Вологодский литератор

На литературной карте Европы, в современной Польше, в 82 километрах от Калининграда раскинулся небольшой городок Лидзбарк, в прошлом Гейльсберг, по-немецки звучит — Хайльсберг. 29 мая 1807 года здесь произошла Гейльсбергская битва, в которой принимал участие и получил тяжелое ранение русский поэт Константин Николаевич  Батюшков. Имя этого замечательного поэта незаслуженно забыто, а дано было ему «великое дарование и великое страдание», что «почти одно и то же» (Соч. Батюшкова под ред. Майкова, т. II, стр. 165). «Звуки итальянские! Что за чудотворец этот Батюшков!» — писал о нем А. С. Пушкин в «Заметках на полях». А наш современник поэт  А. Кушнер заметил, что для тех, кто понимает поэзию, Мандельштам – это ведь «отжатый», гармонизированный  Батюшков». Баллады и оды, психологически тонко выстроенные сюжеты поэта и воина в равной степени волнуют современного читателя, как и его трагическая судьба.

В год 200-летия заграничных походов мы вновь обращаемся к именам и датам, связанным с победой России в Отечественной войне 1812 года и заграничными походами русской армии

Лидзбарк

Лидзбарк — резиденция польских епископов. Здесь жили Николай Коперник и поэт Игнатий Красицкий. Ступив в солнечный мартовский день на замковую территорию, вдыхая запах ароматного табака из трубки вышедшего во двор работника отеля «Красицкий», направляюсь к высоко вознесенному мостику через бывший ров вокруг замка, музея — отделения центрального Музея Вармии и Мазур, находящегося в Ольштыне.

Сдержанная архитектура замка, квадратный двор с галереями, с тремя четырехгранными башнями, с залами, наполненными картинами, портретами, богатой церковной утварью, медной, серебряной и бронзовой искусно изготовленной посудой радует встречей и с тульскими старинными самоварами, бережно сохраненными, возможно, подарками из России.

Бродя по окрестностям замка, улочкам старинного города, вспоминаю имена, вошедшие в историю России, связанные с Гейльсбергским сражением.

 В.С. Трубецкой, награжденный орденом Св.Георгия за битву Гутштадт, раненый под Фридландом, П.А. Чичерин участвовавший в битве при Гейльсберге и Фридланде, за отличие в последнем награждённый  орденом Св. Георгия 4-го кл., В.Н. Шеншин сражался с французами под Гутштадтом, Гейльсбергом и Фридландом, где был ранен пулей в левую ногу и за отличие награжден капитанским чином. Д.М. Волконский — отличился под Гутштадтом, где был ранен осколком гранаты в правую ногу, а за отличие награжден золотой шпагой с алмазами и орденом Св.Анны 1-й ст., Н.И. Дурова — участвовала в битвах при Гутштадте, Гейльсберге, Фридланде, всюду обнаруживала храбрость. И.К. Мусин-Пушкин был тяжело ранен картечью в правое плечо, бок и бедро, за отличие награжден орденом Св. Владимира 4-й ст. с бантом.

И среди них поэт и сотенный начальник Константин Батюшков.

Узнав о потерях русской армии за границей, в  начале 1807 года он записался в ополчение и стал письмоводителем в канцелярии генерала Н. Татищева под руководством А. Оленина. Быть штабистом – не об этом мечтает двадцатилетний юноша:

…Но слаще мне среди полей
Увидеть первые биваки
И ждать беспечно у огней
С рассветом дня кровавой драки.
22 февраля 1897 года его определили на должность сотенного начальника Петербургского милиционного батальона, который в марте начал поход в Восточную Пруссию.

Ужели слышать все докучный барабан?
Пусть дружество еще, проникнув тихим гласом,
Хотя на час один соединит с Парнасом.

И друг появился. Им оказался Иван Петин, ровесник, тоже поэт, с которым, как вспоминал Батюшков, делили «кошелек, и шалаш, и мысли, и надежды».

2 марта 1807 года батальон в Нарве. Поэт пишет Гнедичу в шутливой форме: «Вообрази себе меня, едущего на Рыжаке по чистым полям, и я счастливее всех королей, ибо дорогою читаю Тасса или что-то подобное. Случалось, что раскричишься и со словом: — О доблесть дивная, о подвиги геройски! — прямо набок и с лошади долой. Но это не беда! Лучше упасть с Буцефала, нежели падать, подобно Боброву, с Пегаса».[1]  Путь милиционного батальона лежит через Ригу, Митаву, Шавли, Юрбург. Переправа через реку Неман, и вот Пруссия, предвкушение сражений.

… Как сладко слышать у шатра
Вечерней пушки гул далекий
И погрузиться до утра
Под теплой буркой в сон глубокий…

Русская армия сосредоточилась на выгодной позиции под Гейльсбергом — на Гейльсбергские высоты Бенигсен тщетно стремился заманить неприятеля. У Наполеона — 115 тысяч человек, у Беннигсена — около 85 тысяч. Наполеон атаковал русские позиции, был отбит.   Сражение под Гейльсбергом запечатлено в стихотворении Батюшкова «Воспоминания 1807 года»

О Гейльсбергски поля! О холмы возвышенны!Где столько раз в ночи, луною освещенный,Я, в думу погружен, о родине мечтал;  О Гейльсбергски поля! В то время я не знал,Что трупы ратников устелют ваши нивы,Что медной челюстью гром грянет с сих холмов,     Что я, мечтатель ваш счастливый,     На смерть летя против врагов,     Рукой закрыв тяжелу рану,Едва ли на заре сей жизни не увяну… —И буря дней моих исчезла как мечта!..

В тяжелейшем бою Батюшков получил ранение, но «рукой закрыв тяжелу рану», не оставлял поля боя, где позже был найден полумертвым среди груды убитых.

Испытывая невыносимую боль, «болезнь вкушая люту», при отсутствии в те времена обезболивающих средств, он был уложен на телегу и отправлен сначала в госпиталь в Юрбург, а затем в Ригу. Из письма Гнедичу: «Любезный друг! Я жив. Каким образом – Богу известно. Ранен тяжело в ногу навылет пулей в верхнюю часть ляжки и в зад. Рана глубиною в 2 четверти, но не опасно, ибо кость, как говорят, не тронута… Я в Риге. Что мог вытерпеть дорогою, лежа на телеге, того и понять не могу. Наш батальон сильно потерпел. Все офицеры ранены, один убит. Стрелки были удивительно храбры, даже до остервенения».

При Гейльсберге русские не отступили,  но по приказу Бенигсена отошли к Фридланду (Правдинск Калининградской области). Здесь произошло сражение, решившее ход кампании. Александр I 25 июня 1807 года в Тильзите (Советск Калининградской области) заключил позорный для России мир.
Батюшков из Юрбурга писал: «В тесной лачуге на берегах Немана, без денег, без помощи, без хлеба, в жестоких мучениях, я лежал на соломе и глядел на Петина, которому перевязывали рану. Кругом хижины толпились раненые солдаты, пришедшие с полей несчастного Фридланда, и с ними множество пленных…»
Из письма К. Н. Батюшкова сестрам, 17 июня 1807 г., Рига:
«…Мне пришлось много страдать во время переезда из Пруссии, но сейчас, благодаря всемогущему, который соизволил меня спасти или сохранить жизнь, я нахожусь в самом гостеприимном доме из когда-либо существовавших. Доктор прекрасен. Меня окружили цветами и ухаживают, как за ребенком… Не тревожьтесь о моем теперешнем состоянии. Хозяин дома Мюгель — самый богатый торговец в Риге. Его дочь очаровательна, мать добра, как ангел: все они меня окружают и для меня музицируют…» (III, 14 — 15).
К письму приписка: «Не пишите мне ничего такого, что могло бы меня огорчить. Мои нервы стали слабыми, я раздражаюсь по всякому поводу» (III, 14).

Семейству Мюгеля Батюшков посвятил такие строчки:

Семейство мирное, ужель тебя забуду
И дружбе и любви неблагодарен буду?
Ах, мне ли позабыть гостеприимный кров,
В сени домашних где богов
Усердный эскулап божественной наукой
Исторг из-под косы и дивно исцелил
Меня, борющегося уже с смертельной мукой!
Ужели я тебя, красавица, забыл,
Тебя, которую я зрел перед собою
Как утешителя, как ангела небес!..

«Ангел небес» – дочь Мюгеля Эмилия. Л. Н. Майков, биограф Батюшкова, писал: «Все наши попытки собрать в Риге сведения о негоцианте Мюгеле и его семействе оказались безуспешными». Неизвестно, ответила ли Эмилия  на чувства поэта.  Из письма К. Н. Батюшкова к Н. И. Гнедичу, 12 июля 1807 г., Рига:  «…Я в отечестве курительного табаку, бутерброду, кислого молока, газет, лакированных ботфорт и жеманных немок живу весело и мирно; меня любят. Хозяйка хороша, а дочь ее прекрасна: плачут, что со мной должно расставаться» (III, 16).
Расставание было неизбежно, и в России Батюшков пишет:

Теперь я, с нею разлученный,
Считаю скукой дни, цепь горестей влачу.

Можно сказать, что это были лучшие, счастливейшие дни поэта, где «его любили».
Всю чашу страдания и  счастья он испил в 1807 году. Позже будут сражения и жестче, чем Гейльсбергское, но Батюшков останется невредимым.

Романтическое представление о войне ушло. В 1811 году он написал: «…Люди режут друг друга затем, чтоб основывать государства, а государства сами собою разрушаются от времени, и люди опять должны себя резать и будут резать, и из народного правления всегда родится монархическое, и монархий нет вечных, и республики несчастнее монархий, и везде зло…».

Битва народов

Позже в войне со Швецией он совершит поход в Финляндию. Когда наполеоновские войска вторгнутся в Россию, Батюшков напишет Вяземскому: «Если бы не проклятая лихорадка, то я бы полетел в армию. Теперь стыдно сидеть над книгою; мне же не приучаться к войне. Да, кажется, и долг велит защищать отечество и государя нам, молодым людям».

Нет, нет! Пока на поле чести
За древний град моих отцов
Не понесу я в жертву мести
И жизнь, и к родине любовь;
Пока с израненным героем,
Кому известен к славе путь,
Три раза не поставлю грудь
Перед врагов сомкнутым строем, —
Мой друг, дотоле будут мне
Все чужды Музы и Хариты,
Венки, рукой любови свиты,
И радость шумная в вине!
24 июля 1813 года штабс-капитан Батюшков с повзрослевшей душой отправляется в действующую армию к генералу Н.Н. Раевскому и вновь участвует в сражениях: «под Донной», «в виду Дрездена».

4 октября 1813 года началась битва под Лейпцигом: «Ядра и гранаты сыпались как град…Признаюсь тебе, что для меня были ужасные минуты, особливо те, когда генерал посылал меня с приказаниями то в ту, то в другую сторону, то к пруссакам, то к австрийцам, и я разъезжал один, по грудам тел убитых и умирающих… Ужаснее сего поля сражения я в жизни моей не видал и долго не увижу. При конце дня генерал сказал мне: «я ранен, я ранен!» – и с этим словом наклонился на лошадь… Петин убит. Петин, добрый, милый товарищ трех походов, истинный друг, прекрасный молодой человек – скажу более: редкий юноша… Мать его умрет с тоски». (Из письма Гнедичу 30 октября 1813 года из Веймара.)

«Я представлен к Анне за последние дела и к Владимиру – за первые… Пришли мне Анненский крест, хорошей работы и хорошего золота, с лентою, небольшой величины… Еще купи Владимирский крест: я к нему представлен за Теплиц… Здесь этого не сыщешь, а при генерале не ловко не носить крестов. Не забудь и георгиевских лент для медали». (Из письма Гнедичу 30 октября 1813 года из Веймара.)
«Я объехал весь Лейпциг кругом и видел все военные ужасы. Еще свежее поле сражения, и какое поле! Слишком на пятнадцать верст кругом, на каждом шагу грудами лежали трупы человеков, убитые лошади, разбитые ящики и лафеты. Кучи ядер и гренад и вопль умирающих». (Из письма Гнедичу из Веймара 30 октября 1813 года.)

2 января 1814 года с отрядом генерала Н.Н. Раевского Батюшков близ крепости Гюнинга перешел через Рейн:

И час судьбы настал! Мы здесь, сыны снегов,
Под знаменем Москвы, с свободой и с громами!..
Стеклись с морей, покрытых льдами,
От струй полуденных, от Каспия валов,
От волн Улеи и Байкала,
От Волги, Дона и Днепра,
От града нашего Петра,
С вершин Кавказа и Урала!..

26 февраля 1814 года Батюшков посетил замок Сирей, где ознакомился с библиотекой Вольтера: «В Вольтеровой галерее …столовая наша была украшена русскими знаменами… С некоторою гордостью, простительною воинам, в тех покоях, где Вольтер написал лучшие свои стихи, мы читали с восхищением оды певца Фелицы и бессмертного Ломоносова, в которых вдохновенные лирики славят чудесное величие России, любовь к отечеству, сынов ее и славу меча русского».
Вскоре последовало сражение у Арсиса. «Зрелище чудестное! Вообрази себе тучу кавалерии, которая с обеих сторон на чистом поле врезывается в пехоту, а пехота густой колонной, скорыми шагами, отступает без выстрелов, пуская изредка батальный огонь… Пушки, знамена, генералы, все досталось победителю». (Из письма Гнедичу 27 марта 1814 года, в окрестностях Парижа.)

К середине марта 1814 года русская армия подошла к Парижу:
«Мы продвигались вперед с большим уроном… Все высоты заняты артиллериею, еще минута, и Париж засыпан ядрами. Желать ли сего? – Французы выслали офицера с переговорами, и пушки замолчали. Раненые русские офицеры проходили мимо нас и поздравляли с победою. «Слава Богу! Мы увидели Париж с шпагою в руках! Мы отомстили за Москву!» – повторяли солдаты, перевязывая раны свои…». (Из письма Гнедичу 27 марта 1814 года, в окрестностях Парижа.)
19 марта 1814 года в составе свиты императора Александра I штабс-капитан К.Н. Батюшков вступил в Париж: «Государь, среди волн народа, остановился у полей Елтсейских. Мимо его прошли войска в совершенном устройстве». «Я часто с удовольствием смотрю, как наши казаки беспечно прогуливаются через Аустерлицкий мост, любуясь его удивительным построением, с удовольствием неизъяснимым вижу русских гренадер перед Трояновой колонной или у решетки Тюльреи… Французы дорого заплатили за свою славу, любезный друг! Они должны быть благодарны нашему царю за спасение не только Парижа, но целой Франции, – и благодарны: это меня примиряет несколько с ними…». (Из письма Дашкову 25 апреля 1814 года.)
27 июля 1814 года в Петербурге К.Н. Батюшков принял участие в празднике в честь «победителя французов» императора Александра I, где на музыку Бортнянского были исполнены куплеты Батюшкова. Главный сценарий праздника также составил Батюшков. В награду он получил от императрицы бриллиантовый перстень, который  отослал своей сестре Вареньке, проживавшей в Хантоново, имении их матери.

«Где счастья нет следов»

После окончания войны с Наполеоном  наступит время страданий душевных, безденежья,   несложившаяся личная жизнь.   Он был направлен в Каменец-Подольске, где тяготился своей службой: «Мы живем в крепости, окружены горами и жидами… Вы можете судить, какое общество в Каменце. Кроме советников с женами и с детьми, кроме должностных людей и стряпчих, двух или трех гарнизонных полковников, безмолвных офицеров и целой толпы жидов, – ни души… Все мои радости и удовольствия в воспоминании».

Я чувствую: мой дар в поэзии угас,
И Муза пламенник небесный потушила;
Печальна опытность открыла
Пустыню новую для глаз,
Туда меня влечет осиротелый Гений,
В поля бесплодные, в непроходимы сени,
Где счастья нет следов,
Ни тайных радостей неизъяснимых снов.

В 33 года его настигает душевная болезнь. Когда в 1830 году его навестит А.С. Пушкин, и его учитель, его кумир не узнает его, Пушкин напишет: «Не дай мне Бог сойти с ума, нет, лучше посох и сума…»

Батюшков умер 7 июля 1855 году, похоронен на кладбище Спасо-Прилуцкого монастыря. 29 мая 1987 года в связи с 200-летним юбилеем Константина Николаевича Батюшкова, на Кремлевской площади Вологды установлен памятник поэту и воину, держащему за повод своего боевого коня (автор В. Клыков). Константина Батюшкова помнят как поэта, и, говоря современным языком, фронтовика, для которого сражения относились к  его  «сладким воспоминаниям», потому что «не бледнел под ядрами», «не изменил чести и не оставил ее знамени».

[1] Отрывки из писем цитируются по книге: Кошелев В. А. Константин Батюшков. Странствия и страсти.— М.: Современник, 1987.—351с., ил.— Б-ка «Любителям российской словесности».