Одним словом, единение острова и монастыря образовало, по меткому выражению одного из исследователей, «концентрированную сакральную ценность».

В духовной жизни Севера островные монастыри постепенно оформились в некую систему, которая стала выдающимся феноменом севернорусского духовно-культурного ландшафта.

Первые четыре островных монастыря были учреждены еще до XV века: Валаамский и Коневецкий на Ладожском, Палеостровский на Онежском и Спасо-Каменный на Кубенском озерах. При всей спорности версий относительно времени их возникновения можно обратить внимание на обстоятельства, так или иначе связывающие из с далеким Афоном.

Первое связано с Валаамским монастырем. Как гласит предание, он был основан христианскими миссионерами ранней поры Сергием и Германом. Дата его основания является предметом дискуссий. Но в церковной литературе миссионерская роль монастыря подчеркнута известным эпизодом в легенде о хождении апостола Андрея Первозванного по землям восточных славян. В ней есть упоминание о посещении апостолом острова Валаам и о водружении на нем каменного креста. Так религиозное сознание северян связало судьбы знаменитой обители с истоками христианства.

Второе обстоятельство связано с с именем преподобного Арсения, новгородского посадского человека. Он укрепил духовную связь Валаама с Афоном – после трех лет пребывания на Афоне он в 1393 году привез в обитель чудотворную икону Божией Матери. Некоторое время Арсений жил на Валааме, но затем провел три года в безмолвии на острове Коневце, где позднее устроил Коневский монастырь, расширив таким образом духовное родство с Афоном.

Спасо-Каменный монастырь долгое время пользовался любовью и особым покровительством великих князей и царей. Назначенный сюда великим князем Димитрием Ивановичем Донским игумен Дионисий был афонским постриженником. Он ввел здесь афонский устав и в монастыре надолго утвердится особая строгость иноческой жизни. Во время игуменства Дионисия Святогорца приняли постриг знаменитые вологодские святые, основатели новых обителей – Александр Куштский и Дионисий Глушицкий. Впоследствии Дионисий стал епископом Ростовским.

Продолжил традицию островных монастырей Соловецкий монастырь в Белом море, ведущий свой отсчет с 1429 года. Его основатели — преподобные Савватий, Герман и Зосима. Это был первый монастырь, основанный не на озерном, а на морском острове.

Система островных монастырей продолжала развиваться и в последующие века. К концу XVII века на Севере имелось по меньшей мере девять островных монастырей. Среди них – Крестный монастырь в Белом море. Он был основан в 1656 году на Кий-острове в заливе Белого моря, в восьми верстах от материка. Монастырь учреждался в память о спасении Никона в 1630 году, когда он был застигнут великой бурей и прибит к этому острову. Тогда же он и дал обет воздвигнуть здесь обитель, который исполнил, став патриархом. Главной святыней монастыря стал кипарисовый крест, привезенный по указанию Никона из Палестины, в который были вложены многочисленные святыни.  Среди них — шесть малых деревянных крестов с изображением двунадесятых праздников, привезённых с Афона в середине XVII века.

Всего семья островных монастырей Русского Севера составила 34 монастыря, скита и пустыни. Такие островные монастыри, как Валаамский, Коневецкий, Палеостровский, Клименецкий, Соловецкий, Крестный, Анзерский — наиболее древние, известные и крупные – располагались на  границах этноконфессиональной территории русских. В этом смысле они создавали своеобразную сакральную границу Севера. Именно они оказались самыми известными и были окружены всенародным почитанием.

Несомненно, что духовное влияние «южного» Афона на Афон «северный» было многовековым и глубоким. На первых его этапах духовный вектор шел от Афона на Север.

Но известно и то, что связи со Святой Горой не раз и не два надолго прерывались. Это было связано с монголо-татарским нашествием, с турецким господством на Балканах, с русско-турецкими войнами и многими другими обстоятельствами.

Новое возрождение русско-афонских связей относится к 40-м годам XIX века. Уже к 1850 году численность русских монахов становится равной численности греческих, а в дальнейшем начинает превосходить ее. Так русское православное сообщество стало возвращать своего рода исторический долг – помочь возродиться русскому Афону. Вектор взаимодействия изменился – от Севера на Афон.

Какую роль в возрождении русского монашества на Афоне играл Русский Север? Как отозвались северяне на зов Афона? Как северный Афон помогал Афону южному?

Долгое время на эти вопросы не было ответа.

Но сейчас ситуация изменилась. Накануне выдающегося юбилея — тысячелетия русского присутствия на Афоне – вышло в свет немало литературы об истории Русского Свято-Пантелеимонова монастыря. Среди них обращает на себя внимание впервые изданный «Монахологий» — биографический словарь-справочник о всех насельниках  этой славной обители, подвизавшихся там с 1803 по 2012 год.

Издание осуществлено в 2013 году иждивением Международного Фонда восстановления и сохранения культурного и духовного наследия Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря. Книга вышла по благословению игумена Русского Свято-Пантелеимонова монастыря священноархимандрита Иеремии (Алехина). Главным редактором издания является иеромонах Макарий (Макиенко) – духовник и первый эпитроп монастыря.

При составлении «Монахология» учитывались монахи, обитавшие в Свято-Пантелеимонове монастыре, в принадлежавшем ему Новоафонском Симоно-Кананитском монастыре и в ските «Новая Фиваида».

Всего с 1801 по 2012 год в названных монастырях проживало 4612 человек, из них этнических русских – 3384. Помимо русских выявлено 880 украинцев, 165 греков, 64 молдаванина, 43 болгарина, 10 грузин, 9 сербов, 5 румын и др.

Попытаемся же из этого монашеского братства выделить монахов, происходивших родом из северных губерний – Вологодской, Архангельской, Олонецкой. Таковых оказалось 68 человек, навсегда покинувших пределы Русского Севера и подвизавшихся в указанных обителях Афона в 1830-1940-е годы.

Кто они – эти люди, чей жизненный путь привел их на Святую Гору? Какую роль они играли в жизни проставленной обители? Какими человеческими и иноческими чертами они обладали? Поддерживали ли они связи с Россией, со своей малой родиной? Что знали о них оставшиеся в России родные и близкие?

Подобных вопросов возникает много. К сожалению, источники дают весьма лаконичные и формальные сведения. И тем не менее мы попытаемся составить некий коллективные портрет северян, ставших афонскими иноками.

Прежде всего, обращает на себя внимание обширная география. Фактически на Афоне были иноки из всех уездов Вологодской губернии, из шести основных уездов Архангельской губернии (Шенкурского, Архангельского, Холмогорского, Вельского, Пинежского и Печерского), из двух уездов Олонецкой губернии (Петрозаводского и Пудожского). К северным уездам мы причисляем и два северо-западных уезда Новгородской губернии (Череповецкого и Белозерского – ныне эти территории входят в Вологодскую область). Все эти уезды отличались развитой системой приходов и наличием старинных монастырей.

Все монахи-северяне были простыми. Список фиксирует лишь одного дворянина, двух военных и пятерых мещан.

Первым из северян появился на Афоне схимонах Геннадий, скончавшийся там в 1845 году. Больше о нем нет никаких сведений. Известно только, что он был родом из Вологодской губернии.

В 1857 году в Пантелеимоновом монастыре появился 33-х летний вологодский мещанин Петр Иванович Свешников, приявший монашество (в схиме – Порфирий). Ему было доверено послушание келейника отца Иеронима — общего духовника русских на Афоне. Перед отцом Иеронимом  благоговела вся Святая Гора; иноки почитали его за святого и видели в нём мудрого и любвеобильного наставника. Его огромный духовный авторитет был естественным плодом подвижнической жизни, сердечного участия ко всякому нуждающемуся. Именно у него более двух десятилетий, до последних лет жизни (1881) и был келейником вологжанин Порфирий (Свешников).

В 1858 году в монастырь прибыл 37-летний вологодский крестьянин Александр Васильевич Ногин. Его монашеское имя – Аполлос.  Он прожил на Афоне 43 года, до своей кончины. Спустя 14 лет в монастырь прибыл и его родной брат, принявший в монашестве имя Иуста. В 1862-1870 годах Аполлос вместе с иеромонахом Арсением выезжал в Россию для сбора пожертвований. Об  Аполлосе сохранилась запись одного из современников: «Замечательный старец, был истинный общежительный инок и молитвенник».

В 1859 году на Афоне появился 27-летний крестьянин из далекого Холмогорского уезда Козьма Петрович Монаков. В монашестве он стал носить имя Каллистрат. 45 лет он нес послушание в скиту Крумица, принадлежавшем Пантелеимонову монастырю. Скит славился фруктовыми и маслинными садами, а также великолепными виноградниками. Он был экономом, виноделом, а в последние годы жизни – пчеловодом. В источниках упоминается, что он пользовался искренним уважением архимандрита Макария (Сушкина), первого русского настоятеля православной обители на Святой Горе (1875-1889). Не менее важно и то, что все эти годы он нес еще и послушание старца келлии  преподобных Зосимы и Савватия Соловецких. Своим служением отец Каллистрат почти полвека олицетворял духовную связь знаменитой и родной ему северной Соловецкой  обители с православным Афоном.

В течение последующих пяти лет никто в монастырь из пределов Русского Севера не приезжал. Однако, начиная с 1864 года и до 1887 года в афонскую обитель почти ежегодно приезжали северяне, желающие принять монашество – всего более двадцати человек.

Самым известным из трех прибывших в 1887 году стал 31-летний крестьянин Дмитрий Дмитриевич Булатов из Спасской волости Тотемского уезда Вологодской губернии. Через два года он был пострижен в мантию с именем Серафим. В 1897 году был рукоположен в иеродиакона, в 1901 году – в иеромонаха. Отец Серафим отличался жизнелюбием и активным характером. Для него не существовало невозможных дел. Он любил говорить: «С Божией помощью все возможем».

Его служение было удивительно многогранным. Поначалу он проходил послушание в подворье монастыря в Константинополе, затем в русском представительстве в Карее (столице православного Афона). В 1911 году стал настоятелем Новой Фиваиды. В начале 1917 года отец Серафим был направлен в русские войска, участвовавшие на стороне Антанты в боях на Солунском фронте. Положение русских воинских частей было сложным, союзники рассматривали их как безликую массу, которую отправляли то на боевые действия, то на трудовой фронт. На духовника ложилась ответственная задача помочь людям, оторванным от Родины, сохранять веру и достоинство, не впасть в уныние. После октябрьского переворота 1917 года, часть русских войск союзники отправили на север Африки, отец Серафим не оставил их и в этих испытаниях. Военным командованием русской армии он был награжден орденом Святой Анны III степени, а митрополит Херсонский и Одесский Платон (Рождественский) весной 1920 года возвел его в сан архимандрита и наградил золотым наперсным Крестом.

Последние четыре года жизни он служил в подворье Пантелеимонова монастыря в Константинополе. Город был заполнен русскими беженцами, для которых до конца своих дней он был духовником.

В 1923 году принял схиму с именем Симеон. Скончался в Константинополе 5 января 1924 года.

После 1887 года и до начала Первой мировой войны в монастырь прибыло еще около сорока северян. Все они принимали монашество, а к концу жизни большинство из них – по афонскому обычаю —  принимали схиму. Как правило, все оставались рядовыми монахами (лишь один имел сан игумена, один – иеромонаха и один – иеродиакона). Северным русских крестьянам, облачившимся в монашескую мантию, привычным было любое послушание, любой труд на пользу святой обители. Их можно было встретить в переплетной, сапожной, колесной, столярной, свечной, литейной и часовой мастерских, на рыболовецких суднах, санитарами в больнице, в пожарной команде, на мельнице. Некоторые трудились на виноградниках. Были и клиросные послушания.

Были годы, когда северное «землячество» становилось довольно многочисленным. Так, в 1888 году в братии Пантелеимонова монастыря находилось 14 монахов, выходцев из северорусских уездов, в 1899 – 23 монаха, в 1904 – 26.

Но не только трудом и молитвой жили монахи-северяне. Они оказались неравнодушными к духовным размышлениям. Так, часть из них присоединилась к распространившемуся в начале ХХ века монашеской среде движению «имяславцев», осужденному Святейшим Синодом Русской православной церкви. Братия в 1910-1913 годах раскололась на сторонников и противников этого учения. Современник пишет: «произошло на св. Афоне великое смятение и ссоры».

Летом 1913 года на Афон вместе с воинской командой прибывает влиятельный богослов и духовный писатель архиепископ Вологодский Никон (Рождественский). Он должен был «увещевать заблудшихся». Однако мирное решение конфликта не состоялось. 3 июля 1913 года в Пантелеимонов монастырь прибыл пароход «Херсон», на который с помощью солдат погрузили более шестисот сопротивлявшихся монахов-имяславцев для вывоза в Россию. Среди них было восемь монахов-северян.

После революций 1917 года связи с Россией были надолго прерваны. Но и в 1920-1950-е годы — сложнейшие для Русского Афона – в сократившейся до минимума братии продолжали служение монахи-северяне.

До 1924 года служил в монастыре монах Иегудил, в миру — Иеремия Терентьевич Шилов, вологодский крестьянин, принятый в братию в 1888 году.

До 1925 года жил в монастыре схимонах Кирилл, в миру — Каллистрат Степанович Степановский, вологодский крестьянин, пришедший на Афон в 1903 году.

До 1927 года нес монашеские послушания монах Илиан, в миру —  Иван Михайлович Соколов, дворянин из Вологды, принятый в братию в 1885 году.

До 1932 года жил в монастыре монах Тимон, в миру — Тимофей Семенович Потапов, зачисленный в братию в 1890 году.

До 1942 года состоял в братии монастыря монах Иафет, в миру — Иван Ефремович Фомин, вологодский крестьянин, пришедший на Афон в 1902 году.

До 1943 года служил в монастыре монах Маруф, в миру — Матвей Савич Демаков, вологодский крестьянин, принятый в братию в 1903 году.

До 1947 года подвизался в обители схимонах Александр, в миру — Алексей Степанович Парфенов, вологодский крестьянин, пришедший на Афон в 1902 году.

Все они оставались верными своему монастырю до конца своих дней и «положили свои кости» в афонскую землю.

Будем думать, что они верили в то, что возрожденный русский Афон, как и воскресшие северные обители Валаам, Соловки и Спас-Камень,  в сложные времена «ночи мира», останутся путеводными маяками: «Афон — на Юге, Валаам — на Севере».

Сведения об авторе:

Камкин Александр Васильевич, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой теории, истории культуры и этнологии Вологодского государственного университета.