Вологодский литератор

Обсуждая уроки февральской и октябрьской революций с отстояния в столетие, мы перебираем системные и непредумышленные причины, причины экономические, политические, социальные, религиозные… Перечисляем враждебные силы, толкавшие или манившие Россию в смуту и на братоубийственную войну. Англосаксы, банкиры, масоны, сектанты, пролетарии… Всё так, но я хочу вспомнить ещё одну «движущую силу революций» и поговорить о молодёжи, точнее, о конфликте «отцов и детей», этой обязательной составляющей всякой государственно-народной трагедии.

Для начала вспомним, что в архаичном кастово-сословном обществе понятия «молодёжь» не существовало. То есть, маленький дворянчик рос, вбирая военные знания и, пройдя в пятнадцать лет инициацию, становился рыцарем, совершенно полноправным дворянином. И маленький крестьянчик возрастал лет до тринадцати, пока не женился и получал долю пахоты. Сын купца обязательно становился купцом, сын священника — священником. А вот с усложнением общества, прежде всего связанного с развитием технического прогресса, и оформлением новых социальных институтов, когда стало просто необходимо дробить касты-сословия в разночинство, т.е. когда дворянин по происхождению своевольно мог стать артистом, а сын священника химиком, когда появились ваганты-студиусы, тогда-то и образовалась эта — «особая социально-возрастная группа, отличающаяся возрастными рамками и своим статусом в обществе: переход от детства и юности к социальной ответственности».

Если вначале, лет двести назад, молодость, как «переход от детства», укладывалась в студенческие три-пять лет, то сегодня общепринято считать человека молодым, то есть, ещё вне «социальной ответственности» и в тридцать пять. А то и до сорока лет. Как-то так получается, что для нас стало совершенно приемлемо, когда с пятнадцати до тридцати пяти — двадцать лет! — уже при полном интеллектуальном развитии, профессиональной выученности, физическом совершенстве, человек всё ещё этически безответственен, пребывая в моральном праве на безнаказанность или снисходительность за совершаемые им проступки!

Эта разбухающая в лоне технического прогресса нравственная инфантильность и используется в революциях последних двух веков со всё большей силой. Не спрашивайте — кем? Конфликт поколений, конфликт «отцов и детей»… Обратите внимание: в «цветных революциях», организуемых в христианских странах, митингующих к бунту обязательно взывает некая взрослая женщина — символическая мать взывает сынов на эдипов грех отцеубийства. Или же верховная жрица культа левой руки?

Когда-то общество всколыхнулось от романа Тургенева — разве можно ненавидеть самых родных? А сегодня разрыв поколений перешёл порог необратимости. Меж 60-летними и 30-летними пропасть уже закритична, о ней бесполезно кричать, плакать по ней с заламыванием рук. Она — факт, трагичная реальность с которой надо жить. Но, понятное дело, не равнодушно, без возрастного эгоизма молодых и снобизма старых.

Теперь о своём. Почему конфликт «отцов и детей» особенно страшен в области языка, речи, литературы? Как куратор Совета молодых литераторов Союза писателей России, как организатор и руководитель многих всероссийских и региональных семинаров, фестивалей и конкурсов, ответственно заявляю: в отечественной литературе разрыв поколений обернулся бедой не только в спаде мастеровитости, но, что гораздо тяжелее, профессиональное сиротство разверзлось обнищанием духа. Отсюда и на эпос ни у кого нет дыхания, и душевно-эмоциональная анемия — неспособность к сочувствию. Молодые писатели не приняли на плечи наследный крест нашей литературы — крест народослужения. Новая литература даже не понимает слова «народность». Молодым поэтам и прозаикам кажется, что это нечто затерянное из Советского Союза, и приходится разъяснять, что «народность» — один из определяющих признаков русскости в литературе. Что это не только наследование и овладение культурным достоянием нашей тысячелетней истории, но и высшая форма развитости сочувствия к людям.

Повальное мелкотемье — прямой результат того, что старшее поколение мастеров оказалось искусственно замкнуто, изолированно и не может передавать младшим ни ремесленные наработки, ни духовные заветы. Сегодня многие из ребят искренне объявляют, что не было у них учителей, что не ходили они в литобъединения, не увлекались творчеством еще живущих и активно пишущих поэтов и прозаиков, а вроде как до них были только Пушкин и Лермонтов. И Блок. Но ведь литературный процесс жив именно прямым непрерывным рукоположением, как в Церкви — Христос возлагал благословляющую руку на головы апостолов, от апостолов руко-полагались епископы, от тех — священники. Так и в литературе — всегда есть школы, есть течения и направления, и Пушкину нужен был Державин, как Гумилеву Анненский. Иначе любое дело не поднимается из дилетантизма, где успех и неуспех всегда случайны.

Что за «наследный крест» у русского писателя? В чём его долговая «народность»? Приведу несколько формул-тезисов, сложившихся в выступлениях перед молодёжью:

Нация формируется языком. Кровь и почва в этом процессе вторичны. Именно язык созидает народ, через язык в нацию входят и вживаются и новые этносы, и новые пространства. И сам народ меняется языком, посредством которого нацию можно рассеять и мобилизовать, рассечь и возродить.

Речь для человека является не «главным средством коммуникации», а сутью его сознания. В отличие от всех иных тварей, человек разумный мыслит словами, а не картинками, и потому для полноты развития личности словарный запас важен не только количественным наполнением, но и качественным. Умение воспринимать, усваивать, впитывать и воссоздавать литературно-художественную образность возводит сознание личности на следующий по высоте уровень, принципиально столь же отличный от предыдущего, чисто прагматичного, насколько тот разнился с мышлением животных. А что за государственность можно построить без опоры на личность? Военный коммунизм?

Литературный процесс — это процесс национального самосознания. Через и в ходе литературного процесса нация себя видит, себя чувствует, осознаёт и — запоминает. Именно художественная литература является основой, истоком и первопричиной любой цивилизации. В древнейшие, дописьменные времена гимны воспевали герои, так уже самыми первыми песнями утверждалась, узаконивалась иерархия в сложности социума. И в столь же древних мифах через образы и символы излагалась идеи сотворения и правила существования Вселенной, давался идеал человеческого бытия в центре божественного мироздания.

Но художественная литература для цивилизации не только изначальность, она её постоянная животворящая сила, её наполненность и рост, её стержень и покрытие. Именно живой, ежедневно прибывающей литературой определяется роль нации в земной истории и действительности. За пределами литературы цивилизации нет. Ибо там нет ничего человеческого. Только звериное, стихийное, демоническое.

Я как-то пытался определить границу между русской и русскоязычной литературой — понятно же, она проходит не по принадлежности крови — и нашел, сформулировал три закона-признака русскости. В первую очередь, это та самая народность. Русский писатель, какого бы происхождения ни был, никогда не станет учителем своего народа, его вождем и, тем более, его судьей. Русский писатель навсегда внутри народа. И если народ — преступник, то, значит, и он преступник, если народ — жертва, то и он жертва. Настоящий русский писатель не может смотреть «со стороны» или «сверху».

Второе: только нашей русской литературе присуща лиричность — прямой разговор души с душой, посредством ли слов, красок, музыки. В западной литературе есть сентиментальность, есть романтичность. Но прямое соприкосновение души с душой — это только в русском искусстве. Оглянитесь: если писателю не дано написать лирическую сцену — это однозначно не русский, а русскоязычный автор. Думаю, что это нам даёт Православие. Лирические стихи Лермонтова, Толстого, Фета, Тютчева, — да всех русских гениев — религиозны. Вот мы читаем и перечитываем пушкинскую «Капитанскую дочку». А ведь при Пушкине литературный русский язык был еще очень беден, не разработан, в нём не было достаточно слов для выражения высоких мыслей и чувств, у поэта не было того изощрённого инструментария, каковой под рукой у современного писателя. Но почему же мы влюбляемся во всех его героев, даже Швабрина жалко? Почему мы сочувствуем им, сопереживаем, въяве видим события и всей душой волнуемся далекому прошлому? А! это и есть лиричность.

Третье — нравственность. Многие шоумены от литературы берут метафоричностью. Метафора — да, это почти художественный образ. Почти: метафоричен любой сленг, воровская феня весьма метафорична. Но художественный-то образ — нечто большее, чем метафора, в нём присутствует дыхание Божие. Что возможно только при чистоте души самого автора. Если автор грязен, то художественного образа он не создаст, придумает троп, сочинит аллегорию. Но это будет не вдохновение, а комбинаторика, что легко почувствовать.

Слышат ли молодые? Далеко не все. Трудно им.

Сегодня разрыв поколений за порогом необратимости. Пропасть меж 60-летними и 30-летними — трагичная реальность. Пропасть не эстетическая, не интеллектуальная, а этическая, нравственная. Этим культурным обрывом человечество вошло в дурную перманентность революции.

И эта пропасть в культуре, в цивилизации, самой культурой не преодолима! Нет в современной нам секуляризованной культуре сил на возвращение обществу единочувствия, в глобально состоявшейся техническо-материалистической цивилизации нет даже мотиваций на воссоединение интересов.

Но такие силы есть в вере! Есть сила Духа в нашей Святой Руси.

«Да вси едино будут: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут: да (и) мир веру имет, яко Ты Мя послал еси. И Аз славу, юже дал еси Мне, дах им: да будут едино, якоже Мы едино есма. И Аз славу, юже дал еси Мне, дах им» — «да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня. И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино». Иоан.17:21-22.

Сегодняшний обрыв в культуре материализма на религиозном уровне вообще не реален, в духовном плане он просто не существует! Православная жизнь, жизнь во Христе — вот даже не мост, а магистраль через любую цивилизационную пропасть. Ибо во Христе нет разделённости ни временем, ни расстояниями: участники Литургии каждый раз участники Тайной вечери, как едины причастники что на Дальнем нам, что Ближнем востоках. «Идеже бо еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их» — «ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Мф. 18:19. Да и притча о блудном сыне дана на все века и всем народам.

Когда работаю на семинарах, фестивалях и конкурсах с молодыми поэтами и прозаиками, знаю, что в любой группе всегда есть ребята и девчата уже осознанно, укреплёно верующие, жизненно воцерковлённые. Это те, за которыми будущее русской литературы. И рядом с ними такие же молодые, но явно нечеловечески злобящиеся на православие — при неловком касании темы крестоношения просто обжигаешься их ненавистью. Что они дадут нашей Родине завтра? Думаю, обойдется она без них, даже талантливых. Жаль, но им не перешагнуть…

(http://ruskline.ru/analitika/2017/03/06/razryv_pokolenij_v_sovremennoj_russkoj_literature/)