Вологодский литератор

— Ну и обед сегодня завернули… Так-то их через колено…

— И не говори – что покушал, что музыку послушал! Лучше бы сухим пайком выдали.

Сразу же раздалось несколько возмущённых голосов:

— Да, выдадут сухим пайком – жди!

— Они же за эту тушёнку удавятся… Зря, что ли, вчера Валентина, на ночь глядя, с полной сумкой куда-то из общаги урыла? Стопудово – на рынок к «хачикам»: сахар да тушёнку сдавать.

— Это точно…

С высоты двадцать второго этажа Москва мало, чем отличалась от любого, даже пусть небольшого, современного города. Те же коробки домов, серыми квадратиками выступающие из-за надоедливой пелены нескончаемого дождика, та же буйная желтизна листопада, те же люди, спешащие куда-то… Особенно здесь, в Свиблово, где ещё не успели понастроить сорокаэтажных монстров, казалось, что это и не Москва вовсе, а какой-нибудь Тольятти или Череповец. Слева виднелась узкая ленточка Яузы, с не забетонированными пока ещё берегами, какие-то гаражи, строения… А внизу, прямо за забором строящегося дома, кипел и выплёскивал эмоции мини-рынок. Даже сюда изредка доносило гортанные крики продавцов-южан, да забористый матерок подвыпивших грузчиков.

В контейнере у электриков, что находился прямо на перекрытии недавно отлитого этажа, сидели несколько строителей- монолитчиков и дружно ругали сегодняшний обед. Ругать, действительно, было за что. Жиденькую бурду никто, даже приблизительно, не смог бы назвать супом, а к порошковому пюре совсем забыли дать окорочка. Повариха Валентина клялась и божилась, что окорочка по ошибке отвезли на другой объект, но вечером, мол, они их получат вместе с ужином. В общем, у злых и голодных мужиков все разговоры, конечно же, крутились сейчас вокруг еды.

Сварщик Коля, поудобней устроившись на лавке, закурил и, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал:

• Вчера Фёдоровна в общаге Валеру Маслова пьяным заловила.
• Ну? — удивились все. — Расскажи.
• Да он по лестнице спускался – видимо, на работу в ночь…

— Точно – датенький вчера пришёл, — обрадовался Стопгайда, пожилой хохол, звеньевой монтажников. — Сам видел. Я ему ещё говорю…

Но что там говорил Стопгайда Маслову, никого не интересовало. Да и говорил он пьяным всегда одно и то же: «Шо, хлопче, – пьян? Смотри, пьяных Москва любить. Развернулся на сто восемьдесят оборотов и пшёл вон. За забором таких-то много…». Гораздо интереснее мужикам было послушать, как Наталья Фёдоровна – замещающая в данное время приболевшего коменданта общежития Геннадьича – относится к фактам выпивки. Поэтому электрик Саня бесцеремонно перебил Стопгайду:

— Да погоди ты орать – дай человека послушать. Чего там, Колёк, с Масловым-то?

— Ну, вот – спускается он со второго этажа, а Фёдоровна ему на  встречу. Попринюхалась, да и тормознула его. Спрашивает: «Пьяный?»

— Да пьяный он был. Отвечаю… — завёлся опять Стопгайда.

— Ну, можешь ты помолчать, балаболка? — напустились на него мужики. — Сейчас, вот, из контейнера вышвырнем. Дай дорассказывать-то. Давай, Коль…

Коля, как будто ничего и не произошло, продолжал:

— Спрашивает – пьяный, мол? А тот стоит, за перила уцепился, чтоб не шатало, значит, да так серьёзно и заявляет – я, говорит, не пьяный. Я – голодный…

Громовой хохот прервал рассказ.

• А-ха-ха!
• Ой, мамочки, не могу! Голодный…
• Ох, от голода бедолагу шатает. Молодец Маслов!

После такой эмоциональной разрядки все теперь потянулись за сигаретами.

• Покурить, так хоть в пузе урчать меньше станет.

Саня хитро прищурился и запанибратски хлопнул Стопгайду по плечу.

— Да у тебя, Гайда, вечно в брюхе урчит. Удивляюсь – как это ещё штаны сзади не порвались?

Все снова засмеялись, причём Стопгайда ржал даже громче остальных.

— А ему жена заплату туда посадила, — смеясь, выдавил рыжий штукатур Андрюха, которого все звали Баксом.

— Куда заплату? — серьёзно спросил Колёк. — На штаны или на задницу?

Стены контейнера снова содрогнулись от хохота.

— И на задницу, и на передницу! — веселясь, воскликнул Бакс. — Чтоб, значит, не блудил нигде на Москве.

— Ну, правильно. А то, как тот плотник кинешемский стройку с Тверской попутает…

Все уже позабыли о плохом обеде и курили, незлобиво подтрунивая друг над другом. Но тут, практичный, как и все хохлы, Стопгайда, снова умудрился подпортить настроение.

• Интересно, а окорочка за ужином выдадут?

— Вот неугомонный-то, — Колёк даже сплюнул. — Я не врублюсь чего-то – ты голодный или пьяный?

Мужиков снова согнуло от смеха.

— Да за такую ржачку, — сказал Саня, утирая слёзы, — я тебе, Гайда ты такая, свой окорочок отдам. Не жалко!

— Ловлю на слове! — тут же откликнулся тот.

— Да и мой тоже забирай, — вклинился в разговор Бакс.

— Точно отдашь? — недоверчиво спросил Стопгайда.

— Ну, ты же знаешь – моё слово твёрже бакса. Но только, чтоб все три штуки слопал.

— У нас не заржавеет! — довольно скалился хохол. — Что мне те окорочка? Ни на задний зуб! Я и не такое, к примеру, едал. Вот ты, что ты ел необычного? — обратился он к Баксу.

— Я? — призадумался Бакс. — Что я ел? Хм… — и осторожно, словно боясь спугнуть давно позабытый вкус, ответил: — Ана-нас…

— Ну, ещё бы сказал – морковь! Да я эти ананасы с каждой получки покупаю. Эка невидаль! А ты? — тут Стопгайда протянул свой палец по направлению к Сане.

— Так сразу-то и не сообразишь, — Саня взъерошил короткий ёжик волос, зачем-то полез рукой в карман, достал оттуда какую-то гайку и начал подбрасывать её на ладони. — Я, разве что, пил… Когда был в Югославии – ещё до распада. Там мне местные пиво с мёдом наливали. Дерьмо вообще-то. Не понравилось.

— Да, можно представить. А ты, Колёк?

Колёк усиленно потирал лоб и морщил брови. Как видно, ничего в голову ему не приходило.

— Бритвочку могу разжевать, — наконец сказал он.

— Ой, да на моих глазах корешок слопал половину гранёного стакана – да и то ничего, — взял реванш за ананас Бакс. — А с чего ты разговор-то такой затеял? — обратился он к Стопгайде. — Сам-то, чего? Хвост, что ли, сожрал от кометы?

Стопгайда блаженно зажмурился, словно котяра на солнцепёке, облизнулся и выговорил по слогам: — Уст-ри-цы…

— Устрицы. Вишь ты, чего… — задумался Колёк. — Не едал.

— Да уж, — позавидовал Бакс. — Сильная тема!

— Буржуйская хавка, — подытожил Саня. — И где же ты их употреблял – в Лозанне или Марселе?

— Вот ещё, — отозвался Гайда. — У нас в Донецке, в ресторане.

— Однако, — протянул Колёк. — На чего хоть похожи-то? С клешнями которые или те, что лап до фига?

— Понимал бы чего, — даже обиделся Стопгайда. — Устрицы – это, как… ну, в общем, как перловицы наши. Ну, раковины, какие в речках по дну шастают, только побольше чутка. Вот, на тарелку её вываливаешь, берёшь лимон, режешь его и сок давишь. Потом этим же соком ляпаешь ту устрицу. А она, подлая, как сок на неё попадает, пищит и лезет под тарелку. А ты её вилочкой такой специальной ловишь…

— Чего?! — вытаращил глаза Саня. — Пищит и лезет под тарелку?!

Казалось, что от смеха контейнер развалится на части. Иногда смех затихал, но стоило мужикам взглянуть на обиженную физиономию Стопгайды, как новые взрывы хохота сотрясали воздух. Привлечённый смехом к контейнеру подошёл бригадир Зелёный.

— Вы чего это? — спросил он, открывая двери. — Обед десять минут назад кончился. Работать, орлы! И, кстати, — обронил он, — тут окорочка заныканные привезли. Перерыв часика через два устроим и попьём чай. И окорочка заодно…

— Обещали отдать! — тут же подскочил Стопгайда к Сане и Баксу.

— Да ешь, ешь, приятель! Это тебе заместо устриц. Колёк и вилочку тебе специальную сварит, чтобы из тарелки их вылавливать, — засмеялся Саня.

А Бакс тут же добавил:

— Ты их компотиком польёшь, они закудахчут и начнут в разные стороны разбегаться. Тогда не зевай…

— Да пошли вы, — пробурчал Стопгайда и, поправив монтажный пояс, поспешил на сборку щитов.