Вологодский литератор

Николай Алексеевич Клюев – выдающийся певец Русского Севера. Его таинственная и трагическая  жизнь определила основную направляющую силу его поэзии  — пророческий дар.

Клюева как поэта-пророка характеризуют многие современные исследователи его творчества: О.Н. Бахтина, Л.А. Киселева, С.С. Куняев, К.К. Логинов, Е.И. Маркова, Э. Мекш,  А.И. Михайлов, С.Г. Семенова, M. Makin, R. Vroon.

Каковы же культурные истоки, жанры, темы, образы и символы пророческих текстов в творчестве  Н.А. Клюева?

Культурные истоки

В  «Поддонном псалме»  Клюев заявляет о своей духовной жажде – стремлению к  слову правдивому, истинному,  которое поэт называет «словом неприточным, по звуку неложным, непорочным» (неприточным – значит – свободным от пристрастий, справедливым):

Что напишу и что реку, о Господи!

Как лист осиновый все писания,

Все книги и начертания:

Нет слова неприточного,

По звуку неложного, непорочного.

Исследователи пророческих текстов Н.А. Клюева по-разному определяют их культурные истоки. Одни уделяют особое внимание фольклорной традиции (Е.И. Маркова). Сам Клюев писал о влиянии на его творчество своей матери, даровитой сказительницы. Другие говорят о его увлечённости сектантской духовной поэзией (R. Vroon). Некоторые даже видят прямую их связь с языческими колдовскими практиками, распространенными на Русском Севере (К.К. Логинов), с чем совершенно нельзя согласиться, поскольку функция клюевских профетических текстов совершенно иная – поэтическая. Кроме того, Клюев  несравнимо выше языческих традиций. Это великий поэт, глубоко постигший христианский духовный опыт. Безусловно, правы те авторы, которые связывают пророческий голос поэзии Клюева с традициями древнерусской литературы, с книжными традициями старообрядчества (Л.А. Киселёва, , Э. Мекш, Г. С. Ситько, Н.И. Толстой). Вместе с тем поэт был продолжателем и традиций пророческой поэзии XIX века – Лермонтова, Тютчева. Н.А. Бердяев в свое время отмечал: «Русской литературе свойствен профетизм, которого нет в такой силе в других литературах». Клюев так говорит о своем пророческом даре:

О, Боже сладостный, ужель я в малый миг

Родимой речи таинство постиг, 

Прозрел, что в языке поруганном моем

Живет Синайский глас и вышний трубный гром.

(Поддонный псалом, 1916)

В поэтических произведениях Клюева постоянно встречаются явные и скрытые цитаты из Библии. Нередко, говоря о своем пророческом даре,  он   вспоминает библейского псалмопевца царя Давида, который для него является идеалом поэта:

Кручинюсь в избе у окошка

Кручиной библейских царей.

Давид убаюкал Саула

Пастушеским красным псалмом,

А мне от елового гула

Нет мочи ни ночью, ни днём.

Или:

Господи Благослови,

Царь Давид помоги,

Иван Богослов,

Дай басеньких слов …

Следуя традициям народной духовной поэзии, библейскую ономастику Клюев наполняет символическим смыслом и создаёт образы Святой Руси. Сравним строки из «Голубиной книги» и клюевский текст:

В «Голубиной книге»:

Ой ты, гой еси, наш премудрый царь,

Премудрый царь Давид Евсеевич!

Прочти, сударь, Книгу Божию,

Объяви, сударь, дела Божие,

Про наше житие, про святорусское …

У Клюева:

Низкая, деревенская заря, –

Лён с берёстой и с воском солома.

Здесь всё стоит за Царя

Из Давидова красного дома.

Жанры

Основные жанры художественных текстов Н.А. Клюева, имеющих пророческую направленность, это таинственные предсказания, видения и сновидения, описания чудесных явлений духовного мира и борьбы божественного и демонического  начал в душе человека, а также молитвы, духовные завещания.

Пророчества. Наиболее известны в истории русской культуры поэтические  пророчества М.Ю. Лермонтова, в меньшей степени – Н.А. Клюева. Следует отметить тематическую общность некоторых их предсказаний: это весть о грядущих бедах Отечества и предчувствие  собственной смерти и её обстоятельств. Лермонтов почти за сто лет предсказал страшную революцию в стихотворении «Предсказание» (1830 г.): Настанет год, России черный год, / Когда царей корона упадет …. Клюев ещё в 1934 году пророчествовал в «Песне Гамаюна» о многочисленных бедах наших дней:

К нам вести горькие пришли,

Что зыбь Арала в мертвой тине,

Что редки аисты на Украине,

Моздокские не звонки ковыли,

И в светлой Саровской пустыне

Скрипят подземные рули!

Нам тучи вести занесли,

Что Волга синяя мелеет,

И жгут по Керженцу злодеи

3еленохвойные кремли,

Что нивы суздальские, тлея,

Родят лишайник да комли!

Есть у Клюева и другие удивительные предсказания о трагических событиях  XX и даже XXI века. Это пророчество о революционных событиях  в Киеве как в начале XX, так и  в начале XXI веков – в наши дни, о последующих гонениях на православных:

Вот Киев, по усладным тропам

К нему не тянут богомольцы,

Чтобы в печерские оконца

Взглянуть на песноцветный рай,

Увы, жемчужный каравай

Похитил бес с хвостом коровьим,

Чтобы похлебкою из крови Царьградские удобрить зерна!

Это и предсказание об обмелении Волги и о страшном землетрясении в Карабахе в 1988 году:

Под саваном песков, что бесы намели,

Уснула русских рек колдующая пряха;

– Ей вести черные, скакун из Карабаха

<принес> …

Э. Мекш обратил внимание на поразительное предвидение Клюевым в поэме «Песнь о Великой  Матери» чернобыльской катастрофы:

«Тут ниспала полынная звезда, —

Стали воды и воздухи желчью,

Осмердили жизнь человечью.

А и будет Русь безулыбной,

Стороной нептичной и нерыбной!

И, наконец, самое удивительное предсказание, сделанное поэтом в 1918 году, о появлении Интернета и последующем отчуждении людей от истинной культуры и её традиций:

Из космических косных скорлуп

Забрезжит лицо Исполина:

На челе прозрачный топаз – Всемирного ума панорама,

И «в нигде» зазвенит Китоврас,

Как муха за зимней рамой.

Заслюдеет память-стекло,

Празелень хвой купальских…

(Русь-Китеж)

Видения и сновидения. Многие поэтические сновидения  Клюева связаны с темой смерти. Так, тексту стихотворения «Поэту Сергею Есенину», написанного Клюевым в 1916-1917 гг., предпослан такой пророческий эпиграф:  «“У тебя, государь, новое ожерельице…”  —  Слова убийц св. Димитрия-царевича».  В  этом стихотворении поэт передаёт своё сонное видение, в котором он предвидит собственную смерть «в глуши еловой»:

«Сон живой, павлиний.

Где перловый иней

Запушил окно,

Где в углу за печью,

Чародейной речью

Шепчется Оно.

Дух ли это Славы.

Город златоглавый,

Савана ли плеск?

Только шире, шире,

Белизна псалтири — 

Нестерпимый блеск.

Тяжко, светик, тяжко!

Вся в крови рубашка…

Где ты, Углич мой?..

Жертва Годунова,

Я в глуши еловой

Восприму покой.

Буду в хвойной митре,

Убиенный Митрий,

Почивать, забыт…

Действительно, в 1937 году поэт был расстрелян в Сибири – «в глуши еловой», под Томском, и до сих пор неизвестно, где его могила. О своем предстоящем расстреле он писал ещё в 1919 году: «Товарищи, не убивайте, / Я поэт!… Серафим! … Заря!...»  Предвидел он и свое нищенское, бездомное существование в Сибири:

Стариком, в лохмотья одетым,

Притащусь к домовой ограде …

Я был когда-то поэтом,

Подайте на хлеб Христа ради!»

(1922 год)

Сохранились «Сновидения Клюева», записанные его друзьями Н.И Архиповым и Н.Ф. Христофоровой-Садомовой и сравнительно недавно опубликованные. Это пророческие видения, раскрывающие духовный мир поэта и его мистическую оценку происходящих событий.  Например, сновидение «Студёная жажда” (14 июля 1923 записано Н.И Архиповым): Будто двор снежный в церковной ограде. На дворе церквушка каменная, толстостенная, почитай, вся снегом занесена. В надовратном кокошнике образ Миколин, и ты, братец мой, в нищем пальтишке, голорукий, в папертные врата стучишься – иззябший и бездомный. Под оконцем церковным ледяной колодец, а в нём вода близкая, но не нагнуться мне, пясткой не захлебнуть: норовлю я черпаком берестяным водицы испить. Только гляжу, человек передо мной бородатый на костылях по имени и отчеству меня окликнул и в церковь позвал причастной теплотой мою студёную жажду погасить. Человек на костылях и ты, братец, на снежном крыльце в одно слились, и обличье у вас стало одно, и голос один. Врата же церковные открыл Невидимый…. В этом сне передаётся в образно-символической форме состояние мистической оставленности и неутоленной духовной жажды русского человека, лишённого своих православных истоков в послереволюционной России. “Образ Миколин” и его церковь притягивают к себе душу поэта своей спасительной духовной силой. Они воплощают Святую Русь, к которой рвётся душа поэта и без которой она обречена на гибель. Фольклорные образы преобразуются поэтом и органически включаются в духовный символизм  сна. Образ Николая Чудотворца явлен в этом сне в двух традициях: церковной (В надовратном кокошнике образ Миколин …) и фольклорной (человек передо мной бородатый на костылях по имени и отчеству меня окликнул и в церковь позвал причастной теплотой мою студёную жажду погасить …). В произведениях устного народного творчества Святой Николай  нередко изображается хромоногим (без одной ноги), что объяснялось народным двоеверием,  при котором образы христианских святых соотносились с языческими персонажами. По языческим представлениям, хромота представлялась как печать иного мира.

Описание чудесных явлений духовного мира и борьбы божественного и демонического  начал в душе человека. Духовный путь Клюева был тернистым. Однако и у него в конце жизненного пути мы видим в поэме «Песнь о Великой Матери» победу христианских духовных ценностей над силами мирового зла. Поэзия  поэта свидетельствует о его глубоком познании духовного мира, мистические образы которого запечатлены во многих его произведениях. Так, в его «Поддонном псалме» в поэтических образах воплощен плач поэта о своих грехах  и светлая надежда на духовное очищение и возрождение:

«О душа моя – чудище поддонное,

Стоглавое, многохвостое, тысячепудовое,

Прозри и виждь: свет брезжит!

Раскрылась лилия, что шире неба,

И колесница Зари Прощения

Гремит по камням небесным!»

Далее поэт рисует свое видение Рая, используя реалии родного ему крестьянского мира:

Твоя изба рудо-желта,

Крепко срублена, смольностенна,

С духом семги и меда от печи,

С балагуром-котом на лежанке

И с парчовою сказкой за пряжей.

Молитвы. По своему духовному чувству многие стихотворения  Клюева подобны молитвам. У многих русских поэтов есть стихотворения с названием «Молитва» (у Пушкина, Лермонтова, Майкова, Блока и др.). В 1916 году Клюев также написал подобное стихотворение – духовное  завещание:

Молитва

Упокой мою душу, Господь,

Во святых, где молчит всяка плоть,

Где под елью изба – изумруд –

Сладковейный родимый приют,

Там божница – кувшинковый цвет,

И шесток неостывший согрет!

Облачи мою душу, Господь,    

Как зарю, в золотую милоть,

Дай из молний венец и вручи

От небесной ограды ключи:

Повелю серафимам Твоим

Я слететься к деревням родным,

Днём сиять, со всенощною ж мглой

Теплить свечи пред каждой избой!

О, взыщи мою душу, Творец,

Дай мне стих – золотой бубенец,

Пусть душа – сизый северный гусь –

Облетит непомерную Русь,

Здесь вспарит, там обронит перо –

Песнотворческих дум серебро,

И свирельный полёт возлюбя –

Во святых упокоит себя!